Невыносимый Дар (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 4

 — Лучше, — сухо отвечаю я. Кресло перед столиком одно. До дивана далековато,  поэтому я устраиваюсь на мягком подлокотнике рядом с Даром. Парень дергается, порываясь встать.

 — Садись, я возьму себе стул.

 — Забей. — Я останавливаю его и тянусь за тонким слайсом сырокопченого мяса. — Боги, оказывается, я хочу есть! Удивительное открытие! Обычно на нервах от еды меня тошнит! И напиться. Сегодня моя очередь, — безапелляционно сообщаю я Дару.

 — Как скажешь,  – Отвечает парень с усмешкой и наполняет бокал,  невзначай задев мою руку своей. Мимолетное прикосновение действует, как удар тока. Залипаю на его губы и ловлю удивленный взгляд.

 — Что? – Дар слегка хмурится, а мне становится неловко.

 — Ничего. Ты составишь мне компанию? – Киваю в сторону игристого и второго пустого бокала.

 Дар задумчиво пожимает плечами, смотрит на бутылку и отвечает:

 — Как скажешь.

 — Переживаешь, что одной бутылки не хватит, чтобы меня напоить? – усмехаюсь я.

 — Не переживаю. – Он хмыкает. – Я взял две.

 — Предусмотрительный. Но я почти не пью. Мне и одной, разделенной с тобой достаточно.

 — Наверное, ты не поверишь, но я тоже почти не пью…

 — А так и не скажешь… на вечеринке…

 — Это был единичный случай, за который мне, пожалуй, даже немного стыдно. Не перед тобой, если что… — тихо уточняет он, останавливая взгляд на моих губах. И я вспыхиваю, вспоминая тот жадный, полный разрушительной страсти поцелуй. – Перед собой. Не люблю терять контроль.

 — То есть то, что ты наговорил мне… — Я с горечью качаю головой и выпиваю бокал практически залпом.

 — Каро, дело не совсем в тебе, — признается Дар и откидывается на спинку кресла, прикрывает глаза. Поворачиваюсь и изучаю росчерки теней от ресниц на его щеках, а парень продолжает, не подозревая, что я на него пялюсь. — У нас сложные отношения с Китом. Раньше многие девушки вообще не видели разницы. Не пытались запомнить. Я, он… какая, в сущности, разница? Одинаковые же! Сейчас… он более предпочтительный вариант просто потому, что у него комплектация более полная…но… это ничего не меняет. – Дар открывает глаза и теперь смотрит на меня в упор, заставляя теряться. — Мне все равно не нравится, когда девушке без разницы, я или брат… я не могу за это извиняться.

 — Вы совсем разные, — глухо отвечаю я. – И дело совершенно не в экзоскелете. Просто разные, но я тоже не буду просить прощения за тот вечер…

 — Извинения — не наш конек? Да? – усмехается парень, подливая пенящуюся жидкость в мой бокал.

 — Видимо, да, – соглашаюсь я, и бокалы с легким звоном встречаются. – За упрямство.

 — За упрямство, — поддерживает Дар, и мы одновременно делаем глоток. Почему-то мне кажется, что и для меня, и для Дара это единственный способ сказать «прости». Есть еще один… но после него, боюсь, просто выпить вместе не поможет.

Меня отпускает. Руки уже не дрожат, а многие вещи, которые еще полчаса назад мешали нормально дышать и мыслить сейчас кажутся далекими и не такими пугающими. Их нет здесь, они в прошлом. А в настоящем — тишина, уют и Дар, который сидит так близко, что я ощущаю тепло его тела, прижимаясь бедром, иначе на подлокотнике не усидишь.  Моя рука на спинке кресла и почти касается его плеч, я могу взъерошить его волосы или скользнуть пальцами по гладкой коже шеи или изящным спицам экзоскелета. Но, конечно, ничего этого не делаю. Хотя с каждым глотком игристого, границы дозволенного размываются, и рука все же соскальзывает со спинки кресла на плечи Дара. Парень едва заметно вздрагивает, но руку не убирает, а я наблюдаю за ним исподтишка.

