"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Русанов Владислав Адольфович - Страница 50

Наши сотоварищи еще не подошли. Мы с Дожем заняли дальний угол, расположившись за столом, приказав служанке напомнить хозяину о нас. Только гном раскурил свою трубочку, только я отхлебнул пенку от самого края бесплатного первого, как четверо слуг во главе с хозяином заставили наш стол… у меня аж перехватило дыхание… чего здесь только не было! Перечислять все это — просто тратить время и без толку будоражить желудок. Мясо, рыба, гарниры, зелень, вино. У меня помутилось в желудке, а заодно и где-то в голове. Я так и замер, смотря на все это. Когда подошли остальные, гном усердно пытался вывести меня из ступора.

— Мужики, у вас проблемы? — процокал кентавр. — Ой, а чего это с ним?

— Трудное детство, игрушки из подсобного материала… — сквозь зубы проскрипел гном, не переставая меня трясти. — Боги, кто-нибудь, да влейте в него крепкого, малый с голодухи совсем отупел!

Красное зерстское влилось мне в горло, я закашлялся.

— На, закуси, — пододвинул мне ломоть вареной говядины гном. И с сожалением закончил: — Совсем отощал, бедолага.

В четыре глотки мы принялись за еду. Когда уже была изничтожена первая подача, кентавр, сыто рыгнув, вдруг вспомнил, что чего-то, точнее, кого-то не «-хватает.

— Парни, а где наша принцесса? Получив молчаливый жующийся ответ, он жестом подозвал к себе трактирщика.

— Хозяин, а где девушка, что была с нами?

— Милостивый государь, девица потребовала к себе еще одну служанку. Право слово, я только могу догадываться о том, чем они там втроем занимаются и когда она соизволит выйти.

— Хорошо, хорошо, — махнув рукой, отпустил его кентавр и тут же замер с веточкой укропа во рту.

Мы оглянулись.

И почему мне захотелось сразу же встать? Не знаю…

По лестнице в зал снисходила богиня, с виду чем-то похожая на ту зашуганную девчонку, что не открывала рта последние две недели.

Распущенные ярко-рыжие волосы струились по обнаженным плечам, подчеркивая тонкую лебединую шею. Глубокий вырез нежно-голубого бархатного платья дразнил двумя холмиками молочно-белого цвета, чуть-чуть — но как значительно! — выглядывающими наружу. Само платье было такое узкое, что казалось, будто бывшая наследница Вильсхолла вот-вот выскочит из него. И все это довершал длинный шлейф, струившийся за королевной, вкупе с походкой, которой могла позавидовать самая благородная породистая кошечка.

Богиня величаво прошествовала к нам и грациозно села на предложенное кресло.

— Прошу садиться, господа…

Кто как, а я просто рухнул! Рука сразу потянулась к ближайшему кувшину, так как во рту у меня просто пересохло.

Гном укоризненно ткнул меня локтем, правда, не очень понятно, что он конкретно имел в виду, поэтому я налил и ему. Дож вздохнул и снова встал.

— Позвольте выразить свое восхищение, сударыня, ибо ваше присутствие делает волшебным этот вечер и это место. Вы оказали нам честь, соизволив согласиться отужинать с нами, и… и… ибо… — В первый раз за время нашего знакомства гном, пройдоха, матерщинник и законченный циник, залился краской.

На помощь Дырявому Мешку пришел кентавр:

— Мой друг, сударыня, хочет сказать, что ваша красота и ваше величие, благородство, грация, фасон и… — И он тоже замер, поняв, что сморозил чего-то не то.

— Настолько поразили наше сознание, — вскочил Куп, — что все слова в подлунной стороне этого мира просто не могут выразить восхищения, поселившегося в наших сердцах!

Волна вина докатилась до моего желудка и эхом отозвалась в голове, требуя срочного повторения.

— Выпьем! — поднялся я следом за товарищами.

— Ваше здоровье! — хором подтвердили остальные, дружно подняв стаканы.

— И когда у нас кончились стрелы, Куп схватил первое, что попалось под руку, а это было не что иное, как ослиная челюсть, и в одиночку атаковал ненавистных фелистов — вел светскую беседу Дио. — О, сударыня, мой друг способен на многое!

— Как сейчас помню, у меня три туза и две восьмерки. Ну, думаю, все — банк у меня в кармане. Но кто знал, что у этого деятеля на руках полный стрит!

— Я вообще-то тролль, мало пьющий, но Оз с Дуди и Крохом буквально силком вливали и вливали в меня это пойло. Они утверждали, что старик Архи учил их проводить операции по удалению зубов при полной отключке больного. А так как ни один деревянный молоточек не выдержал моего черепа, то меня было решено просто упоить…

— А я всегда утверждал и утверждаю, что главное не в том, следуешь ли ты правилам стихосложения. То есть, по-моему мнению, не обязательно соблюдать правила, рифмы, размер стиха. Главное, я считаю, чтобы строки шли от души, пелись сердцем, даже если на сторонний взгляд они слышатся как полная чушь, бред! Повторяю, главное — это душа строк, поющихся сердцем. Вот, например, — и эльф заголосил, завыл, запричитал, подкатывая кверху глаза:

Я искал корабли, что уносят закат к краю земли, где безумствует ад.

Я прощенья просил у своих берегов, вижу: парус спускается из облаков.

Я вернулся в луга, я умылся росой, слышу: шепот травы напевает покой

Я уснул, и в траве, что периной была, видел вновь корабли, что уносят закат…

Наши нормальные застольные разговоры смолкли, я, гном и кентавр удивленно уставились на Купа.

— Глобально, — выдохнул Дио, поглядывая на теребящую скатерть задумавшуюся Винетту.

— Нормально! — высунулся Дож. — Вечная эльфийская тема: исход в лучшие земли, корабли, приходящие за очередной партией эмигрантов раз в пятьдесят лет. Нет! По мне, существуют только два вида поэзии. Та, которая поется за лихим столом, и та, от которой радуется сердце и смеется душа, ибо нет ничего лучше в длинной дороге, как добрая шутка или хорошая история!

По дороге, где звенят октавы, где туман засыпал все ручьи, я иду практически не пьяный с босоногой кошкой на груди, — не то запел, не то начал рассказывать собственную историю хриплым голосом Дырявый Мешок. Мысленно я взмолился всем богам, чтобы мой товарищ поскорей заканчивал свою сагу. Или я оглохну! Поэтому моя душа возрадовалась, когда гном после еще трех куплетов примерно такой же лабуды начал заканчивать свою бесконечную бродяжную повесть:

Снова в путь — опять зовут октавы, лес, дорога, сердце не щемит!

Воздух ну такой сегодня пьяный, я б ежа зацеловал до дыр!

— Ух, — выдохнул я наконец. — Дож, ты меня, конечно, извини, я не знаток в этой вашей поэзии, но, по-моему…

— Я понял тебя, мой друг, — прервал меня на полуслове гном. — И ты знаешь, я даже с тобой согласен. Данный пример не очень удачен. Да, где-то это может быть и смешно, занятно, но есть и лучшие образчики!

— Не надо… — взмолился было Дио, вытряхивая из головы ошметки строк и хмеля.

Маркиза, мне приснились ваши зубы, они сверкали легкой желтизной.

Я их сачком выуживал из лужи, когда вы смачно чмокнулись со мной!

Последняя строчка потонула в дружном хохоте.

— Извини, друг гном, — вытер слезу кентавр, — я не знаю, кто автор этого четверостишия, но должен заявить сразу: здесь присутствует плагиат!

— И где же это? — возмутился Дож.

— А в самой первой строчке! Но если эта вещица более-менее народная, то я не вижу здесь ничего страшного. Ведь все повторяется в этом мире. Музыка и та — сплошь повторы, а оно и неудивительно, ведь в этом мире всего-навсего семь нот!

— Ты просто завидуешь! Уж твой-то народ не способен и на подобные перлы!

— Слава Небесной Вершине, согласен. Мой народ больше обращает внимание на смысл, пусть даже и скрытый, чувство, с которым написаны те или иные строки. — Кентавр, прищурившись, почесал подбородок. — Хотя, если пошел такой поэтический вечер, извольте!

Дио, утерев морду салфеткой, встал (целый вечер он из-за своего роста и устройства сидел на согнутых копытах) и размеренно, с выражением начал:

Откройте свет, впустите воздух, мое дыханье требует тепла, а здесь знобит и сводит сердце холод

До рвоты вен, до выброса огня…

Я вижу сон: впиваются в глаз иглы, в «железной деве» бесится рука, и лучший враг — заклятый друг до гроба мне говорит: мир любит привкус зла!