Сонник Инверсанта - Щупов Андрей Олегович - Страница 43

• Предыдущая
• 43/96
• Следующая

– Адмирал? – глаза Первого Визиря, казалось, вот-вот выскочат из орбит. – Но откуда он здесь? Я не сообщал ему о нашем маршруте!…

Человек с седыми висками, в белом мундире, шпагой на поясе и золотыми молниями на обшлагах не мог видеть меня из-за тонированных стекол, но, видимо, он прекрасно знал, кто находится в машине, потому что, не дойдя до лимузина двух шагов, замер по стойке смирно и резким движением вскинул ко лбу два стиснутых пальца. Чуть позже дверца рядом со мной распахнулась.

– Опасность, господин Кандидат-Консул! – седовласый чиновник шагнул ближе, величественным движением сомкнул пальцы на золоченой рукояти шпаги. – Несколько минут назад нам удалось осуществить радиоперехват. На Мастера совершенно покушение. Очевидно, сработала ракета класса «Земля-Воздух». Впереди вас поджидает засада.

– Какая еще засада, о чем вы говорите! – колени Первого Визиря заметно дрожали.

– Я мог бы, разумеется, подробнейшим образом изложить все на бумаге, – чеканно и с оттенком презрения ответил Адмирал, – но боюсь, нам просто не предоставят такой возможности. Они могут начать атаку в любую минуту…

– Кто они? – фальцетом выкрикнул визирь.

– Враги существующего порядка! – сухо отрезал седовласый. Повернувшись ко мне, он все тем же чеканным тоном произнес: – Ваше Величество, будьте так любезны проследовать за мной. Машину с эскортом я предлагаю пустить прежним маршрутом. Это будет приманка. Кстати, и господин Первый Визирь получит возможность убедиться, насколько оправданы мои опасения.

– Категорически возражаю! – звенящим голосом произнес мой спутник.

– Подождите, – я успокаивающе положил ему руку на колено. – Возможно, в предложении Адмирала есть свой резон.

– Господин Кандидат-Консул, это ловушка! – губы Первого Визиря дрожали. – Я смею настаивать на первоначальном маршруте. И лучше будет, если мы поднимем по тревоге дворцовый гарнизон.

– Не суетитесь, гарнизон уже поднят! – глаза Адмирала метнули в сторону оппонента свирепую молнию. – Если вы помните, я тоже наделен означенным правом.

– Тем более! Я настаиваю на первоначальном маршруте!

– Как же вы мне надоели!… – Адмирал Корнелиус взглянул на часы и рыкнул: – Бъель, где вы, черт возьми!…

Все произошло настолько быстро, что я не успел глазом моргнуть. Пинком распахнув изнутри дверцу, шофер выскочил на тротуар. Охранник, что сидел у окна, вскинул было автомат, но сделать ничего не успел. У людей, окруживших лимузин, в руках блеснуло оружие. Очереди распороли тишину. Били в машину практически в упор. Бронетранспортер, стоявший метрах сорока впереди, вдруг подпрыгнул и вскипел пламенем. То же самое произошло с нашим арьергардом. Начал детонировать боезапас транспорта, и за грохотом я перестал слышать выстрелы. Стрелять, между тем, продолжали – и справа и слева. С простреленной головой Первый Визирь уже лежал возле моих ног, а на тротуаре я разглядел распластанное тело бедного водителя. Такая же участь, очевидно, постигла других моих охранников. Оставалось только удивляться, что сам я еще жив.

– Вылезайте, Ваше Величество!…

Седовласый смотрел на меня стальными, не обещающими жалости глазами. Вторя дуэту суженных зрачков, третьим циклоповским глазом на меня пялился ствол его пистолета.

– И, пожалуйста, поскорее! Как видите, нам не до шуток.

Я грузно полез из машины. Неловко стукнулся макушкой о низкую притолку, чертыхнувшись, ступил на тротуар. Двое людей тут же шагнули ко мне, крепкие пальцы стиснули мои локти.

Оглядываться не имело смысла. Стрельба прекратилась, значит, все и впрямь было кончено. Только продолжало еще гудеть пламя, пожирающее бронетранспортеры. Этот жаркий очаг мы обошли стороной и тут же нырнули в темный проулок. Здесь также толпились военные, скученно стояли какие-то машины.

