Десятое Блаженство (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 10

Забавно, что Альбина всё слышала, но помалкивала, только жалась поближе к Ритке с Инкой — школьная родня, все-таки.

— Никаких заплывов, братие и сестрие, тут вам не пляж! А токмо чинные погружения! И не толкайтесь, благодати хватит на всех!

Священники в черных рясах забеспокоились, закудахтали тревожно, да зароптали, а советские безбожники уже шлепали босиком по каменному спуску.

— О-о! — взвился радостный крик «Талии Истли» — именно так звалась Ивернева в своем израильском паспорте. — Прохладная какая!

И киношный люд повалил в священные воды. Я церемонно спустился следом за Белявским.

— Ну, не парное молочко! — крякнул Видов, тараща глаза.

— Двадцать градусов! — поежился Боярский.

— Двадцать один! — оспорил его Жигунов.

— Кто больше? — хихикнула Инна, окунаясь по шею. Выпрямившись в облипающей тунике, сквозь которую проступал синий купальник, она отбросила за спину мокрую косу — и побледнела.

— Ой, кто-то по ногам потерся!

— Не бойся, — коварно улыбнулся Харатьян, — это местные животинки. Водяные крысы!

— Крысы⁈

Заверещав, Инка бросилась к ступеням. Пищащая Самохина кинулась следом, а Рита возмущенно крикнула:

— Да что вы пугаете? Инна, стой! Это ж обычные нутрии! У твоей мамы шуба из них! Вон, смотри!

Молоденький монашек, стараясь не глядеть в сторону купальщиц, как раз подкармливал жирную зверюгу, сверкавшую иглистым мехом — держа в передних лапках морковку, та сноровисто грызла корнеплод.

Хорошистку зов разума не задержал в воде — выскочила, как ошпаренная, и уселась на теплом камне в позе Русалочки.

А религиозный диспут на берегу только набирал обороты. Попы из разных конфессий трогательно объединились, гневно обличая кощуна и самозванца — Изя гордо стоял, сложив руки на груди, и наслаждался кипишем, храня на лице холодное терпение. И вот, прервал мхатовскую паузу.

— Молчать, христопродавцы! — мощно грянул он. — Не вам, паразитам, присосавшимся к вере истинной, судить меня! Не вам, нищедухам, извратившим благую весть, не вам, лицемерам и ханжам!

И понес, и понес… С иврита переходя на латынь, с латыни на греческий…

Священники дрогнули, не ожидая столь яростного отпора.

— Сцена «Гневная проповедь», кадр один, дубль один, — ехидно прокомментировал Виторган. — Так их, дармоедов!

— Жаль, камеры нет, — хихикнул Гайдай, отжимая подол туники. — Боже, какой типаж! Браво, браво!

— Лёня, нельзя так, — постно высказалась Гребешкова, — а вдруг там что-то есть?

— Паки, паки… Иже херувимы!

Неизвестно, чем бы закончилась «сцена» — верующие и побить могли воинствующего безбожника, но Ари Кахлон с парой крепких ребят живо навел порядок. Победительно улыбаясь, Динавицер сошел в текучие воды иорданские…

Мы с Изей потеснили Дворскую с Самохиной, и уселись рядом — большого плоского камня хватило на всех, как и благодати.

Ерзая в сохнущей рубахе, Динавицер сказал задумчиво:

— Удивительная земля… Пустыня! А сколько тут народов оттопталось… — не способный долго хранить серьезность, он оживился совершенно ребячливо. — Знаешь, когда углубляешься в историю по-настоящему глубоко, поневоле приходишь в изумление. Оказывается вдруг, что многое в прошлом, известное тебе ранее, всего лишь мифы! Помнишь, у меня дома лежала детская энциклопедия? Там еще картинка такая была — рабы строят пирамиду! Волокут, бедные, плохо обтесанные глыбы, да в пыли, да на жаре, а толстый надсмотрщик хлещет их плетью… Миф! Пирамиду строили свободные египтяне! Это был как бы религиозный подвиг, за который им зачтется на том свете… Да они, вообще, всю жизнь готовились к смерти! Копили, откладывали на достойное погребение… Или, вот, помните, как Карамзин сказал: «Поскреби русского — найдешь татарина»? Чушь! В наших генах вообще нет монгольского следа! Просто в поповских летописях столько стонов было про иго, что целые поколения верили в нашествие. Не признаваться же князьям, как они шли брат на брата, как насмерть рубились из-за лишнего клочка к уделу, сжигая деревни у сиятельного соседа, насилуя направо и налево! Так что… Да ордынцам надо памятник поставить за то, что избавили народ от вечных междоусобиц! А «Ледовое побоище»? Это ж вообще бред сивой лошадки! Ага, сошлись немцы с нашими биться — на тонком льду Чудского озера… В середине апреля, когда как раз ледоход начинается! Расскажи про это тогдашнему рыцарю, он же уписается от смеха! Причем, заметьте, под лед ушла сплошь немчура! А русские витязи как же? Да на них, на каждом — по два пуда железяк! И кольчуги, и латы, и оружие… Это Эйзенштейну вольно было снимать добрых молодцев в одних портках, да кто ж в дружину князеву примет безоружного, да бездоспешного? «Ледовое позорище»!

