Калгари 88. Том 2 (СИ) - "Arladaar" - Страница 45

Произвольную программу Арина ожидаемо выиграла. Причём прокат получился опять с косячками — чуть не упала со стартового четверного флипа, коснувшись льда двумя руками и оттопырив задницу вверх прямо перед телекамерой, потом недокрутила тройной аксель. Смелова сделала всё чисто. Прыгнула тройной аксель. Далиева два тройных акселя, четверной флип и четверной сальхов. Откатала как и всегда, технично, рёберно и на эмоциях, Зенитова опять ограничилась ослабленным контентом, без ультра си. Но откатала очень филигранно, тонко, взяла из тройных прыжков всё, что можно, до капли. Заходы, выходы. Сложнейшая крутка с риппонами — с вытянутыми руками вверх.

Несмотря на осторожный и грязноватый прокат, Арина стала первой! Стала чемпионкой России! Техническая оценка не уступала оценке чистой Далиевой. Недокрут на трикселе судьи почему-то не заметили, а четверной флип прошёл как сделанный прыжок, несмотря на касание льда двумя руками, что по правилам приравнивается к падению и GOE минус пять. Однако судьи поставили в GOE минус один — неуверенный выезд. В компонентах Арина Стольникова ожидаемо обошла Далиеву, откатавшую чисто и не бросившую программу.

Стоя на верхней ступеньке пьедестала, получая от президента федерации фигурного катания России золотую медаль, красивый букет тюльпанов и часы от Картье с бриллиантами в фирменном пакетике, Арина радостно смотрела на соперниц. Однако они были невеселы, хотя старались изо всех сил… Далиева, стоявшая на второй ступеньке пьедестала, пыталась изобразить улыбку, но не слишком получалось — она понимала всё. Её слили. Несмотря на прошлые заслуги и чистейшие прокаты на чемпионате России. Федерация посчитала, что Стольникова перспективней. И с этим ничего нельзя было поделать…

На третьей ступеньке пьедестала улыбалась Зенитова. Бронза! Компонентами всё-таки судьи не обидели падающую звезду, придержав Смелову, которая выиграла у Зенитовой технику, но… Все прыжки Смеловой оценили в GOE по нулям или максимум на плюс один, а в компонентах ограничились неприличными 6,5–7 баллами. Зенитовой дали последний аванс от федерации и намёк на то, что очередь к пьедесталу только растёт.

… Войдя в раздевалку, Арина сняла золотую медаль и, дотронувшись до плеча Соколовской, протянула ей с неловким выражением лица. Девчонки, сидевшие там и собравшиеся поздравить медалисток, увидев вошедших, замерли, чувствуя что-то идущее не по плану.

— Зачем ты отдала мне её? — недоумённо спросила Арина. — Возьми. Она твоя. У меня есть серебро.

— Подарки назад не забирают, — усмехнулась Соколовская, блеснув чистыми голубыми глазами. — Я тебе её подарила. У меня две таких. Оставь себе.

— Но я так не могу… — промямлила Арина. — Это неправильно!

— Но мы же обе знаем, что выиграла ты! — пожала плечами Соколовская и стала стягивать свой военный костюм. — Мне не нужна не моя победа.

Потом помедлила и добавила:

— Я разучу тройные прыжки. И выиграю у тебя честно.

Арина промолчала и стала переодеваться. И думала, почему не отдала золото России Далиевой…

Марина быстро переоделась и вышла из раздевалки, по прежнему не разговаривая ни с кем — вся в себе. На лавке у двери сидел Соколовский с озадаченным выражением лица. Увидев дочь, улыбнулся, но улыбка получилась натянутой.

— Мариша! Поздравляю тебя с очередным чемпионством! Ты была великолепна!

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Соколовская и остановилась, внимательно глядя на отца, как будто собираясь о чём-то спросить, но потом махнула рукой и пошла к выходу с катка.

