Избранница Дикой Охоты (СИ) - Дюкам Мари - Страница 17

Вырвавшись из цепких объятий кустарника, сделала первый шаг, как левая лодыжка отозвалась резкой болью. Нет-нет-нет! Только не сейчас! Закусив губу, я шагнула вперёд с тем же результатом: опираться на левую ногу было невозможно. Продолжая упрямо ковылять от дерева к дереву, я с трудом сдерживала слёзы боли и обиды. У меня всё бы вышло, если кто-нибудь бы нормально объяснил, как работает этот чёртов Призыв!

Когда меня снова схватили за плащ, осталось лишь кричать и отбиваться. Сильные пальцы сжали запястья так, что на них наверняка останутся синяки. В последний миг я умудрилась развернуться — как раз когда луна снова выглянула в прореху между туч.

Это был второй всадник, оставленный вместе с Рейнаром, чтобы привезти меня в Тодбург. Почти старик: седые чуть вьющиеся волосы до плеч, глубокие морщины на лице, тяжёлый взгляд человека, которого уже ничем нельзя удивить. Он перехватил оба моих запястья одной рукой и снял с пояса моток верёвки. Неужели они потащат меня к своему хозяину, как скотину на поводу?!

Я попыталась лягнуть всадника здоровой ногой, но тут же потеряла равновесие и непременно бы упала, если бы он не заставил меня сесть на землю.

— Лучше не сопротивляйтесь, миледи, — предупредил он, отпуская меня, но далеко не отошёл. — Если потребуется, я свяжу вас и засуну в рот кляп. Вы этого хотите?

Что же у них за варварское обращение с женщинами, в самом деле?! Никаких сомнений: всадник выполнит угрозу с лёгкостью. Больше страха я ненавидела только унижение.

Отползя на метр назад, я упёрлась спиной в дерево. Нога болела так сильно, что каждое неосторожное движение причиняло острую боль.

Всё, теперь я точно попалась.

Старый всадник — Экхарт, вспомнила я, — принялся неспешно смотал верёвку обратно. Свистнув коня, он махнул кому-то рукой.

В полумраке леса было трудно разобрать, что произошло. Поднявшийся ветер взметнул снежную крупу в лицо, а потом из черноты в воздухе появился Рейнар, верхом на вороном коне. Без Дитмара — ему сейчас явно не до путешествий. Я со злорадством представила «братца», куда сильнее страдавшего от сломанной ноги.

Молодой всадник взглянул на меня лишь мельком, обратившись к Экхарту, едва копыта коня коснулись земли.

— Она пострадала? Повелитель не одобрит, что мы покалечили его невесту.

— Он не одобрит, что мы не явились в Тодбург вовремя, — резонно заметил тот, ловя повод своей лошади. — Если она снова попытается сбежать, то теперь хотя бы не далеко. Пора выдвигаться.

Мужчины одновременно повернулись ко мне. Под их тяжёлыми взглядами я невольно попыталась отползти ещё, вот только проклятая нога не простила такого самоуправства. От резкой боли чуть не посыпались искры из глаз. Пискнув, я схватилась за лодыжку и прикусила губу, чтоб не расплакаться. Усталость накатила волной, словно только и ждала этого момента. Все волнения последних дней разом придавили меня к земле. Я не могла больше бороться.

Седой всадник не повёл и бровью, ни капли сострадания не мелькнуло в его взгляде. Рейнар, нахмурившись, подошёл ближе. Присев рядом, он протянул руку, чтобы потрогать мою вывихнутую ногу. Вот уж не надо этой притворной заботы! Я лягнула его здоровой ногой — всадник еле сумел увернуться.

— Кинем жребий? — поднявшись, с сомнением предложил Рейнар.

— Ну уж нет. В последний раз она сбежала от тебя, ты с ней и мучайся, — непреклонно ответил Экхарт, ставя ногу в стремя.

Вздохнув, молодой всадник наклонился ко мне. Когда он бесцеремонно поднял меня на ноги, я не сделала и попытки облегчить ему задачу, бездвижным кулем повиснув у него на плече. Минут пять Рейнар пытался заставить меня залезть в седло, но с нужной стороны не могла залезть я — опереться на вывернутую ногу было до слёз больно, — а с другой стороны уже конь не желал стоять смирно, ожидая, пока я неловко подтяну себя в седло. Выругавшись на «упрямую клячу», всадник-таки закинул меня на холку и тут же уселся следом, пока я не свалилась обратно на землю.

— Пожалуйста, не отдавайте меня ему… — прошептала я, когда мужчина одной рукой собрал поводья, второй крепко прижал меня к груди. Понимая безнадёжность ситуации, я всё же не могла не попытаться надавить на жалость, но проще было заставить плакать камень.

— Ты невеста повелителя, — ответил он таким тоном, будто это всё объясняло.

Конь встревоженно задёргал ушами. Ему явно не нравилась такая компания на своей спине. Всадники переглянулись, и Экхарт первый взмыл в воздух, в три прыжка оказавшись выше верхушек сосен.

Почувствовав толчок, я глянула вниз. Земля стремительно удалялась. Ещё несколько мгновений — и изменить ничего будет нельзя. Хотелось ругаться и плакать одновременно. Но только когда мы вынырнули из леса, я вдруг вспомнила слова Хильдры:

«Призыв — это ещё и проклятье для того, кто встал у тебя на пути».

Конечно, инструкция могла бы быть и точнее, но выбора. не осталось. Схватив мужчину за запястье, я негромко, но чётко произнесла:

— Защищай меня или сгниёшь заживо.

Скачущий впереди Экхарт встревоженно обернулся, и в этот же миг конь под нами беспокойно заржал. Споткнувшись, словно в воздухе нашлась яма, он беспомощно заскрёб копытами, а потом, завалившись на бок, полетел вниз, выбросив нас обоих из седла.

От ощущения падения желудок прижался чуть ли не горлу. Вцепившись в мужчину, я закрыла глаза, не успев толком пожалеть о бездарно загубленной жизни. Вот сейчас будет удар!

Странно, но его не последовало. Прямо над ухом Рейнар что-то прохрипел, на миг нас окутала тьма, выплюнув уже у самой земли. От удара меня отбросило от всадника. Перед глазами потемнело: кажется, я всё-таки повстречалась с деревом, а затем туман беспамятства милостиво принял меня в свои объятия.

Очнулась я от скрипа металла, будто кто-то точил нож. Всё тело ныло, словно я добрых десять километров тащила на себе мешок картошки. Даже открыть глаза казалось чем-то невыносимо тяжёлым. Снова навалится ворох неразрешимых проблем, остаться с которыми один на один — выше моих сил. Нет уж, благодарю.

Мирно потрескивал огонь, пахло поджаренным хлебом, свежими дровами и срубом. Я позволила себе минутную слабость: уютно пригрелась под тяжёлым покрывалом, радуясь, что ничего не болит и больше никуда не надо бежать.

Так, погодите.

Незаметно пошевелив левой ногой выяснилось, что хоть и туго перебинтованная, тем не менее она не вызывала дискомфорта. Ушибленные ребра ещё ныли, но уже как будто меньше. Странное дело, я ощущала себя вполне сносно.

— Поднимайся. Надо собираться и уходить, — прозвучал строгий мужской голос.

Я подскочила на постели, как ошпаренная, разом вспомнив все события прошедшей ночи.

Лес сменился стенами сруба. В крохотной комнате только и помещалась низкая кровать, занятая мною. Изголовьем она примыкала к кривой кладке печки, а изножьем упиралась в стену избушки. Я не знала, день сейчас или ночь: ни единого окна в комнате не имелось.

Всадник, чёрт бы его побрал, сидел на полу напротив, рядом с дверью. Он вдумчиво оглаживал лезвие меча точильным камнем, как бы невзначай перекрывая мне путь к побегу.

— Что ты тут делаешь? — глупо спросила я, ожидавшая чего угодно, но не такого пробуждения.

— Защищаю тебя, конечно, — спокойно ответил мужчина.

В его голосе проскочили лёгкие нотки сарказма, а по тому, как сжались челюсти, я поняла: эта невозмутимость была деланой.

Откинув залатанное одеяло в сторону, я спустила ноги на пол, но, когда босые пятки коснулись грубых досок, с визгом подобрала их обратно. Из одежды на мне осталась одна рубаха. Рейнар освободил меня не только от сапог, но и от кафтана со штанами. Ушибленные рёбра были перевязаны чистой тканью, синяки смазаны вонючей травяной мазью. Он что, раздевал меня догола?! Я аж задохнулась от возмущения:

— Ты! Никогда больше так не делай!

Нет, в прежнем мире я не жила в монастыре, но остаться перед мужчиной голой и без сознания?! Хоть какие-то рамки приличий должны иметься в этом Средневековье!