Владыка Ивери - Еловенко Вадим Сергеевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая

Она протянула руку и положила ее мне на плечо. Даже сквозь ткань комбинезона я чувствовал ее пальчики, что сжались на моем плече. Она чуть толкнула меня от себя, совсем легонько, словно это был какой-то символический жест.

– И тебе обязательно надо показать, что ты улетаешь один, – сказала она, снова глядя мимо меня. Чуть погодя она добавила: – Только это тебя потом спасет. А я останусь. Подожду твоего отлета. Потом найму другого свободного пилота. Я видела, они в порту стоят. И уже он дотащит меня до Ивери.

Господи, как сжалось у меня сердце в те мгновения. Казалось, весь воздух вышел из легких, и они отказались набирать новый глоток. Я, с трудом сдерживаясь, сказал как можно мягче:

– Катюш, я не знаю, во что ты ввязалась. Но я не дурак. Я начинаю понимать. И твой друг, участвовавший в бунте и погибший. И твое отношение к полиции. И даже твоя насмешка над моей помощью политразведке. Мне кажется, что ты как-то относишься к мятежникам…

– Тс-с, – прижала она пальчик к маске и укоризненно покачала головой.

Меня это не остановило, и я продолжил:

– Но это для меня ничего не значит. Честно. Да, я сторонник Короны. Но скорее по классовой солидарности. Если так можно сказать обо мне, бродяге. И я противник мятежей. Я знаю, как Корона их гасит. Как топит их в крови. Гибнут тысячи невинных людей. Но я… ты…

Я замолчал, не зная, как продолжить. Потом сказал как есть:

– Я правда люблю тебя. Влюбился чуть ли не в первую неделю полета. И за два месяца чуть с ума не сошел. Я боялся и сказать тебе, и поступить подло по отношению к твоему избраннику. Пусть я его не знаю. Но он достойный человек, раз ты к нему летишь. Так я считал тогда. Сейчас я даже не уверен, что там тебя ждет твой жених. И вот сейчас, когда… ты просто гонишь меня от себя. Да не могу я лететь никуда, кроме Ивери! – воскликнул я и со злости бросил камень в пропасть. – А мог бы, то сделал бы совсем по-другому. Схватил бы тебя в охапку, как больную, которой нужна помощь, но которая от нее отказывается, и ушел бы в дальний поход. Пока все не утихнет. Потому что если вольные пилоты больны на голову, то мятежники – просто буйные сумасшедшие. Я увез бы тебя к себе домой. Спрятал там бы, пока все не успокоилось, и женился бы на тебе.

Я даже покраснел от последних слов… А Катя улыбнулась грустно. Я собрался с силами и продолжил:

– Но я обязан лететь к Ивери. Хочу я того или нет. Я пилот, и на моем корабле груз. А сотни людей на Земле ждут моего отчета об Ивери. О ее природе. О ее тайнах. И я сломаю и так свою не ахти какую карьеру вольного пилота, если не выполню хотя бы одно из этих двух заданий. Мне просто не будут верить. Это мой долг. Это моя работа. И если я все равно полечу туда… То зачем ты гонишь меня? От последствий пособничества мятежникам не спасет ни родословная, ни малое участие. Так зачем? Мне терять особо нечего. Зачем ты хочешь нанять кого-то другого? Да и не представляю, как я смогу дотянуть до Ивери с осознанием, что бросил тебя тут.

– У меня столько денег, – сказала, словно пытаясь меня успокоить, Катя, – что я могу эскадру свободных пилотов нанять.

Я разозлился на ее непонимание:

– Тогда переведи все, что ты мне должна за полет к Ивери, в фонд пострадавших от погромов и мятежей! – Я повернулся к ней спиной и добавил негромко: – А я тебя и так дотяну туда. Общество щедро платит помощникам. И высажу, если ты не передумаешь. Но я там буду почти полгода, поэтому считаю: если ты не одумаешься, то… друг на планете тебе будет не лишним.

Я слышал, как зашуршал ее комбинезон, но не встал, а так и продолжал зло рассматривать красноватую дымку горизонта. Катя опустилась сзади меня на колени и обняла за плечи. Глухо стукнули маски, когда я неуклюже повернулся к ней. Мы смотрели в глаза друг другу. Долго и без слов. Я знал, что моя жизнь рушится. А она, наверное, жалела, что втянула меня в эту историю.

На том четырехтысячнике мы пересидели время до ночи, почти не говоря, и только берегли ту близость, что возникла между нами. А над нами возвышались горы, которым было глубоко наплевать и на нашу любовь, и на мои страдания, и на то, что где-то гибнут люди ради им непонятных идеалов. С тех пор я разлюбил горы. За их бесчувственность и надменность.

Ночь мы провели в гостинице в одном номере. Не скажу, что так уж свыкся с мыслью, что я стал сообщником самой страшной напасти нашего века. Я всю ночь до утра искал выход, как спасти ее и себя. Или какими словами отговорить ее от этого дела. Но она лежала на моей руке, и я, чувствуя ее тихое дыхание у моей шеи, начинал понимать, что ради этой женщины я пойду не только на мятеж. Если будет надо… я пойду с атомной гранатой на боевого десантного робота и с шутками войду в газовую камеру. Я собой расчищу ей путь к ее цели. Я умру, сражаясь за нее. Я поведу свой корабль на таран эсминца в безнадежном рывке, когда не спасают компенсаторы и ускорение превращает тело в жидкость, расплескивая его по стенам рубки. Я пойду на это… Если это спасет ее…

Ей надо на Иверь. Я доставлю ее на Иверь. Но я же ее оттуда и вытащу.

Зал совета. Я, как обычно, когда никого не было, развалился в своем кресле и закинул ноги на стол. В руках у меня была все та же недомученная мною книга профессора Хенке. Когда вошла Ролл, тихо отодвинув портьеру, двери закрытыми не были, я даже не сразу ее заметил.

– Привет, – сказала она, привлекая мое внимание и закрывая за собой дверь.

Я с неохотой опустил ноги на пол и отложил книгу.

– Привет, Ролли, – сказал я. – Садись. Будем разговоры разговаривать.

– Давай, – сказала она, улыбаясь.

Я смотрел на нее и не знал, с чего начать. Ну что же ей в лоб заявить, что она, давя на мужа, пытается втравить нас в кровавую баню за никому не нужные, кроме Ордена и нее, интересы? Но начала первой она:

– Видно, разговор будет и правда серьезный, раз ты отослал моего мужа настолько далеко, что он сказал к ужину его не ждать.

Я кивнул, прикидывая, что ответить. Куда предусмотрительно свалил Игорь, я даже не представлял.

– И что ты мне хочешь сказать?

Я пожал плечами и с грустью произнес:

– В любви к тебе признаваться поздно, так что будем не о любви.

Она улыбнулась и кивнула, соглашаясь.

Я решил говорить прямо и честно:

– Зачем тебе нужна война с дикарями Запада?

Она ожидала, что я буду медленно подходить к этому вопросу, и, видно, была не готова сразу вот так отвечать. Промедлив с ответом и выдержав паузу, она наконец сказала:

– Мне нужен мой Апрат. Я не хочу видеть в своих землях правящего Вождя.

– А чем тебе Вождь жить помешал? – спросил я, искренне недоумевая. – Он не покушается ни на твою религию, ни на твои права на власть. Он во всех бумагах своего двора именуется твоим верным слугой наравне с тем, что служит мне.

– Он служит себе и только себе! – резко заявила мне Ролли. – Близость к богам делает его власть неоспоримой для большинства дикарей, что сейчас живут в моих… в моих городах и селениях. Это он нас использует, а не мы его. Я хочу, чтобы духу его не было на моей земле.

– Ролли… – сказал я, нежно произнося ее имя. – Но мы говорим не о твоих землях, а о дикарях Запада.

– В войне с дикарями Запада можно использовать Вождя и его племена. Не теряя своих воинов, – сказала она, и я подивился ее циничности, ранее мной не замеченной.

– Ты ничего не путаешь? – хмыкнул я в ответ. – Племена Вождя и миллиона не наскребут с прибившимися семьями. Это от океана до Атиса. А там, куда ты так стремишься направить нас, три миллиона с лишком, из которых два можно в ружье поставить при партизанской войне. Каждое дерево будет стрелять.

– Если погибнут или обескровятся племена Вождя, то я смогу беспрепятственно вернуться в свои земли, не оспаривая ни с кем своего права на них.

– Но он и сейчас, повторяю, не оспаривает, – уже раздражаясь, сказал я.

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая