Лучший частный детектив - Марчик Алина - Страница 47

Он достал из кармана медицинские перчатки, привычными движениями рук надел их и поднял лежащий на полу револьвер.

— Видите, здесь в гнёздах барабана две стреляные гильзы. Одну мы оставим, а эту извлечём и спрячем от греха подальше.

От двери раздался очередной звонок.

— А вот, похоже, и соратники мои прибыли. Кстати, скоро мы все будем писать объяснительные. Так вот, мы все давно знакомы, сегодня с утра вместе проводим время. Я пришёл в десять, Даша и вовсе ночевала здесь же по причине близких отношений с хозяином квартиры. Даша, не нужно краснеть и пытаться возражать: во-первых, так будет проще объяснить твоё присутствие здесь со вчерашнего дня, а, во-вторых, кстати, Игорь не женат, с виду приличный человек, и с ним есть о чём поговорить долгими зимними вечерами. Но это так, к слову.

Вечером мы пошли пройтись по центру ночного города: площадь, бульвар, никаких заведений. Такая у нас фишка: любим мы гулять под дождём. Когда вернулись, неожиданно обнаружили в квартире этого человека с револьвером в руке. Увидев нас, он выстрелил, затем последовал мой выстрел, после чего он упал. Никогда раньше мы его не видели. Всё ясно?

Мы с Дашей подтвердили, что нам всё ясно, и Лёшка пошёл открывать дверь. Вернулся он с тремя молодыми людьми. Я знал их, это были сотрудники его отдела. Потом подъехали эксперты, и закрутилась обычная полицейская карусель. Мы писали объяснительные записки, люди вокруг что-то измеряли, фотографировали. Тело Броцкого вскоре унесли на носилках, шум становился тише, и вскоре мы остались втроём. Часы в прихожей показывали десять часов вечера.

На кухне мы сообща приготовили лёгкий ужин. Всё происходило в полной тишине, говорить не хотелось. Смерть человека, пусть даже такого неприятного, каким оказался Броцкий, сказывается на настроении. Уже за чаем Успенцев вдруг вспомнил:

— А где письмо, которое было у покойного?

— В книге, — отозвался я, — автоматически положил туда, сейчас принесу.

Успенцев внимательно осмотрел тяжёлый фолиант, раскрыл его и нашёл там застрявшую пулю.

— А книжечка-то, можно сказать, жизнь тебе спасла, Игорёк. Видишь, пуля остановилась где-то посередине. Ну, хорошо, а вот и наше письмо. Посмотрим, чем оно было так дорого убиенному.

Он раскрыл конверт и достал свёрнутый вчетверо лист бумаги.

— Если не ошибаюсь, написано по-немецки. Что будем делать, господа?

Даша протянула руку:

— Можно мне, надеюсь, я смогу прочесть.

Она взяла письмо и углубилась в чтение. По выражению её лица я понял, что текст вызвал по меньшей мере удивление. Вскоре девушка закончила читать и подняла голову:

— Сейчас я переведу его, слушайте внимательно. Вот что здесь написано:

«Дорогой брат, приветствую тебя!

Я получил твоё письмо обычной почтой, хотя это уже совершенный архаизм в наше время. Пора тебе осваивать электронные средства общения. Ещё немного — и без этого просто невозможно будет нормально жить в этом быстро прогрессирующем в технологическом отношении обществе. И я думаю, ты уже понял, что уповать на то, будто бы у нас впереди неограниченное количество времени, увы, пока преждевременно.

Я внимательно прочитал всё, что ты пишешь об изменениях, которые вдруг стали происходить с твоим организмом. Это признаки явного старения, чего не было раньше, и когнитивные проблемы, касающиеся, прежде всего, твоего психологического состояния. Ты пишешь, что приступы беспричинной ярости, когда хочется разрушить окружающий тебя мир, становятся всё чаще, продолжительнее и интенсивнее. Поводом для их инициирования может послужить самая незначительная ситуация, неосторожно оброненное кем-то слово, действие, совершённое наперекор твоей воле. Я понял, что в такие минуты ты едва можешь контролировать себя и, не приведи Господь, когда-нибудь очередной приступ, зная твоё пристрастие к оружию, закончится большой бедой.

Я полностью разделяю твоё беспокойство, брат. У меня проявляются те же симптомы, хотя, быть может, и выражены они не столь ярко, как в твоём случае. Я стал раздражителен без меры, ощутимо постарел, мои возможности интуитивно постигать окружающий мир практически угасли. Это совсем не похоже на то, что было тогда, восемьдесят лет назад.

