Ведьма носит Reebok - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 47
- Предыдущая
- 47/67
- Следующая
ГЛАВА 14
Под утро я забылась беспокойным сном возле постели Май.
Тетя и знахарь, оперативно прибывший по вызову, сделали все возможное, чтобы спасти фею. Фею, которая сможет опознать своего убийцу. Но дело даже не в этом. Май стала нам просто родной за короткое время. Эта тихая феечка олицетворяла семейный уют, мир и благоденствие – то, чего так не хватало мне и тете с нашими постоянными переездами и волнениями.
И – слава святой Вальпурге! – Май выжила. Конечно, ее обезобразили ужасные шрамы, и она лежала в постели, едва дыша, замотанная в бинты, но главное – жизнь не ушла от нее. Знахарь, похоже, не впервые лечил фею. Тетя так была ему благодарна, так растрогалась, что даже солидная сумма, которую потребовал знахарь за лечение, не стала для нее новым огорчением.
Когда мы поняли, что опасность миновала и Май будет жить, мы проводили знахаря и снова налили себе коньяку. Ночь действительно оказалась бесконечной и полной злоключений, и мы с тетей всерьез от этого устали.
Я отправила тетю спать, проверила замки на двери и подновила охранные заклятия. После чего допила прямо из бутылки остатки коньяка и отправилась караулить Май. Я понимала, что в эту ночь мне не заснуть.
И все-таки меня сморило. А коньяк навеял на меня такой сон!
Просто жуть какая-то, а не сон.
Нет, в принципе ничего ужасающего в этом сне не было. Снилось мне, что отдыхаю я на каком-то роскошном берегу большого озера с водопадом. Кругом потрясающая зелень – пальмы всякие, баньяны, лианы и прочая, прочая… Мне так хорошо, что и словами не высказать. Полная неги, я лежу среди высокой травы и любуюсь ослепительно голубым небом.
И тут мне на нос, как в сказке Пушкина, садится шмель.
И только пять секунд спустя я понимаю, что это не шмель, а колибри.
А еще минуту спустя я понимаю, что это за колибри.
Это писательница, на которой я опробовала мощное заклинание для превращения человека в птицу.
И тут меня начинает грызть совесть.
– Я вас сейчас расколдую, – говорю я несчастной колибри и произношу обратное заклинание.
Искры, дым, запах озона…
И передо мной сидит полненькая, длинноволосая и очень сердитая женщина лет этак тридцати пяти. На ней надето балахонистое платье крикливой расцветки, полдюжины ниток бус и кокетливая шляпка из соломки.
– Неужели! – грозя мне кулаком, кричит женщина. – Неужели я вас наконец нашла!!!
– Спокойно, – отвечаю я, отодвигаясь от кулака. – Не теряйте лица, Надежда. Вам оно еще пригодится.
– Юля, вы, вы… Вы хуже интернетовских критиков, которые раздраконивают мои романы! Как вы могли превратить меня в птицу!
– Ну как…
– Я имею в виду не заклинание, Юлия! Я имею в виду вашу вопиющую бестактность!
– То есть?
– То есть почему вы это превращение не согласовали со мной?! Я все-таки заинтересованное лицо!
– Ну разве вы Согласились бы… Я не понимаю, из-за чего вы так нервничаете. Надежда, вам, в отличие от прочих писателей, выпала счастливая возможность побыть птицей, да еще такой изящной, как колибри! Я поняла бы ваше возмущение, если б превратила вас в ворону, например. А так… Ну разве не волшебную жизнь вы вели в образе птички? Летай да пей нектар целыми днями! Не надо сочинять романы, думать о том, как они будут приняты издательством и читателями… И гонорары, кстати, тоже не нужны! Сколько сразу проблем отпадает. А помните, когда мы с вами встретились, вы жаловались на жуткую депрессию?! Скажите, сейчас у вас есть депрессия?
– В общем нет, но…
– Никаких «но», Надежда! Я могу вам авторитетно заявить, что за время пребывания в образе колибри вы приобрели здоровый цвет лица, прекрасную кожу и изящный тонкий нос. Разве не так?
– Так, – хмурится Надежда. – Но, если вы заметили, я так и не похудела. Этот нектар… Постоянный приток глюкозы и фруктозы… Не помогало даже то, что я целыми днями носилась как угорелая над цветами!
