Путь на восток - Белл Том - Страница 14

– …отныне и вовек мы – одно целое.

Воздух над алтарем засиял. Кайсин чудились синеватые и лиловые всполохи. Они кружились яркими линиями, сплетались в клубок, разлетались кто куда, резвились и игрались, пока не встретились вместе и не растворились в ночной вышине.

Кайсин завороженно наблюдала за огнями, а вместе с ней и вся площадь, все люди, что пришли увидеть чудо и дождались его.

– Что это?

– Это что-то ужасное!

– Ничего подобного не видел…

– Это знак небес!

– Это прекрасно!

Облик Лю растаял. Кайсин недоуменно покрутила головой, пытаясь понять, что так взволновало людей, и поймала взгляд Шень Ена. Она увидела в нем то, чего увидеть никак не ожидала.

В его расширившихся глазах было удивление.

И…

Испуг.

Четвертый день стал великим испытанием. Создать звезды и развеять тьму, вылепить из пустоты землю и населить ее животными было непросто. Но куда сложнее оказалось новое творение Духов-прародителей.

При свете голубой луны и холодном сиянии звезд, когда мир спал и ведал лишь спокойствие и гармонию, Прародители явили людей. Они оказались сродни бешеной буре, непокорны и непокладисты. Но еще нежны, как журчание воды, стойки и порой мудры, как земля, алчны и вспыльчивы, как огонь.

Но случилось то, чего Прародители не смогли предугадать.

Появление людей нарушило великий Баланс, что они так кропотливо выстраивали…

Лоян, столица Империи Цао

Великий праздник Сячжи

Полночь

Серый туман застилал его взор.

Он почти не видел, куда ступает.

Он не обращал внимания на цепи на руках.

Он брел, с трудом помня, как нужно дышать. Все тело жгло огнем и лихорадило от холода. Пот ручьями сбегал по лицу и обнаженному торсу, липкими линиями прокладывая себе путь сквозь волосы на груди. Наваждения сменяли друг друга, но ни одно из них не удавалось разглядеть.

Весь мир превратился в огромное размытое пятно.

До саднящей боли в горле хотелось пить. Словно раскаленное солнце высушило всю влагу. Но почему тогда по подбородку стекала слюна? Вязкая. Тягучая. Едкая, как морская вода.

Где-то мелькали вспышки света, которые быстро сменял мрак. Кажется, шумел ветер, но он не слышал ничего. Он даже не помнил, мог ли слышать хоть что-то в своей жизни. Жил ли он вообще? В голове пытались промелькнуть какие-то воспоминания о прошлом, но вместе с ними приходили муки и новые вспышки боли. Лучше не думать. Не стоит даже пытаться. Он не жил. Он не мог жить.

«Кто я?»

Снова боль.

«Нельзя думать».

«Но почему?»

«Хозяин будет недоволен, если я буду противиться».

«Что-то не так…»

«Я должен подчиниться».

Внезапно в блеклый посеревший мир ворвался вихрь из звуков и музыки. Оглушительных и едва различимых, будто они доносились из-под толщи воды. Что-то происходило. Ему стало любопытно. Что вообще такое «любопытство»? Нечто изнутри пыталось пробиться к свету, вынырнуть и выгнать его прочь из головы. Он немедленно одернул себя. Ему нельзя думать.

Он помнил лишь одно. То, что сказал ему хозяин…

Он помнил лишь боль. И радость от того, что сможет угодить повелителю.

Кто-то толкнул в спину. Лязгнула цепь. Он устоял на ногах и продолжил плестись вперед, но его потянули обратно и велели стоять.

И он стоял.

Кажется, минула целая вечность с тех пор, как он остановился.

Слишком долго без дела.

В голову вновь полезли мысли. Переживания, чаяния, несбывшиеся надежды, разбитые мечты, обрывки прошлого…

Он видел пылающие крыши деревни, белоснежные горные пики, слышал крики и лязг стали… Он чувствовал кровь на своих руках, ощущал легкость чьего-то обугленного тела…

Приливы боли отогнали воспоминания, одно за другим. Но самое назойливое из них не хотело подчиняться. Оно поднималось из глубин. Оттуда, где у людей находится сердце и сокрыта душа.

