Вопреки всему (сборник) - Поволяев Валерий Дмитриевич - Страница 10

Сдавать Смоленск немцы не хотели, очень не хотели, держались за город изо всех сил, зубами, и старались образовать брешь в воинской цепи, теснившей их, бросали в молотилку все новые и новые части, перегруппировывали танковые колонны.

Перед гнездом пулеметчиков выросло целое поле из мертвых немцев. Вытянутые руки, растопыренные, окаменевшие на холоде пальцы, немые черные рты, худые заросшие подбородки — у фрицев, даже у мертвых, на лицах росла щетина, было в этом что-то колдовское, недоброе, таинственное, рождавшее внутри испуг, хотя ни Куликов, ни Блинов уже ничего не боялись — перестали бояться.

Атаки немецкие шли одна за другой, почти без перерыва, каждый день, пулеметчики потеряли им счет, страшный покров из убитых врагов, выросший перед их позицией, рос и рос. Пока было холодно, сыро, гнилыми немцами еще не пахло, но что будет, когда войдет в свои права весна? Тогда от вони задохнутся все, и русские, и фрицы. И еще каким-нибудь вепсам или чукчам, живущим далеко на севере, тоже достанется, гнилой дух доплывет и до них.

И что еще рождало нехороший озноб на коже — убитые немцы, наслоившиеся в несколько рядов перед позицией пулеметчиков, лежали сплошь с вытянутыми руками, как в нацистском приветствии, тянули пальцы к гнезду, в котором сидели Куликов с напарником.

Тянуть-то тянули, да только кишка была тонка, чтобы дотянуться, совсем немного не хватило ее — фрицев остановил пулемет. Даже бруствер не нужно было поправлять, немцы, лежавшие друг на друге, заменили его. А руки были вскинуты в немом крике "Хайль Гитлер!".

Впрочем, второй номер, Коля Блинов, совсем не думал о том, что товар может протухнуть и завонять: чем больше тут валялось фрицев с вытянутыми руками, тем было лучше.

В атаку немцы шли упакованные от макушки до задницы, в ранцах у них и шоколад имелся, и сыр с галетами, и сухие хлебцы, и тюбики со сладкой французской горчицей, и мягкие булочки в промасленной либо в пропарафиненной бумаге, позволявшей хлебу долго сохранять мягкость, и чесночные колбаски в серебряной упаковке… В общем, никаких кухонь не нужно было — достаточно срезать ранец с какого-нибудь пехотинца в мышиной форме.

Правда, за изобилие это, будь оно неладно, приходилось расплачиваться. У Блинова под каской красовалась бинтовая нашлепка с мазью — немецкая пуля срезала ему с головы кусок кожи и надкусила кончик уха. Колю хотели отправить в тыл, подлечить немного, но он не захотел.

— Вот возьмем Смоленск, тогда и в тыл — немного отдохнуть, а заодно и подлечиться… А так — нет, увольте, да и не могу я здесь напарника оставить одного. В одиночку справляться с пулеметом трудно.

Тут, конечно, Коля перегибал палку, это он без напарника с пулеметом не справится, а Куликов в одиночку очень даже справится, одолеет без всяких сложностей. Хотя по части снабжения телячьими котомками, срезанными со спин мертвых фрицев, дело будет обстоять хуже, Блинов преуспел именно по этой части, за успехи по добыче выпивки и съедобных боеприпасов ему можно на погоны лычки старшины цеплять — заслужил.

За несколько дней расчет Куликова несколько раз сменил позицию и в конце концов обосновался на высотке, прикрытой молодыми, на удивление целыми, не посеченными осколками елями.

— Ох, и надоело же копать лопатой землю, до скрипа в костях надоело, — пожаловался как-то Блинов.

— Где конкретно скрипит?

— Да везде. И в голове, и в спине, и в сапогах, куда ни сунься — везде скрипит… Ледяная крошка, мерзлый снег, песок, тертый камешник, земля… Тьфу!

— Если хочешь остаться в живых, закапывайся, — на зубах у Куликова тоже скрипел песок, но он не обращал на него внимания, только размеренно помахивал лопатой, выкапывая гнездо для любимого "максима". — Другого способа нет, только этот.

— От лопаты мозоли везде, — прежним жалобным тоном произнес напарник, — даже на заднице.

— Что-то я не видел, чтобы ты задницей копал окопы, — Куликов, сомневаясь, похмыкал в кулак, и Коля прекратил разговор, не стал его продолжать.

Пулеметная позиция была выбрана грамотно, с чувством и с толком. Высотка хоть и выглядела мизерной, всего на пару вершков приподнялась над землей, а видно с нее было далеко, и взять ее в несколько прыжков гитлеровцы никак не могли, под ноги атакующим обязательно попадалось какое-нибудь препятствие: яма, пара пней, утяжеленных минами, или же что-то еще, какой-нибудь сюрприз с подарками — набор гостинцев тут был обширный, на целую роту могло хватить.

Небо утреннее, сырое и грузное, пропитанное мерзлым снегом, тающим льдом, исторгающее холодную сырость, неожиданно приподнялось, раздвинулось.

И словно бы свет откуда-то пролился, сделалось ясно, будто где-то недалеко проклюнулось солнце, протерло заспанные глаза, с еловых веток засочилась капель. Стало легче дышать.

Блинов заулыбался обрадованно, перемена в погоде ему понравилась; Куликов, напротив, нахмурился, втянул голову в плечи, будто собирался залезть куда-нибудь под землю, в укромную щель.

— Готовь брезент! — приказал он напарнику. У шоферов они добыли клок брезента и при воздушных налетах немцев накрывали им пулемет, чтобы его не замусорило, не забило комьями земли, камнями, не привело в негодность.

— Зачем? — спросил Блинов, а поскольку напарник не ответил, переспросил напористо: — Зачем брезент-то?

— Скоро узнаешь, — уклончиво отозвался Куликов.

За несколько минут небо расчистилось еще больше, с недалекого поля, изувеченного снарядами, пусто глядящего в небо свежими воронками, принесся сиплый, довольно сильный ветер, вновь сдвинул облака, стало еще светлее. Прошло совсем немного времени, и вдалеке, почти у самого горизонта, послышался плотный негромкий гул, словно бы в небе шла колонна грузовиков.

— Ну вот и дождались, — мрачно проговорил Куликов, — даже пятнадцати минут не прошло.

Ясное дело — как только в небе появились голубые пятна, летчики-фрицы побросали свои недокуренные сигареты в пепельницы, отодвинули от себя недопитые чашки с кофе и понеслись к самолетам запускать моторы. Прошло еще немного времени, и они уже за-гундосили в небе, скоро будут здесь. Очень неплохо было бы, если б сюда подоспели ястребки с красными звездами на крыльях и хотя бы чуть прикрыли нашу пехоту на переднем крае.

Блинов засуетился, разворачивая брезент, вдвоем они сняли из выемки в бруствере пулемет, опустили его вниз, и раскинули истертое, сделавшееся кое-где совсем тонким полотно. Толковая ткань — брезент. Для всего годится — и на непромокаемый плащ пойдет, и на сапоги с баретками, и для того, чтобы смастерить прочную палатку, и уж тем более — защитный кокон для пулемета… Универсальный материал.

Тяжеловатый, правда, удельный вес высок, — если таскать на своем горбу — очень скоро язык сам по себе изо рта вывалится, но у Куликова крутилась в голове толковая мысль — договориться с батальонными хозяйственниками, чтобы при перемещениях они брали брезент в свои телеги, и он эту мысль выхаживал уже не первый день…

Впрочем, Блинов относился к этой мысли с недоверием: хозяйственники — люди сложные, поскольку все время подле начальства пребывают, на штабном крыльце вместе с ним трутся, с разными писарчуками знакомы, часто видят живьем комбата майора Трофименко, — так что не возьмут они грязный, заношенный, пахнущий бензином, но такой нужный на передовой лоскут брезента, поглядят на пулеметчиков, как на чумных, у которых с головой что-то не в порядке, и откажут… Как пить дать — откажут.

Куликов глянул на наручные часы с чистым, хорошо отшлифованным стеклом, засек положение стрелок — сколько еще времени им с Колей дышать свободно осталось?

Минут через семь на позицию их роты, по-бабски растопырив колеса шасси и по-бабски же истерично воя, уже заходил первый "юнкерс". Через несколько мгновений он уже выпустил из своего брюха целую цепочку тяжелых карандашных огрызков, — снизу бомбы были похожи именно на карандашные огрызки…