Калгари 88. Том 2 (СИ) - "Arladaar" - Страница 47

— Ой, ребята, я так довольна, что увидела все это, даже не верится! — улыбнулась подружка Саша. — Люся, ты большая молодец! Это прямо как сказка какая-то! Как балет!

— Спасибо! — в ответ улыбнулась Арина. — Но всё только начинается. Через две недели чемпионат области. Поедем туда вдвоём с Мариной. Так мне сказали.

— Елена Сергеевна! — обратился Максим к пионервожатой, с улыбкой наблюдавшей за ребятами. — Надо как-то группу поддержки в область организовать, чтоб Люда одна там не осталась.

— Это наверное, нам одним будет сложно решить! — заявила Леночка. — Обязательно через директора, через педсовет. Чтобы они обратились к шефам для выделения транспорта. Автобус нужен. Ребята, я обещаю, что займусь этим завтра же!

— А трудно начать заниматься фигурным катанием? — вдруг спросила Аня, внимательно глядя на Арину.

— Начать не трудно. Но отдают детей в секцию лет в пять-шесть. Могут и раньше. Потом прогресс идёт по нарастающей. В 7–8 лет проводятся экзаменационные старты «Юный фигурист», дети получают третий юношеский разряд, с этого момента они уже официально спортсмены, — ответила Арина, с интересом посмотрев на маму. — Фигурным катанием решила заняться? Ань, уже поздно. Сейчас только для себя. Для физкультуры. В спорт уже не получится. Но и для себя можно научиться красиво кататься. Шаги, вращения, одинарные прыжки даже взрослые любители делают. Если…

Арина промолчала, не зная, что сказать. Близко вступать в отношения с будущей маман как-то не хотелось. Тем более, судя по всему, Люська с ней тут не дружит. С другой стороны, вдруг, наоборот, так нужно по некоему сценарию? Вдруг Аня должна проникнуться именно здесь и сейчас фигурным катанием? Анна Александровна на коньках каталась прилично и любила такой вид активного отдыха. С Ариной нет-нет, да выбиралась на катки в торгово-развлекательных центрах, где молодая стройная женщина, быстро и красиво катящая по льду как по маслу, принимающая красивые позы, неизменно притягивала внимание присутствующих.

— Если хочешь, Аня, я могу тебя научить базовому катанию, — решилась Арина. — Ничего сложного в этом нет. К концу зимы будешь удивлять всех.

— Иди, Анька, будешь третий юношеский получать с семилетками! — рассмеялся Максим и шутку подхватили все присутствующие.

В целом обстановка была самая веселая, и Арина подумала, наверное, такими и должны быть встречи с болельщиками и друзьями, а не банкеты с шампанским, икрой и лангустами…

Марина ехала домой с отцом домой, и за пять минут ход мыслей у ней сменился на более позитивный. Вал противоречивых чувств, накрывший амбициозную девочку после награждения, прошёл, и вернулась прежняя рациональность. Самое главное — она ощутила прилив небывалой прежде уверенности в себе. Сейчас казалось, что ещё немного — и горы можно свернуть. Стать чемпионкой СССР, Европы или мира. Этому настрою способствовала объективная причина. Будучи стопроцентным перфекционистом, она получила мощную подпитку от того, что добилась своей цели в борьбе с равной по силам соперницей. Даже её честность и порядочность по отношению к Люське дали положительный эффект. Всегда приятно ощущать себя Робин Гудом, защитником справедливости.

Когда высокая цель забрезжила на таком близком расстоянии, что, кажется, до неё рукой подать, Соколовская решила изменить манеру своего поведения и общения с окружающими. Не потому, что переменилась во взглядах. Наоборот, её самомнение возросло до небес. Марина поняла, что она приблизилась к рубежу, за которым её личные качества должны тоже работать на главную текущую цель — победу на чемпионате Свердловской области. Будучи злобной нелюдимой затворницей, достичь этого почти невозможно… И она увидела силу поддержки болельщиков. Без поддержки людей, отгородившись от всего мира стеной высокомерия и надменности, стать звездой фигурного катания невозможно.

Моментальная перемена в настроении Марины оказалась столь поразительной, что Соколовский поначалу опешил, не веря своим глазам и ушам.

— Папочка, насчёт торта… Как ты думаешь, какой стоило бы купить? — очаровательно улыбаясь, спросила мило улыбающаяся Марина. — Небольшой кусочек я могу себе позволить. И провести вечер с тобой и мамой, при свечах и прослушивании классической музыки.

— Мариш… Это прекрасно! Самое прекрасное, что я слышал за последнее время! Я всецело за… — пробормотал растерявшийся Соколовский. — Выбирай любой торт! Какой желаешь! Буквально, какой пожелаешь! Сейчас заедем в кафе-кондитерскую, и выбирай абсолютно любой! А если там никакой не понравится… Закажем в ресторане!

Марина отвернулась в окно и тихо улыбнулась. Её умению манипулировать людьми можно было только позавидовать…

… — Ну что, детишки? Пора и честь знать! — в двери пионерской комнаты стояла раскрасневшаяся Антонина Никифоровна с улыбающимся директором школы за спиной. — Люся, пошли домой! Нас наверное, там мамка уже заждалась. Сейчас всыпет по первое число! Когда ещё прийти должны были!

Арина по быстрому распрощалась со всеми, закинула рюкзак на плечо и пошла вслед за бабушкой, которая на удивление, стала более разговорчивой.

— Хороший человек ваш директор! Валентин Петрович-то! Фронтовик! Всю войну прошёл, до Берлина. Сам он из Подмосковья. Семья погибла при бомбёжке эшелона. После этого одну цель в жизни почуял — бить фашиста. Говорит, смерти всё искал, в самые героические вылазки шёл, чтоб своих бойцов прикрыть, но не взяла его безносая, — горестно вздохнула Антонина Никифоровна. — С тех пор один. Вот так, Люська, война на людей повлияла. Страшное это дело. На всю жизнь… И я одна. Одна! И ведь чувствую, что не нужен никто!

— Мдаа… — неопределённо протянула Арина. Войну она знала только по учебникам, и сказать ей было нечего. Но бабушка с директором и физруком, похоже, тоже устроили небольшой банкет, судя по её откровениям.

…Дарья Леонидовна, естественно, была вся как на иголках. Пришла с работы два часа назад — дома никого. День прошёл сумбурно. Кажется, что-то делала, но что именно, точно сказать не могла. Какая-то обыденная рабочая текучка. Уверения Соколовского, что работа требует её присутствия, оказались, конечно же, неправдой.

Впрочем, вины за отсутствие на прокате дочери Дарья Леонидовна не чувствовала. Она была советским человеком. Начальник сказал работать — значит, так надо.

— Припозднились вы, — заметила она. — Раздевайтесь, мойте руки и садитесь к столу. Я котлеток пожарила и лапши отварила.

— Ма, я второе место заняла! — радостно сказала Арина.

— Марина всё-таки первая? — поинтересовалась мама. — Я почему-то даже не удивлена. Сильная девочка.

— А тебя этот хмырь так и не отпустил с работы? — подбоченясь, спросила Антонина Никифоровна. — Вот же сволота!

— Мам, ну ситуации разные бывают… — смущённо пробормотала мама, стыдливо ковыряя клеёнку на столе пальцем. Сейчас она поразительно походила на маленькую девочку. Например, на Арину в детстве, которую отчитывает мама за лишние съеденные конфеты.

— Добрая ты, Дашка, оттого и все относятся так к тебе! — безапелляционно заявила Антонина Никифоровна. — Ладно… Чего уж там… Что было, то прошло. Сейчас надо думать, как дальше жить. Не те беды, что позади, а те беды, что впереди…

… Бед впереди не предвиделось. Наоборот! Утром следующего дня, когда Дарья Леонидовна и Арина собрались по привычке выходить из дома, раздался звонок в дверь. В недоумении, кто это может быть, Дарья Леонидовна открыла дверь и сильно удивилась — в подъезде стояла дородная женщина лет сорока, в рабочей телогрейке, ушанке и кирзовых сапогах. И, по всему видать, она маме была хорошо знакома.

— Дашка, сколько лет, сколько зим! — заулыбалась женщина. — А я думаю, фамилия что-то знакомая… Диспетчер сказал — забрать из дома Хмельницких, и адрес дал. Гадала, что за Хмельницкая… Неужели Дашка? И точно.