— А чего ж мы тогда эти мифы в школе проходим? — простодушно удивилась Самохина.

— А так легче! Иначе придется истины докапываться, правду неприятную раскрывать… Да чего далеко ходить, — фыркнул Изя, — вот, тот же ваш фильм взять. Я сценарий читал — интересно! Занятно. И ведь наверняка на видео Иисус предстанет этаким благообразным красавцем, длинноволосым и статным…

— А чё? — подпустила ехидцы Инна.

— А ничё! — понятливо ухмыльнулся Динавицер. — Откуда в семье Иосифа и Марии возьмется высокий… чуть ли не блондин? Хочешь, составлю фоторобот настоящего Егошуа Га-Ноцри?

— Хочешь, — улыбнулась Дворская.

— Росту Егошуа был небольшого. Малость кривоног… Коренаст и волосат. Курчав и густобров. Черные глаза, чуть навыкате. Короткая шея, длинные, костистые руки… И это я безо всякой насмешки, именно так выглядели здешние мужчины во времена Понтия Пилата!

— Да они и сейчас не шибко изменились! — хихикнула Аня, глядя на арабов, гулявших по набережной.

Инна прыснула в ладошку.

— Ты прав, Изя! Какая-то правда… не красивая. Напишешь с такого икону, а выйдет карикатура!

— Когда приукрашивают истину, — глубокомысленно заметил я, — суть замазывается ретушью. В каком-то фильме… не помню уже… показывали Святой Грааль — роскошный, такой, сосуд из червонного золота, весь изукрашенный каменьями… А ведь настоящий грааль — это обгрызенная деревянная плошка!

— Хороший пример, — кивнул Динавицер, — того, как… — он защелкал пальцами.

— … Как прекрасную подлинность извратили во славу божию, — нашла слова Инна.

— Точно!

— Ох… — вздохнула Самохина, привставая. — Пошли, Гайдай зовет. Пора!

— Сестрие… — коварный Изя прикинулся змеем-искусителем. — Окунемся напоследок? М-м?

— Ох… — Инна повторила Анин вздох, и спросила с надеждой: — А успеем?

— А мы по-быстрому! Три-четыре!

И наша четверка с плеском и писком спрыгнула в прохладную зелень вод.

Понедельник, 23 марта. День

Белград, улица Неманьина

Здание югославского министерства обороны походило на пару крутых утесов, зажимавших неширокое ущелье-улицу. А внутри, как обычно — этажи, бесконечные коридоры, двери, двери, двери…

Гирин вздохнул. Ему бы сейчас с Настей быть, помогать бедной устраиваться на новом месте, а он всё по паркетам шаркает, да ритуальные пляски исполняет… Ну, а как без церемоний?

Министру иностранных дел Югославии он уже представился. Вроде бы, пустая формальность, а вот Кленов, помощник его по ВВС, доложил тет-а-тет, что местные обиделись! Чего это, мол, военного атташе — и в таком звании прислали? Подумаешь, капраз! Это ж полковник получается, ежели на сухопутный манер. А нам генерала подавай, как минимум!

И пришлось товарищу Кленову попотеть, доказывая, что новый шеф его не за выслугу лет звездочки заработал — боевой был старпом! Недаром президентша Америки ему лично «Серебряную звезду» на грудь приколола — второму в истории русскому офицеру, между прочим.

Почему-то именно данный случай сработал, и рейтинг Гирина подрос скачком…

…Иван думал и об этом, и еще кучу мыслей перебирал, сидя в кресле напротив Велько Кадиевича, министра обороны СФРЮ. Военный атташе при посольстве СССР сделал, например, вывод, что русские — вовсе не из славян.