Нет, мы не ангелы… (СИ) - Держапольский Виталий Владимирович "Держ" - Страница 6

— А почему она такая… такая… — Капитан никак не мог подобрать подходящее сравнение. В его насквозь пролетарских мозга, совершенно не избалованных образованием, не могли удержаться настолько красочные эпитеты.

— Ну, по всей видимости, оттого, что наш с вами клиент — не человек, — не дослушав, вынес вердикт Лазарь Евстафьевич.

— Да не-е-е! — Потряс лысой головой капитан. — Не может этого быть — я его не первый год знаю! Обычный… Как все… Ничего особенного, ну разве что в наркомате большим человеком был. Может яд, какой ему в пищу подсыпали? Возможно, что происки агентов мирового империализма?

— Не знаю как вы, мой друг, а я таких ядов не видывал. — Старик достал из нагрудного кармана пиджака аккуратно сложенный белоснежный платочек и вынул из глаза монокль. Подышав на линзу, профессор аккуратно протер её и вернул увеличительное стеклышко на место. — К тому же, если он и был когда-то обычным человеком, изменения коснулись не только крови, но и всех внутренних органов…

— А может он того — морфинист, какой? — Выдал очередную версию Дорофей Петрович. — Я слышал, что от этого тоже внутренние органы изменяются…

— От водки, положим, тоже печень увеличивается, — сварливо отозвался старик. — Только печень, так и остается печенью! А что у нашего приятеля творится внутри, даже мне, вот так сразу, и не разобрать: где тут печень, сердце, или желудок?

Профессор подвинул стул, на котором стоял его потертый кожаный саквояж, поближе к бездыханному телу. Щелкнув вычурным металлическим замком, Лазарь Евстафьевич распахнул сумку и достал из нее пару хирургических перчаток. Ловко нацепив их на руки, профессор вернулся к трупу.

— Лучше бы, конечно, посмотретьна прозекторском столе, но бегло взглянуть можно и так… Вы, Дорофей Петрович, как только закончите осмотр и съемку, не забудьте распорядиться, чтобы это тело без промедления отправили ко мне в лабораторию, — попросил медик, «со скрипом» присаживаясь на корточки. — Стар я для таких фокусов! — пробормотал он, опираясь руками на вскрытую грудную клетку. Ребра слегка раздались в стороны, встопорщившись рассеченными синеватыми хрящами с изумрудными прожилками.

— Что скажете, профессор? — Стараясь не мешать осмотру, Дорофей Петрович нетерпеливо топтался неподалеку.

— Со света отойдите, милейший! — Сварливо попросил старик, едва не уткнувшись носом в жуткую рану. — И как в таких условиях можно работать? — проворчал он.

Капитан поспешно сместился:

— Так хорошо?

— Да, спасибо… Итак, — удовлетворенный беглым осмотром профессор поднялся на ноги, — что можно сказать: разрез большой, неаккуратный, проходит от яремной впадины до самого паха… Операция, по всей видимости, была проведена инструментом, похожим на большие ножницы…

— Его вскрыли хирургическими ножницами? — уточнил капитан.

— Нет, — покачал головой профессор. — Это что-то типа ножниц для листового металла. Их вогнали в живот нашему клиенту чуть выше лобковой кости — это прослеживается по повреждениям кожи в месте нанесения удара… Причем, он был еще жив! А потом — чик-чик-чик, — старик изобразил пальцами ножницы, — распластали до самой глотки, особо не озабочиваясь сохранностью внутренних органов. Если посмотрите — легко обнаружите борозду от ножа. Вот еще, взгляните — весьма занимательно. — Профессор слегка приспустил расстегнутые брюки трупа, обнажив детородный орган замнаркома.

Дорофей Петрович заинтересованно наклонился, нависнув над телом.

— Ох, нихрена себе! — не сдержался милиционер при виде вывалившегося огромного фиолетового пениса. Бугрящийся отвратительными наростами фаллос был, помимо всего прочего, снабжен двойным рядом сиреневых присосок, сочащихся прозрачной слизью. — Жуть какая!

— Да, — профессор стянул с рук резиновые перчатки, вывернув их наизнанку, — и еще: тот, кто проделал эту операцию, вынул из внутренностей какой-то орган. Причем довольно неаккуратно…

— Какой орган? — с трудом оторвавшись от созерцания «щупальца осьминога», сдавленно просипел капитан.

