Хитрая злая лиса (СИ) - Марс Остин - Страница 76

Министр впечатлённо двинул бровями и сказал:

— Круто. Я слабо представляю, что бы я делал на его месте. У нас учителя так себя не ведут. Если бы кто-то попробовал, у него были бы большие проблемы.

— Есть у меня подозрение, что вы очень плохо осведомлены, — печально усмехнулась Вера, — люди везде одинаковые. И когда они осознают свою безнаказанность, они унижают тех, кто не может себя защитить. Просто вы общались только с теми учителями, которые знали, кто вы такой и кто ваш папа.

— Может быть. Дальнейшая учёба в школе прошла идеально, как я понимаю?

— Да ну, что вы, — она рассмеялась. — Учительница не извинилась, шуточки одноклассников продолжились, я опять била самых смелых — учителя умеют вдохновлять дебилов на травлю. На следующий урок химии моя мама пришла, красивая пипец, в деловом костюме, просто архиприличном, но грудь у неё ещё больше, чем у меня, и она этого не стесняется, она ходит вот так, — она изобразила гордую осанку, улыбнулась. — Пришла на каблуках, в узких брюках, с причёской, с макияжем, вломилась на урок и сладким голосом стала извиняться за то, что купила мне неприличное бельё. Сказала, что мамой она стала совсем недавно и в первый раз, такая вся молодая и неопытная (старше учительницы в полтора раза и в сто раз красивее), ей так стыдно, что она не разбирается, поэтому она решила спросить непосредственно у учительницы, какое бельё мне лучше купить, чтобы оно было подходящее. И достала из сумки три комплекта охренительно шикарного белья, я такое в жизни не носила, оно стоит как две зарплаты. Учительница что-то попыталась проблеять, но когда мама смотрит в упор, дар речи у многих теряется, она привыкла. Изобразила, что учительница выбрала два, а один она, так уж и быть, вернёт в магазин. Учительница рот закрыла надолго, а весь мой класс на всю жизнь остался в твёрдой уверенности, что я ношу охренительное бельё, хотя я его надела два раза, потом оно стало маленькое. Так я это к чему, — она стала ровно, поправила косу и сказала с улыбкой: — Я привыкла. Я живу в этом теле уже много лет, меня вообще ничем не удивить. Если вы переживаете по поводу того, что кто-то будет меня критиковать — так и будет, всегда, это не зависит от того, как я оденусь. Если вы переживаете, что я расстроюсь — я не расстроюсь, мне похрен. У меня уже давно иммунитет, во мне его взращивали со школы, и добились успеха. Идём?

Он медленно провёл взглядом вдоль её косы, посмотрел в глаза и качнул головой:

— Нет. Распускайте. Я знаю, какую причёску я вам сделаю.

Вера пожала плечами и распустила. Министр достал из рукава вчерашние перчатки, она посмотрела на них очень заинтересованным взглядом, он слегка смутился, но сказал вполне решительно:

— Это для подстраховки. На всякий случай.

— Это правильно, — медленно протянула она, он делал вид, что его это вообще не смущает, но сам понимал, что выглядит не убедительно. Сегодня его это не веселило, поэтому Вера перестала его смущать и развернулась спиной.

Он сказал ей сесть на подушку, сам стал на колени за её спиной, долго расчёсывал и делил волосы на пряди, вставал, ходил вокруг, потом закрепил всё двумя маленькими заколками и сказал:

— Всё.

— Здесь есть большое зеркало?

— Могу сфотографировать.

— Точно, — она нашла телефон и протянула ему, он сделал несколько фотографий и показал, Вера долго смотрела, но ничего необычного не нашла — пара жгутов и кос, закреплённых на висках, большая часть волос сзади просто распущена. Она кивнула: — Красиво. Идём?

— Идём, — он протянул ей сумку-мешочек, она убрала в неё телефон, взяла руку министра и пошла за ним.

На улице была такая жара, что было непонятно, каким образом в доме сохраняется относительная прохлада. Дворец при дневном свете выглядел куда более приветливым, но куда менее новым — солнце подчеркнуло все трещины в фасадах, всю пыль и паутину по углам, изношенность дорог и усталость краски. В одном месте стыдливо прикрывался забором недостроенный дом, во дворе которого лежали штабелями доски, уже рассохшиеся от времени, стояло корыто с остатками задубевшего раствора и скамейка для того, кто должен был им заниматься. Они быстро прошли мимо, но странное щемящее чувство жалости и хрупкости осталось внутри, в очередной раз заставляя задуматься о том, насколько эфемерна власть и богатство цыньяских аристократов и насколько легко эта иллюзия рушится буквально за день.