«Моя душа…»

«Молчать! Я не человек!»

Воспоминание овладело им, и даже нестерпимая боль не могла с ним справиться. Совсем скоро весь мир померк.

Осталось только оно.

Это проклятое воспоминание.

– Я виноват. Я виноват. Я виноват.

Ноги задрожали. Пред взором возникли неясные образы. Вновь послышались крики и плач, рев ветра, треск ломающихся деревьев, стук ударяющихся друг о друга камней…

– Я виноват. Я виноват. Я виноват.

– Заткнись! – грубо рявкнул кто-то совсем рядом.

Его со всей силы ударили по голове. Наваждение вмиг испарилось, и он упал на четвереньки на холодную белую плитку. Грязные онемевшие пальцы повторили изгибы кладки. Роняя слюну, в слезах он тихо прошептал:

– Я виноват?

– Поднимайся!

Грубым пинком его повалили на живот, затем схватили за волосы и рывком поставили на ослабевшие ноги. К горлу подступила едкая кислая волна, но ему не дали опустошить желудок. Его потащили куда-то дальше, сквозь ослепительный мрак от ярких бумажных фонариков, что витали в воздухе, мимо невидимых вспышек от шутих и петард, через толпы безликих людей, темные фигуры которых походили на призраков. Они танцевали вокруг размытых пятен жаровен и костров, ели яства и пили напитки без запаха и вкуса, а оглушительные удары гонга, что уносились до самых небес, напоминали комариный писк.

Чем дольше он шел, тем меньше его беспокоило чувство вины. Он ни в чем не виноват. Надоедливый голос, кажется, исчез.

«Я лишь инструмент, которому поручили важное дело».

Это будет стоить ему жизни, но он с радостью отдаст ее, чтобы хозяин был доволен.

Его окружали люди. Вооруженные. Он и сам когда-то носил оружие. Или это был не он? Снова боль.

«Нельзя думать».

«Но…»

Ох уж этот назойливый голос!

«Замолчи! Я должен идти».

Но ему вдруг снова велели остановиться. Чья-то крупная фигура заслонила все огни. Послышался хриплый мужской голос.

– Духи! Си Фенг? Это… это ты? – тихо и встревоженно спросил расплывчатый облик. – Так слухи не лгали? Духи, я не верю!

Его лицо выглядело знакомым, но пленник боялся даже думать об этом. Хлесткая боль крутилась где-то на задворках сознания, готовая в любой момент обрушиться на него с новой силой.

«Мне нельзя думать. Мне нельзя».

Мужчина подошел ближе и наклонился.

– Ну же, ты не узнаешь меня? – вновь спросил он. – Это же я, Хуан Джун. Ты не мог меня забыть!

Его лицо было суровым, испещренным глубокими морщинами и разделенным надвое длинным шрамом, протянувшимся ото лба до подбородка. Даже густая многодневная щетина боялась касаться чудовищного рубца. Мужчина носил доспехи ярко-красного цвета и золотой плащ и был вооружен длинным тяжелым мечом.

Пленник с ужасом посмотрел на незнакомца затуманенным взглядом и быстро опустил глаза, часто задышав и покрывшись испариной.

– Мне нельзя, – запричитал он. – Мне нельзя.

– Что они сделали с тобой, Си Фенг? Дзюнь юй тебя побери…

Узник ощутил, как крепкая мозолистая ладонь легла ему на плечо.

Ударил гонг.

Чернота ночи резко посветлела. Пленник поднял глаза, не в силах поверить, что смог увидеть что-то новое.

«Я вижу? Я вижу! Разве мог я когда-нибудь видеть?»

Голос молчал. Его не существовало.

Он всегда был один.

Он прожил целую жизнь, будучи слепым, но сейчас прозрел. По небу струились яркие линии синего пламени. Они кружились в необузданной пляске, переплетаясь с хвостами сизого огня. То отдаляясь друг от друга, то приближаясь вплотную, они напоминали взволнованных карпов в царском пруду.

«Где же я мог видеть карпов? Где я мог видеть хоть что-то подобное?»