— Кабы знать, милейший Дорофей Петрович, кабы знать? — Лазарь Евстафьевич пожал узкими плечами и забросил перчатки в саквояж. — Я попытаюсь установить это в лаборатории, но, естественно, ничего не могу обещать. Случай весьма и весьма неординарный!

— Что же мне начальству-то доложить? — задумался капитан, с хрустом почесав заросший короткой щетиной подбородок. — Голова совсем не варит — почитай, третьи сутки на ногах! Не могу же я вот так взять и доложить: что, мол, заместитель наркома товарищ С., в общем даже и не товарищ совсем… Он вообще, кажись, незнамо кто — не человек даже! А, Лазарь Евстафьевич?

— А от меня-то вы что хотите, мон шер? — Вновь уставился на милиционера своими печальными глазами профессор медицины.

— Ну, мне бы справочку, какую, а? Бумагу с вашей подписью и печатью, — елейным голоском произнес капитан. — Вам-то поверят, вы-то ведь медицинское светило! А мне за такой доклад могут путевочку в Сибирь организовать… Это еще в лучшем случае. А то и к стеночке, как вредителя…

— Будет вам справочка, — заверил милиционера профессор, — только после всестороннего обследования тела. Поэтому — поспешите доставить его ко мне в лабораторию.

— Всенепременнейше, Лазарь Евстафьевич! — Обрадованно перевел дух Дорофей Петрович. — С максимально возможной скоростью! Прослежу лично!

— Вот и договорились! — Профессор в предвкушении потер сухонькие ладошки. — Коллеги ахнут…

Облупленная входная дверь резко распахнулась, гулко стукнув о давно небеленую стену. Сквозь дверной проем в комнату буквально влетел, заброшенный крепкой рукой сержанта Маменко, маленький плюгавый человечек с морщинистой физиономией кирпичного цвета, заросший неопрятной пегой бороденкой.

— Ну, чё, чё пихаисси-то? — недовольно заявил мужичонка, распространяя неприятный похмельный аромат, щедро сдобренный стойким чесночным амбре.

— Это еще кто? — раздраженно спросил Дорофей Петрович, буравя грозным взглядом похмельного мужика.

— Подозреваемый, товарищ капитан! — доложил сержант. — Местный дворник.

— Какой, к чертям, подозреваемый? А, Маменко?

— Вот! Рядом с дворницкой валялись. — Сержант протянул начальнику садовые ножницы с длинными ручками, измазанные в желтой субстанции.

— А вот и орудие убийства! — довольно воскликнул профессор, выхватывая секатор из рук сержанта. — Это оно — у меня нет ни капли сомнений!

— Ка-какое орудие убийства? Вы о чем? — Уже не на шутку переполошился дворник.

— Твой секатор? — жестко спросил капитан, едва не тыча ему в лицо «вещдоком».

— Мой, — не стал запираться дворник. — Только он того — пропал у меня… Э-э-э… — задумался мужичок. — Аккурат в четверьг. Да, точно, в четверьг на той неделе. Какая-то гнида, мой сарайчик распотрошила! Я и в милицию, и домоуправу сообщил. В тот же день! А чё? Я порядок знаю, хоть академиев ваших и не кончал! Вы проверьте, товарищ милицанер!

— Проверим, — кивнул Дорофей Петрович. — Маменко, быстро метнись в домоправление…

— Так домоуправ еще здесь, товарищ капитан, — отозвался старшина. — У него быстрее спросим.

— Хорошо, поспрошай домоуправа: действительно ли дворницкую намедни грабили?

— Есть! — Маменко развернулся и вышел из комнаты.

— Тебя как зовут, горемыка? — спросил дворника Дорофей Петрович.

— Федором Епанчиным кличут, товарищ начальник, — отозвался плешивый, поправляя сбившийся набок фартук. — И чего было хватать? Сам бы пошел, со всем нашим уважением к доблестным органам Рабоче-крестьянской милиции…

— Хорош языком молоть — подь сюды! — Поманил дворника рукой капитан. — Знаешь его? — Он указал пальцем на разделанную тушу замнаркома.

— Евпатий-Коловратий! — Схватился за жиденькую бороденку дворник. — Вот это елдень! Вот это я понимаю! Да был бы у меня такой струмент, я бы кажный божий день Фроську из чайной пялил, да сладкой наливочкой запивал…

— А ну замолкни, паскуда! — рявкнул Дорофей Петрович, запоздало набрасывая на закоченевшее тело простыню. Незакрытым осталось только искаженное посмертной гримасой лицо завнаркома. — Мне плевать, кого ты пялишь каждый день! Узнаёшь, спрашиваю?