«Дворец Кан, наверное, ужасно будет при свете выглядеть. Он и ночью развалюха, а днём там будет конкретное такое ваби-саби, если не моно-но аварэ вообще. Нельзя так жить.»

Она сильнее сжала руку министра и тихо сказала:

— Ну так что, последний шанс — анонсируем Двейна в качестве наследника или пока воздержимся?

Министр чуть улыбнулся и процитировал:

— «Длительное воздержание вредно для здоровья».

— Ого, ничёси, какие познания! Кто вас этому научил?

— Да есть тут одна... хитрая злая лиса.

Она улыбнулась и отвела глаза, они шли молча, министр с силой сжимал её руку и перебирал пальцы, потом остановился и развернулся к Вере лицом, она посмотрела на него прямо. Он секунду смотрел на неё так внимательно, как будто мог найти в ней какой-то знак «стоп» и просто пойти дальше, но она уже давно такого в себе не носила. Он улыбнулся увереннее и кивнул:

— Да. Двейн — мой наследник, сын моего дяди, остальное никого не касается. И я скажу об этом всем, потому что я устал об этом молчать. И Двейну сегодня скажем. Хочу посмотреть на его лицо в этот момент.

— Хорошо.

Он кивнул и продолжил стоять молча и думать о чём-то очень смелом. Посмотрел на Веру и шёпотом спросил:

— Я звезда?

— Ярче Солнца, — уверенно кивнула она, он рассмеялся и жестом указал ей на ближайшие ворота:

— Нам туда. И мы уже опоздали.

Вера с умудрённым видом подняла указательный палец:

— На чай нельзя опоздать. Даже если его весь выпили, пока вы добирались, всегда можно заварить новый или обойтись без него. В чае чай — не главное. А главное срока годности не имеет.

Он тихо рассмеялся и посмотрел на неё с предвкушением хорошей шутки:

— Это я вам тоже когда-нибудь повторю.

Слуги открыли для них ворота, уже знакомый старый слуга в цветном костюме поклонился им по очереди и с бесконечной почтительностью сказал:

— Глава Кан. Моя госпожа передаёт вам благодарность за то, что проводили госпожу Веронику. Госпожу прошу следовать за мной.

Вера удивлённо посмотрела на министра, он тоже выглядел неприятно озадаченным, но молчал. Слуга посмотрел на него понимающе и указал жестом куда-то в сторону:

— Мне приказано предложить главе Кан напитки и отдых в беседке. Если глава Кан пожелает.

Министр с крайне недовольным видом тронул наушник, спрятанный под волосами, получил оттуда какую-то информацию, которая его успокоила, судя по всему, и кивнул:

— Глава Кан согласен на беседку. Спасибо, что не будка.

Слуга улыбнулся с безграничной добротой:

— Моя госпожа любит главу Кан больше, чем остальных.

— Я это ценю.

— Прошу за мной.

Слуга проводил министра в крохотную беседку у пруда, а Веру повёл по тропинке из плоских камней к широким дверям дома. Дом казался существенно больше, чем тот, в котором поселили Веру, но внутри выглядел практически так же — пустота и чистота, бумажные стены, скромные украшения в виде вееров и вышитых свитков, изредка картины, на полу подушки, цыньянская манчкиновая мебель.

В столовой её ждала госпожа Виари в скромном светлом костюме и роскошный чайный сервиз с танцующими журавлями. За спиной Виари красиво сидели три служанки, но чай она разливала сама, Вера это оценила.

— Здравствуй, Вероника, присаживайся.

Вера села на подушку напротив, на секунду оторвав взгляд от танцующих журавлей на чайнике, чтобы поправить подол, и опять вернувшись к изучению рисунка. Он казался странно знакомым, и притягивал ощущением почти разгаданной тайны, предельно точного слова, вертящегося на языке, но не желающего вспоминаться. Виари улыбалась так, как будто именно этого эффекта и ждала, и всё получилось в лучшем виде. Вера посмотрела на неё вопросительно, старушка улыбнулась как старый злодей, которого не смогли поймать ни разу за всю его долгую злодейскую карьеру, и явно не поймают никогда в жизни, мягким движением приподняла чайник и стала наливать, напевно рассказывая: