Дагги-тиц - Крапивин Владислав Петрович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/47
• Следующая

Он не стал завтракать (сказал матери и Маргарите Леонтьевне „отвяжитесь вы“), а в школе в ответ на Полянкины „что с тобой?“ поведал про часы и про примету. Даже сказал честно:

– Полянка, я чего-то боюсь…

Конечно, она ответила, что бояться ничего не надо (и задела пальцем его висок). И дала большое желтое яблоко – оно слегка утешило Инки.

После школы они вдвоем пошли к Инки домой. Ходики тикали исправно, Алька сидел под ними и задумчиво следил за маятником, качал ушастой головой. Эта мирная картина утешила Инки еще больше, чем яблоко. Тем более что Полянка была рядом. Они поели на кухне вареной картошки с селедкой, дали Альке порцию кошачьей пищи из пакета. И Полянка сказала:

– Давай погуляем. Я тебе покажу улицу, которой ты еще не знаешь. Она такая… в общем, увидишь…

День был холодный, с изморозью и снежком, но ясный. Синий. Полянка повела Инки по Нагорной, потом они свернули налево, миновали большущий торговый центр „Магиструс“ („Заведение столичного типа, – хмыкнула Полянка. – Владелец, конечно же, господин Молочный. Я сюда никогда не хожу…“). Потом они попетляли по деревянным переулкам со спусками-подъемами и мостиками, вышли на берег пустоши с замерзшими тростниками. Левее того места, где Инки впервые повстречал „штурманят“. Отсюда, рассекая болото прямой чертой, уходила вдаль широкая дамба.

С двух сторон от нее – окнами и крылечками к зарослям, задними стенами к насыпи – тесно стояли домики с высокими трубами и узорчатыми решетками на гребнях крыш. С балкончиками и флюгерами…

„Вот это да…“ – ахнул про себя Инки. И уже не удивился, когда над калиткой крайнего домика увидел табличку: „Земляной Вал“.

…– Сначала хотели, чтобы этот вал шел через все болото, – говорила Полянка. – Строили, строили, а потом оказалось, что дальше в болоте холодные ключи, они размывали насыпь… Тогда решили продолжить от нее до того берега мост. Чтобы все-таки была прямая дорога до Ихтымска. Но там взорвались склады со снарядами, все испугались, и с той поры про мост уже не думают… Получилась „дорога никуда“, как в кино, которое недавно показывали…

Инки не отвечал. Сердце стукало, будто он разом провалился из обыкновенности в давний знакомый сон. В свою сказку. Инки машинально искал глазами жестяную фигурку котенка на кирпичной трубе. Котенка не было. Но все остальное казалось таким привычным… Правда, и загадочным тоже…

Они шагали по бетонным плитам.

– Зимой, по застывшему болоту, накатывают от конца вала на ту сторону дорогу, – рассказывала Полянка. – А летом не пройдешь. Говорят, путь есть, по кочкам, по досочкам, по скрытым тропинкам, только его мало кто знает. А кто не знает, может угодить в трясину…

Инки слушал вполуха, думал о своем. Конечно же, о Борисе. „Значит, он из Брюсова! Значит, можно его повстречать…“

…– А насыпь все равно пригодилась! – увлеченно говорила Полянка (видать, нравилось ей быть экскурсоводом; и Земляной Вал нравился). – Земля-то по сторонам от нее оказалась ничья, вот и стали тут строить жилье всякие… люди. У которых мало денег. Пенсионеры, неизвестные художники, бродяги даже. Такие, у которых обманом отобрали квартиры. Ну и… знаешь, те, кому хочется необычной жизни.

Только сейчас Инки заметил, что и правда – домики-то скороспелые, склепанные из чего попало: бетонных панелей, досок, фанеры, кирпичей, бревен и даже рекламных щитов. И крыши лоскутные – из жести, разномастной металлочерепицы, теса, неровных кусков шифера. Сказочная причудливость была здесь из-за металлических узоров и решеток, из-за флюгеров и теремков над трубами…

Полянка говорила:

– Были бы здесь простые хибары, но нашелся человек с такой вот фантазией. Бывший театральный художник. Нам про него Мелькер говорил. Начал этот человек варить из всякого железа такие вот штуки и украшать ими все, что построено. Жителям понравилось. Вот и получилась улица, каких больше нет нигде…

А Инки вдруг толкнула догадка. Страшноватая, сразу обдавшая его тревогой – вроде той, что из-за остановившихся ходиков.

„Да нет же! Так не бывает!.. Чтобы такое совпадение…“ Но почти сразу догадка стала уверенностью. Без всякой, казалось бы причины, однако: „Бывает… Так оно и есть…“

Хотя почему без причины? Много ли на свете взрослых людей, которые могут на улице сесть рядом с незнакомым пацаном, поговорить по-доброму и предложить в подарок гирю для часов?

– Полянка, Мелькер был какой? Ну, с виду?

Она сбилась. Вроде бы даже обиделась. „Я тебе про улицу, про дома, а ты о другом…“ Но тут же что-то поняла. Глянула с той озабоченностью, когда чуяла в Инки какое-нибудь беспокойство.

Он быстро сказал:

– Кажется, я встречал Мелькера в Столбах. Весной. Похоже, что это он подарил мне гирю… И рассказывал про эту улицу… Полянка, он какой?– сказать опять слово „был“ Инки не смог.

Полянка несколько шагов сделала молча, с опущенным лицом.

– Ну… незнакомым могло показаться, что некрасивый. Нескладный такой, длинный. Носатый, усатый… Но… мы-то знали, какой он по-настоящему.

Инки быстро кивнул: понимаю, мол.

– Усы… рыжие, да?

Она глянула испуганно:

– Да…

– А фотография есть?

– Есть, конечно. У Зои. Только у нее лучше не спрашивать, разревется. Она же любила его… ну, будто жениха. Может, и поженились бы, если бы… – Полянка по-детсадовски шмыгнула носом.

– А больше… ни у кого нет?

– Есть у Гвидона. Только… он иногда еще больнее, чем Зоя… Делается вдруг такой нервный. Они же с Мелькером были самые-самые друзья. Говорят, Гвидон у него жил долгое время, когда мама умерла, а отец запил. Ему тогда было одиннадцать лет… Когда Мелькера убили, Гвидон хотел кинуть бутылку с бензином в окно милиции. Зоя с него целый месяц глаз не спускала, еле отговорила…

Вот какие, оказывается, беды прятались внутри маленького ребячьего театра. А Инки ничего не знал!

– А я ничего не знал… Ты не говорила…

Полянка умудренно объяснила:

– Инки, про такое ведь не рассказывают сразу. Человек об этом узнаёт постепенно… Ну, когда живет среди других. Среди друзей…

„Да. Вот и я постепенно…“ Инки не стал обижаться. Только сказал:

– Надо бы все же посмотреть на фото…

– Выберем момент и попросим у Гвидона…

Момент выпал через три дня, когда собрались у Зои, чтобы посоветоваться: снимать на видеопленку „Муху-Цокотуху“ („и где для этого взять приличную камеру“) или придумать что-то новое? Спорили, спорили (только Инки помалкивал) и решили, что новое лучше. Может быть, вроде „Принца и нищего“ – там могли бы участвовать близнецы Славик и Ромка. Инки облегченно вздохнул: не надо больше при всех объясняться Мухе в любви (пусть она и Полянка!). Потом был перерыв, Зоя пошла ставить чайник, а Полянка поманила Инки на лестничную площадку.

Там, у окна между пролетами, стоял и смотрел во двор Гвидон. Полянка подошла, дернула за рукав и храбро (не так, как ожидал Инки) сказала:

– Гриша, послушай-ка. Инки хочет посмотреть фотографию Мелькера.

Гвидон медленно (как Егошин, когда у него болит спина) обернулся. Спросил невнятно:

– Зачем?

Лицо Гвидона было не сердитым, но… подозрительным каким-то. Глаза из-под темной косой челки смотрели неласково. Полянка, однако, не смутилась:

– Он говорит, что, кажется, встречал его в Столбах. Там, где жил раньше…

Гвидон свел брови, хотел спросить что-то еще, но вдруг рывком расстегнул джинсовку. Достал из внутреннего кармана черную записную книжку. Вынул из нее снимок размером с сигаретную пачку. Взял в ладонь.

– Вот…

– Борис… – тут же сказал Инки. Потому что это и был Борис – живой, улыбающийся, знакомый.

– Ну… да, – лицо Гвидона стало помягче. – У него такое имя. А Мелькер – это он для нас…

– Конечно, – кивнул Инки чуть виновато. – Я не знал…

Гвидон опять отвернулся к окошку, но так, словно позвал Инки встать рядом. И тот встал. Почуял спиной, что Полянка ушла в комнату. Она всегда все понимала…

– А где ты с ним виделся? – глуховато спросил Гвидон.

• Предыдущая
• 25/47
• Следующая