Добыча стрелка Шарпа - Корнуэлл Бернард - Страница 4
- Предыдущая
- 4/66
- Следующая
Шарп покачал головой.
– Сегодня ведь пятница, верно? – спросил он.
Мистер Биллинг мигнул.
– Да, мистер Шарп,– пробормотал он.– Именно так.
– Пятница, – подтвердил мистер Браун.– Последний день июля.
Шарп перевел тяжелый взгляд с одного агента на другого и неохотно кивнул.
– Так я и думал,– сказал он и снова вышел.
Как только дверь захлопнулась, вздох облегчения испустил уже мистер Браун.
– Думаю, производить в офицеры из низших чинов не такая уж здравая идея.
– Долго это не продлится,– утешил партнера мистер Беллинг.– Они просто не годятся в офицеры. Пьянствуют. А потом у них кончаются деньги. Люди низшего звания лишены рассудительности. Помяните мое слово, не далее как через месяц он окажется на улице. Вот увидите.
– Несчастный,– вздохнул мистер Браун и, поднявшись, запер дверь.
Было еще только пять вечера, и конторе полагалось работать до шести, но в этот день оба достойных джентльмена сочли благоразумным закрыться пораньше. На всякий случай. На случай, если Шарпу вздумается вернуться.
Грейс. О Грейс, думал Шарп. Господи, помоги мне. Грейс. Боже. Три шиллинга и три пенса – вот и все, что осталось. Что мне теперь делать, Грейс? Он часто разговаривал с ней. Ее уже не было рядом, и она не слушала, но он все равно продолжал разговаривать с ней. Грейс так многому его научила. Поощряла к чтению. Пыталась заставить думать. Но ничто не длится вечно. Ничто.
– Будь оно проклято, Грейс…– процедил Шарп вслух. Прохожие расступались, принимая его за сумасшедшего или пьяного.– Будь оно проклято!
В нем поднималась злость, густая и темная, ярость, жаждавшая прорваться неистовством или утонуть в вине. Три шиллинга и три проклятых пенса. Да, этого хватило бы, чтобы напиться, но в животе уже кисли выпитые в полдень джин и эль. Сейчас Шарп хотел выплеснуть злость, избить кого-нибудь. Кого угодно. Слепой гнев отчаяния бушевал в нем.
А ведь замышлялось все не так. Он думал, что приедет в Лондон, займет денег у какого-нибудь армейского агента и уедет. Вернется в Индию. Другие приезжали туда бедняками и уезжали оттуда богачами. Шарп – набоб. Почему бы и нет? А потому, что он не может продать свой офицерский чин, вот почему. Какой-нибудь мальчишка, сопляк, у которого богатенький папаша, может купить и продать патент, а вот простому, настоящему солдату, пробившемуся из низов, такой путь заказан. К черту их всех! И что теперь? Эбенезер Файерли, купец, плывший вместе с ним из Индии, предлагал работу, и Шарп мог бы добраться до Чешира и попросить взаймы, но пускаться в это путешествие не хотелось. Хотелось выплеснуть злость, а потому, получив уверения, что сегодня действительно пятница, он направился к Тауэру. Улица пропахла рекой, угольным дымом и конским навозом. Здесь, в этой части Лондона, поблизости от доков, таможни и больших складов, забитых специями, чаем и шелками, обитало богатство. Здесь был квартал контор, банкиров и купцов, канал мирового богатства. Но деньги не выставлялись на всеобщее обозрение. Редкие клерки перебегали от одной конторы к другой, но не было видно ни мусорщиков, ни тех знаков роскоши, которые бросались в глаза на роскошных улицах западной части города. По обе стороны высились темные, загадочные здания, и никто не мог сказать, кто тот спешащий через дорогу седой старикашка с бухгалтерской книгой под мышкой – полунищий писарь или торговый магнат.
Шарп повернул к Тауэр-Хилл. У внешних ворот Тауэра стояли на страже два красномундирника, но они притворились, что не видят торчащей из-под шинели сабли, а Шарп сделал вид, что не замечает их. Отдадут ему честь или нет – ему наплевать. Как наплевать и на армию. Век бы ее не видел. Неудачник. Полковой кладовщик. Чертов интендант. Квартирмейстер. Вернувшись в Англию из Индии, где его и произвели в офицеры, Шарп сменил красный мундир на зеленый, и поначалу ему даже понравилось в стрелковом полку, но потом умерла Грейс, и все пошло наперекосяк. Ее вины в случившемся не было. Шарп винил себя, но никак не мог понять, в чем причина неудачи. Стрелковый полк был частью нового образца. Умения и сообразительность ценились здесь выше слепого послушания. Люди упорно работали, двигались вперед, видели результаты и поощряли солдат мыслить самостоятельно. Офицеры учились вместе с рядовыми, и если другие полки убивали время, надраивая бляхи, доводя до блеска оружие и вылизывая задницы начальству, то зеленомундирники проводили его на стрельбище. Солдаты и офицеры соревновались друг с другом, и все старались вывести свою роту в передовые. Именно о таком полку Шарп мечтал, когда служил в Индии, и в такой полк попал по рекомендации. «Слышал, вы именно тот, кто нам нужен»,– приветствовал его полковник Бекуит, нисколько не лукавя, потому что Шарп принес в полк богатый боевой опыт. И все же в конце концов они повернулись к нему спиной. Он не подходил им. Не мог вести светские разговоры. Может быть, пугал их. Большинство офицеров полка провели последние годы на южном побережье Англии, тогда как Шарп дрался в Индии. Ему надоела учеба, а после смерти Грейс он ожесточился настолько, что полковник снял его с третьей роты и сделал старшим над всеми складами.
И вот теперь полк ушел, отбыл воевать куда-то за границу, а Шарпа, угрюмого интенданта, оставили дома. Как сказал полковник Бекуит, «расчищать бараки».
– Отдрай их хорошенько, ладно? Приготовь к нашему возвращению.
– Есть, сэр,– ответил лейтенант и мысленно послал полковника к черту.
Шарп был солдатом, а не уборщиком, но, провожая уходивший маршем на север полк, он сдержал злость. Куда их направляют, этого не знал никто. Одни говорили – в Испанию; другие называли Стралзунд на Балтике, где размещался британский гарнизон, хотя никто не мог толком объяснить, зачем Британии нужен гарнизон в южной Балтике; третьи утверждали, что полк идет в Голландию. Но и не зная ничего, все надеялись, что идут драться, и пребывали в отличном расположении духа. Зеленые мундиры, новое подразделение нового века, да вот только Шарпу в нем места не нашлось. И тогда он решил сбежать. К черту Бекуита, к черту зеленый мундир, к черту армию и к черту все. Продать офицерский чин, забрать деньги и зажить заново. Все бы хорошо, да вот только теперь выяснилось, что продать проклятый патент не дозволяют предписания. Черт бы их побрал, Грейс, что же мне делать?
Впрочем, что делать, Шарп уже знал. Бежать. Однако, чтобы начать новую жизнь, требовались деньги, и именно поэтому он уточнил, какой сегодня день.
Шарп спустился по замызганным ступенькам к подножию Тауэр-Хилла. Кивнул лодочнику и, устроившись на корме, бросил:
– Уоппинг-Степс.
Перевозчик оттолкнулся от берега, и течение подхватило суденышко и понесло вниз по реке, мимо Трейторс-Гейт. По обоим берегам теснились у причалов, огражденных перилами из толстых крученых просмоленных канатов, корабли и баржи. Шарп хорошо знал эти ограждения. Растрепанные, потертые, их привозили на тележках в сиротский приют на Брухаус-лейн, где детей заставляли расплетать спутанные обрывки из пеньки и смолы. Тупая, бессмысленная работа. Распутывать тугие узлы, ломая ногти и сдирая в кровь пальцы. Полученные пряди продавали как заменитель конского волоса, используемого в приготовлении штукатурки. Шарп посмотрел на руки. Такие же огрубелые, но уже не черные от смолы и с чистыми ногтями.
– За рекрутами? – поинтересовался лодочник.
– Нет.
Перевозчик не обиделся за грубоватый ответ и лишь пожал плечами.
– Дело не мое,– сказал он, ловко орудуя весл ом, – но Уоппинг место нездоровое. Не для офицера, сэр.
– Я там вырос.
– А-а…– протянул озадаченно лодочник.– Таквы как бы домой возвращаетесь?
– Возвращаюсь, – согласился Шарп.
Небо потемнело от тяжелых свинцовых туч и густого дыма, поднимавшегося над шпилями, башнями и мачтами. Черное небо над черным городом и только кое-где на западе рваные розовые просветы. Возвращаюсь домой, подумал Шарп. Река уже зарябилась от начавшегося дождика. Тускло светились иллюминаторы судов, пропахших угольной пылью, отбросами, китовым жиром и специями. В ранних сумерках мелькали белыми комочками чайки, привлеченные телами двух мужчин, бунтовщиков или пиратов, покачивающихся под крепкой перекладиной виселицы.
- Предыдущая
- 4/66
- Следующая