Я надеюсь, ты помнишь то безумное время, когда мои деньги и твой гений позволили нам получить Субстанцию. Безумное время революционных преобразований, происходящих в России. Слава Богу, я вовремя понял тогда всю пагубность намерений сумасшедших большевиков и смог выехать в Швейцарию, оставив почти весь свой капитал в этом славном городе на днепровских холмах.

Тебе пришлось хуже, брат, но я понимаю: у тебя была тогда любовь, и ты не мог так просто покинуть город. Признаюсь, я до сих пор так и не испытал этого чувства. Не знаю даже, стоит ли сожалеть об этом. Я хорошо помню твои рассказы о том, что пришлось тебе вынести на допросах у чекистов, и ещё не известно, чем бы всё закончилось, если бы не твои выдающиеся способности, приобретённые благодаря всё той же Субстанции.

Ты помнишь ту эйфорию, что было суждено нам испытать при первой встрече в Лозанне? К тому времени сила Субстанции проявилась в полной мере как у меня, так и у тебя, но только в ещё большей степени. Я так и не смог научиться читать чужие мысли, проникать сквозь стены, концентрацией чувств на расстоянии превращать в пыль предметы и даже людей. Да, ты был сильнее… И будь у тебя чуточку больше здравого ума, ты мог бы уже сейчас быть одним из богатейших людей мира.

Потом мы разошлись: я остался в Швейцарии, ты уехал в Шотландию. И чем только тебя привлекла эта холодная страна, ума не приложу? С тех пор мы лишь изредка обменивались письмами, давая знать, что живы, здоровы, полны энергии. Единственное, что духовно единило нас эти годы, так это принадлежность к Братству. Во время агапы я всегда, преломляя хлеб, вспоминаю тебя, брат, а заодно Украину и нашу молодость.

Но что говорить об этом, ощущая, как Сила покидает твоё стремительно стареющее тело. Видимо, что-то не так было прочитано тобою на каменной дощечке, которую привёз твой дед из Египта. Я надеюсь, ты помнишь, где мы оставили её и, главное, то, что мы при этом сделали. Впрочем, сейчас, говоря «мы», я имею в виду, конечно же, себя. Магия никогда не была твоей сильной стороной в отличие от меня. Эти знания в нашей семье передавались из поколения в поколение, усиливались и совершенствовались. И я иногда думаю, что, может быть, мне хватило бы и только их, чтобы жить в этом мире если не вечно, то хотя бы достаточно долго.

Так вот, мой брат, я думаю, что тебе следует вернуться в город нашей молодости. Ты говорил мне, что перед арестом доверил тетрадь и контейнер с пластиной своему учителю для того, чтобы он передал всё это твоей женщине. Не знаю, сделал ли он это тогда или нет, но совсем не уверен, сумеешь ли ты по истечении стольких лет найти следы своей Вареньки, но дай-то Бог!

Однако помня мудрость мэтра и то ужасное время, которое всем нам довелось пережить, мне кажется почему-то, что главный предмет, за которым ты поедешь, скорее всего, может находиться в нашей лаборатории. Более того, я даже уверен в этом. И, прошу тебя, не спрашивай, откуда у меня такая уверенность. Просто не исключай такую возможность.

Я знаю, что мой дом стоит на прежнем месте, и его по-прежнему надёжно охраняют рептилии, как и много лет назад. Кстати, можешь зайти в Google и убедиться в этом лично. Уверен, что и лаборатория сохранилась в нетронутом виде.

Ты помнишь, перед моим отъездом я, по обоюдному согласию, наложил особую печать на это место. Она сделала невозможным проникновение туда кого бы то ни было, исключая нас с тобой, Вареньку и Льва Владимировича, которые часто бывали там и доверие к которым всегда оставалось абсолютным. Мы-то решили тогда, что тайна мира у нас в руках, и нам не понадобится больше формула создания Субстанции. Увы, оказалось, что это не так.

Ты поедешь туда, брат, и добудешь каменную пластину. Но перед поездкой ты должен заехать ко мне в Лозанну, где я живу безвылазно все эти годы. Я научу тебя, как сделать так, чтобы кто-то, но не ты, проник в подземелье. Тебе, увы, уже не преодолеть сил заклятия, которые с годами становятся только мощнее. Но после того, как ты совершишь определённый ритуал, печать не окажет своего пагубного воздействия на определённых тобою людей, или на отдельного человека. Им, или ему, станет под силу вынести контейнер, а ты, я уверен, уже без труда заберёшь то, что принадлежит нам по праву, и вернёшься сюда. Здесь мы ещё раз прочитаем то, что записано на пластине, используя в этот раз всю мощь современных вычислительных машин, и ты заново создашь Субстанцию.