1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2 (СИ) - Ангелов Августин - Страница 39

Он кивнул, а я вышел вместе с Ворошиловым и уже на лестнице проговорил ему тихо на ухо:

— А к вам, как к военачальнику, у меня есть секретный разговор, если не возражаете.

— Я слушаю вас внимательно, — так же тихо проговорил наркомвоенмор.

— Сейчас я дам кое-какие указания своим людям, а после хотел бы, чтобы вы срочно сопроводили меня в штаб к Буденному для обсуждения положения и дальнейших действий, — сказал я.

— Но, вы же только что публично объявили, что сперва поедете на Лубянку, — удивился Ворошилов.

— Будем считать, что это военная хитрость. Введение противника в заблуждение, — объяснил я.

— А кто по-вашему противник? Бухарин, что ли? — не понял наркомвоенмор.

Я объяснил подробнее:

— Не обязательно. Хотя и не исключено. Если предположить, что троцкистский мятеж имеет своих сторонников даже на самом верху вертикали власти, то и не следует пока делать того, что публично объявлено. Война — это искусство обмана, так, кажется, сказал один китайский стратег древности? Потому супостатов следует запутывать ложными посылами. Иначе личная безопасность может пострадать, как уже случилось с товарищем Сталиным.

— Вы полагаете, что и на вас могут покушаться? — спросил Ворошилов, внимательно выслушав меня.

— Полагаю, — кивнул я. И добавил:

— Время сейчас такое неспокойное, сами видите. Враги распространились прямо изнутри. Идет настоящая война на невидимом фронте. Расслабляться нельзя. Кто враги, а кто друзья даже не совсем понятно. Пока порядок не наведем, никто не застрахован от покушений. Ни я, ни вы. Так что советую отнестись к происходящему со всей серьезностью и держаться вместе. Нам потребуются войска.

Я нагнал страху. И это, похоже, подействовало на него. Во всяком случае, наркомвоенмор сразу втянул голову в плечи и начал озираться по сторонам, не следит ли кто? Но, на лестнице кремлевского медучреждения, кроме нас, не было ни души. Тогда он сказал то, что я и хотел от него услышать:

— Я в вашем распоряжении, товарищ Менжинский.

Сверив часы, мы условились, где и во сколько он будет ожидать меня в машине. После чего я заторопился. Ведь Глеб и Эльза уже, на самом деле, работали на месте преступления. Моя секретарша, пользуясь знанием родного языка латышских стрелков, охраняющих Кремлевский дворец, допрашивала каждого из них. Глеб же проводил осмотр трупов, сложенных в подвале. Когда я нашел его там, он измерял что-то линейкой на трупе истопника, записывая в блокнот простым карандашом результаты измерений и рисуя какие-то схемы. Криминалистику, похоже, он изучал.

Увидев меня, Бокий поделился информацией:

— Я обнаружил, что Блюмкин не мог нанести такую рану этому человеку. Во-первых, насколько я знаю, он не владел ножом настолько мастерски. Во-вторых, он достаточно высокого роста. И, если бы он бил жертву ниже себя ростом ножом, то удар был бы нанесен сверху или сбоку, но не снизу-вверх. Здесь же удар был именно снизу-вверх из-за спины, причем, точно в сонную артерию. Вот, посмотри сам. Кровь вытекла, и раневый канал отчетливо виден.

— Значит, у Блюмкина имелся сообщник, который расчищал ему путь к Сталину. И это был человек небольшого роста, — сделал я вывод. И добавил:

— Возможно, этот убийца все еще где-то здесь.

Эльза тоже обнаружила кое-что интересное. В тот день заместитель коменданта почему-то распорядился отправить половину латышских стрелков, обычно стоящих в караулах по всему Кремлю, на полигон, чтобы упражняться в стрельбе. Учебные стрельбы, разумеется, проводились и до этого достаточно регулярно. Вот только почему-то в этот раз мероприятие совпало со временем покушения. И это вряд ли было простым совпадением. Тот, кто готовил покушение на Сталина либо знал о том, что охрана будет уполовинена, либо, что тоже нельзя исключать, сам и организовал вывоз половины кремлевской охраны на полигон. А такое, например, мог запросто организовать тот же Рудольф Петерсон.

Я когда-то читал его биографию, а потому хорошо помнил, что он выдвинулся в кремлевские коменданты с подачи того самого Льва Троцкого, который продвинул Петерсона наверх, как начальника своего штабного бронепоезда, который, разумеется, выполнял в тот период все команды Льва Давидовича. И, вполне возможно, что именно Петерсон является главным «спящим» в этом кремлевском покушении, который был «разбужен», по некоему сигналу, подготовив путь для проникновения Блюмкина к Сталину. Но, эта версия все-таки, казалась мне не очень-то правдоподобной по той причине, что, в сущности, Петерсон, как комендант Кремля, легко мог по сигналу от Троцкого любой ночью запросто арестовать большинство членов правительства прямо на их кремлевских квартирах. После чего Троцкий получал возможность въехать в Кремль без всякого сопротивления, как триумфатор. Какой же смысл тогда заморачиваться со сложным планом покушения?

Значит, Петерсон прямо во всем этом не участвовал. Хотя, конечно, он мог Троцкому и продолжать симпатизировать, делая какие-нибудь мелкие пакости его противникам. Но, не более. Открыто действовать в интересах главного оппозиционера СССР Петерсон не решался. Впрочем, меня это не удивляло, поскольку и в той моей прошлой жизни Петерсон так и не предпринял в интересах Троцкого ничего явного. Хотя и имел власть произвести переворот внутри Кремля в любой момент. Но нет, даже через несколько лет, когда пошли уже серьезные чистки внутри коллектива кремлевской обслуги при распутывании дела «Клубок», и над самим Петерсоном нависла опасность ареста, он не предпринял ни одной попытки сопротивления. Следовательно, нет оснований считать, что и сейчас он мог внезапно решиться на пособничество троцкистам в деле убийства Сталина.

Правда, пока выводы делать было рановато, потому что расследование только начиналось. И началось оно с констатации того факта, что многие улики пропали. Ведь никто здесь и не подумал дожидаться следственную бригаду, чтобы фиксировать место преступления. Всех раненых тут же эвакуировали в медицинское учреждение, что, разумеется, было необходимо для оказания им помощи, но, при этом, и все трупы сразу же отнесли в подвал, а кровь и следы замыли. И я собирался устроить разнос тому, кто отдал подобные распоряжения. Я хотел допросить Карла Паукера, но мне уже сообщили, что у него пробита пулей гортань. Состояние его плохое, и говорить он совсем не может. Значит, надо искать виноватых среди его помощников или среди помощников Петерсона. Кого там из них в прошлый раз привлекли по делу «Клубок»? Какого-то Синелюбова, кажется? Вот с него и надо начинать.

Расследование покушения на генсека обещало много интересного. Вот только сейчас мне некогда было всем этим заниматься. Поэтому я выдал ценные указания Глебу и Эльзе, которая тоже взялась за дело с энтузиазмом. Несмотря на усталость после дальней дороги, моя секретарша проявляла рвение узнать все подробности, словно мисс Марпл Агаты Кристи.

Я же, не поехав на Лубянку, тем не менее, позвонил из Кремля по правительственной линии связи прямиком Ежову, для начала сообщив ему, что срочно отозван из командировки в Сибирь обратно в Москву и назначен временно исполнять обязанности товарища Сталина. Ежов уже, конечно, узнал про покушение на генсека. Но, после моих слов, что я теперь, получается, самый главный и по партийной линии, он засуетился, оправдываясь.

Сначала Ежов говорил о том, что сразу же начать расследование покушения какое-то время не представлялось возможным по причине полной блокады Кремля латышскими стрелками кремлевского коменданта. Потом он взахлеб рассказал, какой Трилиссер, оказывается, предатель, контрабандист и расхититель социалистической собственности, и о том, какая бестолочь Бокий. И что он, Ежов, выведя преступника Трилиссера на чистую воду, хотел его немедленно арестовать, да только тот испарился в неизвестном направлении. И где этот враг скрывается, остается до сих пор неразгаданной тайной. Бокия же пришлось отстранить от руководства ОГПУ, чтобы он не наделал каких-нибудь глупостей, поскольку, как сказал Ежов, «у него же в голове одна Шамбала!»