— Марина! Что за упадническое настроение опять? — допытывался Соколовский, пока шли к «Волге», продираясь через группу поддержки Хмельницкой, оккупировавшую служебный вход на каток. — Радоваться надо. Сейчас тортик купим! Отметим в семейном кругу, так сказать, твою золотую медаль…

— Мне нельзя есть торты! — как отрезала Соколовская, садясь на заднее сиденье и бросая рюкзак рядом с собой. — И медаль я отдала. Она не моя. Мне не нужны такие медали. Спасибо, папа…

И заплакала. Горько и беспросветно…

… У двери кабинета директора ДЮСШОР товарища Каганцева столпились журналисты, дети и просто любопытствующие в надежде узнать, будет ли интервью с победительницей и призёрками первенства. У людей ещё не остыли чувства, вызванные двумя великолепными прокатами Хмельницкой и Соколовской. Зрители хотели продолжения праздника. Хотели снова видеть героев этого дня, сказать им слова поддержки и восхищения.

— Товарищи! Интервью с фигуристками сегодня не будет! — Каганцев, спровадив Ельцина, теперь выпроваживал журналистов. — Так получилось. Вы сделали фотографии, остальное всё уже сказано и рассказано. Если хотите, останьтесь и посмотрите произвольную программу у мастеров-мужчин. После завершения парни ответят на все интересующие вас вопросы. Или давайте сделаем так! Раз сегодняшнее событие получило такой большой общественный резонанс, я завтра обещаю в 14 часов дня общественную встречу с призёрами и победительницей первенства. В спокойной обстановке, так сказать, без эмоций. Пожалейте уже девушек — они сегодня выложились на сто процентов. А уже завтра выходят на тренировки в обычном режиме.

Не мог же Каганцев сказать, что пресс-конференции не было по его вине — пока уговаривал партийное руководство и разруливал конфликт, девчонки разбежались кто куда. Ищи свищи их сейчас… Однако директор сумел перетянуть внимание публики к следующим прокатам. К мужчинам тоже интерес у публики был, зал наполнился почти до отказа. Пока шла заливка льда, пришли группы поддержки из вузов и техникумов, и Левковцев, Каганцев и Писеева втянулись в рутинную работу, какой она и должна быть.

… А торт в этот день всё-таки ели. В группе поддержки Арины. Расходиться никому не хотелось — душа требовала продолжения праздника. Но сначала Антонина Никифоровна предложила ехать всем по домам.

— Пора наверное, расходиться, что торчать-то на морозе, увидитесь завтра, — рассудительно сказала она.

— Так нам всем в один район! — рассмеялся директор школы. — Пойдёмте. Сейчас весь автобус забьём.

В этот день повезло — подошёл «Икарус»-длинномер, и совсем пустой. Антонина Никифоровна села с директором и физруком. О чём-то оживлённо разговаривала с ними, временами кивая головой на Арину, которая догадывалась, что речь идёт о ней.

— Не знаю, что с ней случилось, — рассказывала Антонина Никифоровна. — Приехала к ним в отпуск, смотрю — Люся как будто другой человек. Раньше с улицы не затащишь домой. Сейчас с книгами сидит всё время. Чертит что-то, высчитывает, читает. Вся в занятиях, делах. Дарье помогает по дому. Сердце радуется у меня. Хоть и ругаю её иногда, жизни учу, но всё-таки вижу, по правильному пути пошла девчонка. Повзрослела. Дурь понемногу уходить начала. Да и то… Пора уже. Я в её возрасте в ОСОАВИАХИМ ходила уже, с парашютом прыгала и из винтовки стреляла.

— Мы тоже заметили перемену жизненных ориентиров Людмилы, — согласился директор. — Не сказать, что Люда раньше с прохладцей относилась к своей жизни… Нет… Она была обычным подростком. Где поленится, где схитрит, где отлынит втихую. Собственно говоря, почему я и постоянно отклонял рекомендации по принятию её в комсомол. Назначил для начала старостой класса, чтобы к ответственности приучить. Всё ждал, что наконец-то поумнеет. Потенциал я в ней сразу видел. И хороший потенциал. Как видите, дождался. И убедился, что не ошибся в ней. Сейчас все дороги будут перед Людой открыты. Я первый напишу ей рекомендацию в молодёжную ленинскую организацию.

— Ну вы уж совсем захваливаете! — рассмеялась Антонина Никифоровна. — Наоборот, спрашивайте построже! Чем больше спрос — тем больше ответ!

— От физкультуры, я считаю, Люду можно освободить, — осторожно сказал физрук. — Как вы думаете, Валентин Петрович?

— Вы так считаете? — нахмурился директор. — Обоснуйте, если вам не трудно.