– У вас еще все впереди, – принялась я успокаивать злосчастную писательницу. – Разве вы не хотели бы снова стать птицей? Вспомните Катерину Кабанову из «Грозы» Островского! Вспомните: «Отчего люди не летают так, как птицы!» Вы, и только вы, Надежда, получили уникальный шанс отбросить все человеческие проблемы и стать вольной беспечной птахой. Ну посудите сами: нектар всегда под носом, климат тропический, кругом простор, свобода, восторг полета!
– А мой муж?!
– А что ваш муж?
– Вы думаете, он был в восторге от того, что я превратилась в птичку? Да он немедленно завел себе кого-то на стороне! Как я подозреваю.
– С мужем мы разберемся. А впрочем, Надежда, скажите по совести, нужен он вам, муж-то, если каждый самец колибри просто счастлив, когда вы обратите на него внимание! Признайтесь, Надежда, вы ведь, будучи колибри, наверняка заводили легкие интрижки с птицами своего вида?
– Почему только своего? – гордо удивляется писательница. – Как-то я крутилась под носом у павлина, и он был просто заворожен моим полетом и расцветкой перьев!
– Вот видите! Значит, я недаром превратила вас!
– Нет, я не сдам своих позиций! Юля, человек – это звучит гордо, как известно. А колибри? Колибри, как это звучит? И потом… У меня все-таки есть поклонники из числа читателей. Они ждут моих романов. А я, понимаете ли, попархиваю с цветка на цветок! Нехорошо. Бестактно.
– Надежда, да бросьте вы зудеть о писательстве. Таких писателей, как вы, миллион в периоде. Вам так хочется пополнять эти нестройные ряды? Тиражи у вас средненькие, популярность тоже… так себе.
– Юля, как вам не стыдно! Как вы можете говорить такие вещи!
– Могу. Кто ж вам еще правду скажет? Я имею в виду ваших персонажей. Я – единственный литературный герой, живущий в реальном мире. Я этим и пользуюсь.
– Я вижу, как вы пользуетесь! Наговорили мне гадостей…
Писательница всхлипывает. Мне даже во сне становится ее жалко. Я же вижу, какая она одинокая, неуверенная в себе, измученная вечной борьбой за тиражи и гонорары, страдающая от неврозов и перемен погоды…
– Надежда, я только хотела вам помочь. – Я говорю это искренне.
Писательница пуще заливается слезами.
– Надежда, я вовсе не злая ведьма. Я действительно хочу, чтобы вы были счастливы.
– Тогда оставьте меня в покое! – выкрикивает писательница.
– Что значит «оставить в покое»? Я по-человечески вам сочувствую, а вы предлагаете мне забыть о вас, так? Предлагаете позволить вам и дальше скатываться в пучину астено-депрессивного синдрома и при этом писать слабее и слабее? Почему вы не цените себя?
– Юля, я вас не понимаю.
– Тут и пятилетний ребенок все поймет! Я отправила вас в творческий отпуск, предоставила вам возможность взглянуть на мир иными глазами, прояснить сознание, очистить карму, раскрыть чакры.
– Ой, Юля, не надо про карму и про чакры.
– Но разве я не права? Вот если бы я Акунину или Чередниченко предложила пожить несколько месяцев в птичьем облике, да они бы… Они бы весь мир перевернули ради меня!
– Вы уверены?
– Абсолютно! Ни один писатель не упустил бы шанса помахать крыльями. А если брать менеджеров среднего звена или специалистов по логистике, то они бы просто в очередь выстраивались, чтобы я превратила их в стайку голубей!
– Вы… вы очень убедительны, Юля.
– Что есть, то есть, – скромно говорю я. – Ну что? Вы больше на меня не сердитесь?
Писательница улыбается и вытирает слезы бумажным платком.
– Мир?
– Мир.
– Кстати, теперь вы можете приниматься за очередной роман. Вы расколдованы. Более того, я могу сказать заклинание, которое лишит вас воспоминаний о жизни в птичьем виде. Хотите?
– Нет, не хочу. А знаете что, Юля?
– Что?
– Я тут подумала… Идей для нового романа у меня все равно нет. Кроме того, не хочется снова идти к психотерапевту и пить антидепрессанты. Превратите меня в птицу, Юля. Снова.
– Вот как?
– Да. Где-нибудь на год. Вы правы: надо менять обстановку и даже менять себя. И вы – мой единственный шанс.
- Предыдущая
- 47/67
- Следующая