– Вы ответите за это, Корнелиус! – сухо проронил я. На короткий миг мы встретились с седовласым Адмиралом глазами. Что-то в моем взгляде его, должно быть, удивило, потому что, собравшись ответить, он лишь махнул рукой и, обернувшись к подбегающей фигуре, устало приказал:

– Бъель! Отвезите его на «дачу». Там уже все подготовлено.

– Вариант «Железная маска»?

– Все верно. Теперь он ваш пленник, так что смотрите в оба!

Бъель, тот самый адъютант, о котором поминал покойный Визирь, молодцевато прищелкнул каблуками. Даже в мешковатом камуфляже он смотрелся довольно изящно. Высокий, с перетянутой ремнем талией, он мог бы вызвать у меня симпатию, если бы не оставшиеся за спиной трупы. Я прошелся взглядом по его аристократической физиономии, запоминающе свел брови.

– Идите, Ваше Величество, идите! – Бъель с усмешкой подтолкнул меня. – Как говорится, карета подана…

Автор «Замогильных записок», Франсуа Рене де Шатобриан, был личностью, бесспорно, знаменитой. Полное собрание его сочинений – шеренга в тридцать один том – емкое тому подтверждение. Да и людей, знававших его, именовать рядовыми никак было нельзя, поскольку водились среди них и знаменитый Веллингтон, и Пушкин Александр Сергеевич, и Джордж Вашингтон, и мадам Рекамье, и Наполеон – тот, что из семьи Бонапартов. При этом господина Франсуа они не просто знали, но еще и уважали, общались лично, переписывались, ценили ум, прислушивались. Я же, увы, Шатобрианом не был. Не был я и Вергилием с де Голлем, не был даже Бушем младшеньким, напортачившим в свое время в политике больше всех своих предшественников. А потому – кто мог знать меня в этих краях-весях? Казалось бы, ни одна живая душа, однако выяснилось, что я крупно ошибался. Моя персона была известна очень и очень многим. Настолько многим, что подозревай я об этом раньше, притаился бы в какой-нибудь глуши, не высовываясь до поры до времени. Но я высунулся и, разумеется, получил по носу. Получил пребольно.

Тело вновь свело судорогой – каменной, цепкой и долгой. Я стоял, подняв руку к стеклу, и воочию слышал, как скрежещет шестеренчатый механизм в голове. Повинуясь команде невидимого режиссера, все останавливалось – время, жизнь, ток крови и бег по стеклу мохнатой мухи. Я погружался в небытие, и, разбившись на пузыри, видимое пространство медленно уплывало к потолку. Кровь начинала остывать, тело стекленело. Тем не менее, умирать мне не давали. Спустя какое-то время, ангелом-спасителем подбегала медсестра и, закатывая мне рукав, умело пронзала кожу иглой. Меня сотрясал разряд живительного электричества, белки глаз проворачивались по кругу, и мир утомленной гусеницей выползал из-под век. Мохнатая муха вновь отправлялась в путь-дорожку, а за окном возобновлялось коловращение тополиного пуха. Это было странно, поскольку я уже начинал верить, что в здешнем мире нет наших прежних изъянов. Но, увы, они были, и был порождаемый ими весенний, столь раздражающий многих аллергиков снег.

Что касается ощущений, то их я смело заносил в графу странных. Меня словно включали и выключали, и вместе со мной испытывал переключения весь здешний мир. После особенно крепких разрядов я получал способности, о которых не подозревал раньше. Обычным раздвоением дело не ограничивалось, – я получал зрение, подобного которому не имело ни одно живущее на Земле существо. И даже не зрение, – нечто гораздо более мощное. Я устанавливал контакт с живыми и неживыми структурами. Подчиняясь моему желанию, ближайшее к окну дерево распахивало свой черный ствол и принимало меня в свое терпкое волокнистое нутро. Я погружался в него, как в женщину, и, соскальзывая по мириадам тоненьких канальцев, доплывал до самых отдаленных веток. Часть меня перемещалась в листья, остатки же газовым облаком уплывали в небо. Кое-что оседало вниз, на камни, мало-помалу пропитываясь их гранитной сутью, заражаясь стылым вековым спокойствием.

• Предыдущая
• 43/96
• Следующая