Дар расслабленно тянет один бокал игристого, не забывая подливать мне. Напиться в планы парня сегодня точно не входит. Наверное, это правильно. Пьяный Дар… в нем все слишком, а мне хочется покоя и ни за что не отвечать. Впрочем, я не знаю, как алкоголь действует на меня. Я однозначно становлюсь более болтливой. Возможно, все самое интересное ждет меня с утра. Но головная боль мне была бы обеспечена в любом случае. Если бы я не пила, то загонялась бы всеми неприятными событиями, которые произошли сегодня и вчера. Не хочу. Если уж мучиться завтра головной болью, то потому, что сегодня было хорошо, а не плохо.

— Что случилось между тобой и матерью? — спрашивает Дар, поднявшись из кресла, чтобы достать из холодильника вторую бутылку игристого. Одну мы все-таки выпили, и в голове у меня приятный туман и пузырьки. Пожалуй, концентрации алкоголя в моей крови теперь хватит, чтобы поговорить на очередную неприятную тему. Представления не имею, почему, но мне хочется рассказать Дару. Считаю, он вправе знать. Так вышло, что парень со мной в этой истории увяз слишком глубоко.

Дар возвращается на место и снова наполняет мой бокал. И берет свой недопитый. Я опять водружаю руку ему на плечи и подвигаюсь ближе, прижимаясь бедром к его торсу, вожусь, устраиваясь поудобнее и вынуждая Дара меня придержать, обнимая за талию, и начинаю рассказывать.

— Отец погиб, когда мне было три. Но и до этого они с матерью не жили. Я его не знала. Родни не было ни у него, ни у мамы — оба приютские. Не могу сказать, что мама меняла мужчин как перчатки. Нет. Пока я была совсем маленькая, ей было не до отношений, когда стала постарше, случились пару коротких, ничего не значащих романов, а когда мне исполнилось восемь, она привела его…

— Маньяка? — спрашивает Дар мрачно, и я чувствую, как его рука крепче сжимает мою талию.

— Ну, тогда, он для меня был маминым другом, который мне не очень нравился. И все. Он не был похож на маньяка. Обычный мужик, полноватый, лысоватый, суетливый. Мама говорила — это нормально, что он не вызывает у меня восторга. Я ревную, а он хороший и желает мне добра. Не желал, как видишь…

— Он… — Дар закусывает губу. Видно, что слова даются ему с трудом. — Он приставал к тебе?

— Нет. — Качаю головой, не замечая, что очередной бокал пуст. — К счастью, нет. Его не интересовали девочки в таком смысле. Его интересовали куклы. Он хотел видеть меня одной из них. Мертвой, красивой куклой. Он дарил мне платья, банты, восхищался волосами и пугал до одури.

— Ты рассказывала маме?

— А ей и не надо было рассказывать, она все видела и принимала за чистую монету. Мама, она не плохая, скорее, наивная. Из серии прелесть, какая дурочка.

— Но простить ты ее не можешь? — уточняет парень аккуратно, словно боится, что я замкнуть и перестану рассказывать. Но мне сейчас и самой необходимо выговориться.

— Не могу… я ей говорила, что он меня пугает, а она отмахивалась. Не верила, но это… это не преступление. Хотя я боялась его настолько, что обрезала волосы, которыми он так сильно восхищался. Это меня и спасло. Когда он меня похитил, не заметил этого. Они были забраны. Он распустил и понял, что кукла ущербная. У красивой куклы волосы должны быть длинные и ровные, а чуть ниже плеч, обрезанные лесенкой,— усмехаюсь. — До сих пор я помню тот момент как свою самую большую победу.

— Он что-то сделал тебе за это?

— Нет… но, думаю, тогда его психическое отклонение обрело новые грани. Он осознал, что прежде, чем убить, куклой можно какое-то время играть, и это тоже интересно. Не представляю, что было бы, если бы ему в голову не пришла эта идея. Он бы убил меня и выкинул, как брак? Отпустил? Что, мало вероятно. Просто держал взаперти? Не знаю. Раньше, загонялась этим вопросом, но потом поняла, что не хочу знать.