Из Тьмы, Арка 5 (СИ) - "Добродел" - Страница 64

Ну, хоть с извинениями не полез.

Глянув на лейта, что сделал разрешающий жест, рядовой выпрямился и, напустив на себя вид лихой и придурковатый, застыл, глядя куда-то вдаль. Другие полицейские из оцепления сделали вид, будто на нас не смотрят и вообще очень заняты наиважнейшей задачей по поддержанию оцепления и наблюдению за телодвижениями собравшейся толпы.

— Кстати, а вдруг знак — подделка, или я на самом деле — другой Мастер, решивший представится этим именем? — продолжаю свой монолог, с любопытством задав провокационный вопрос.

— Я знаю, что знак ранга Мастера нельзя подделать, — очень ровно и спокойно ответил Баск, что на фоне молча пучащего глаза подчинённого — уже больше от страха осознания, чем от сбитого дыхания — выглядело особенно контрастно. — Тем более знак, принадлежащий храму Коукен. Не говоря о том, что никто, кроме хозяина, не может его активировать. Большинство Мастеров и все нынешние выходцы Коукен этого ранга — публичные личности. Их портреты и фото публикуют в газетах и печатают на плакатах. И я не помню там никого похожего на вас, госпожа. Кхэм, ну то есть, у меня сыновья увлекаются, — неожиданно смутился этот невысокий, но весьма брутальный страж порядка. — Всю свою комнату и нашу гостиную своими вырезками и картинками обклеили, безобразники! — потерев заднюю сторону шеи, гулко хохотнул мужчина.

«Врёт», — в один голос заявили эмпатия и способность анализировать мимику.

С высокой степенью вероятности, самый большой фанат могущественных воителей в семье колобка-полицейского — это он сам. Правда, не совсем понятно, чего тут стесняться-то? Но у каждого свои бзики. В любом случае мне доброжелательность неожиданно встреченного фаната воителей лишь на руку.

— Думаю, при наличии ресурсов и времени знак можно подделать, — вернув означенный значок назад, произнесла я, не став развивать смутившую мужчину тему. — Да и активировать чужой тоже можно. Хоть это и потребует высокого контроля. Но в целом вы правы: никто не станет так напрягаться для подобного эпизода. И, относительно происшествия: я бы хотела, чтобы вы ввели меня в курс дела и провели к месту задержания. Желательно не представляя всем встречным, как известную из газет персону. Это возможно?

— Можно, — лопатообразная пятерня вновь почесала заднюю часть шеи. — Дело-то пустячное: кучка скучающих пустобрёхов не уследила за языками, а нам доложили, что эти дурни призывают взорвать кого-то там из правительства. Любому ясно, что революционеров здесь нет, а задержание — так, для острастки. В следующий раз будут думать, о чём говорят, а не молотить длинными языками про всё, что в дурную голову взбредёт. На такое дело можно и постороннего пустить. Мало ли чья дочка захотела прийти да посмотреть? Хотя майор из районного управления… тот ещё залётный хе… кхм-кхм, — Офицер сделал вид, что закашлялся, а я — что не заметила почти сорвавшееся ругательство в адрес вышестоящего. — В крайнем случае, придётся сообщить о вашем статусе и ему. Пройдёмте. Сейчас всех повяжут, на месте опросят: кто в кружке этом состоит, а кто случаем заморить червячка в кафе на первом этаже завернул. Следом осмотрят этот их клуб и начнут выводить. Если желаете, тоже можете войти, — немного подумав, добавил дружелюбный полицейский. — Я договорюсь.

Оставив молча потирающего живот рядового, что с уходом начальства и мутной девчонки громко, с облегчением выдохнул, сопроводив выдох недостаточно тихим ругательством в адрес «надутой соплюхи» — даже лейт услышал и едва заметно скривился, бросив в мою сторону настороженный взгляд — мы с Баском неспешно последовали к входу в здание. Касаемо несдержанного стражника: судя по эмоциям офицера, даже несмотря на мой взмах ладонью, значащий, что я не злюсь, несдержанного на язык дурака ждёт неслабый втык, а также длительное и плодотворное знакомство с самой занудной и неблагодарной работой, которую начальник только сможет найти.

А пока колобок-полицейский стремился отвлечь опасную — фанат воителей не мог не знать о вздорном нраве большинства из них — спутницу разговором на заинтересовавшую её тему:

— Хотя без толку это: ничего там не найдут, скорее всего, — продолжил говорить мой добровольный сопровождающий. — Даже настоящие террористы хранят оружие в тайниках. Опять листочки эти дурные: «Сломаем старое и плохое, а новое и лучшее само нарисуется», — да книжонки запрещённые. Любит их такая публика, что жизни не нюхала, но думает, будто лучше всех знает. Полицию отменить, армию то ли распустить, то ли превратить в банду с выборными атаманами… Олухи, одно слово!

Стражник сплюнул и продолжил:

— Ничего, дураков по камерам и на допросы: с месяцок потрусят, пробьют все связи, поставят на учёт и вышвырнут на волю. С чистой совестью и прочищенной головой, — недобро хохотнул он. — Это которые новички. Те, что уже на учете — тем или штраф, или плетями добавят. Для лучшего понимания. Или в осведомители, если сотрудничать захотят. А кто настоящий бунтовщик — это уже для других людей задача. У нас, в столичной полиции, — всё чётко. Все занимаются своим делом, как господин Огр завёл. Одни патрулируют и смотрят за порядком. Другие за жуликами гоняются. Третьи — за хитрыми торгашами и банкирами. А четвёртые за всякой революционной сволочью, которая настоящие террористы, а не как эти. Если надо, то вместе работаем. Помогаем, выходит, коллегам. Но чтоб дела друг на друга скидывать или, наоборот, выкруживать перспективные — нет такого! Не то, что раньше, — уже тише добавил он. — Хотя чего это я вам говорю, разведка об этих делах всяко лучше простого патрульного лейтенанта знает.

Так, развлекаясь беседой — скорее монологом (но небезынтересным) разговорившегося колобка-полицейского — мы дошли до парадного входа в здание, из которого уже начали выводить народ. Люди, выстроившиеся по разные стороны от небольшой — на пять ступеней — лестницы, делились на две неравные категории.

Одна половина, пускай и выглядела недовольной, напряжённой и местами всклокоченной, стояла достаточно свободно — без наручников и особенного надзора со стороны правоохранителей. Не считать же лениво лузгающего семечки рядового и молодую (на вид не старше двадцати) девушку, что-то записывающую на прижатом к папке листе, за настоящую охрану? Очевидно, первая группа — это находившиеся в здании непричастные к «клубу революционеров-подрывников» посетители и работники.

Или те, кого полиция за таковых принимает.

А вот другая часть задержанных вполне соответствовала своему званию. Каждого выводили по двое полицейских, крепко удерживающих сопровождаемого под руки, а потом укладывали рядом со стеной. Потрёпанные, местами с разбитыми лицами — сопротивлялись, что ли? Или просто строили из себя «умных и независимых личностей», игнорируя приказы группы задержания? — с качественно скованными за спиной руками, уткнувшиеся лицами в землю и под прицелами табельного оружия, они больше походили на настоящих террористов, чем на неудачливых говорунов, каковыми считал их Баск.

Впрочем, я понимала и одобряла такое обращение: пускай десять раз полицейские перестрахуются, ткнув мордами в обледенелую кладку обычных гражданских, зато на одиннадцатый такой подход помешает настоящему преступнику сбежать или даже спасёт кому-то жизнь.

Хотя халатное отношение к «типа непричастным» — это, конечно, минус. Ну, если смотреть с точки зрения представителя силовых структур, коим я и являюсь. Зато я-Виктор, никак не относившийся к данной категории, мог бы много чего сказать по данному поводу, причём строго обратного по смыслу.

И даже имея возможность смотреть с обеих точек зрения, я не могла наречь один из подходов верным, а второй нет. Каждый судит, исходя из своего виденья и удобства. Устраивать полицейский налёт, да ещё на основании того, что кто-то где-то чего-то брякнул — тупость. Задерживать всех неудачников в здании скопом — беспредел. А паковать, в общем-то, ничего не совершивших собеседников «говоруна» по камерам — это вообще ни в какие ворота!