Чародей с гитарой - Фостер Алан Дин - Страница 12

• Предыдущая
• 12/71
• Следующая

– Чего это ты?

– А она чего? – пробормотал Джон-Том, крутя носом от новой вони.

Мадж нахмурился.

– Вот что, шеф, уймись-ка ты со своими обычаями. А чего ей еще делать со всей жижей, собравшейся за ночь? – И он показал рукой на ручей, протекающий вдоль улицы. – В это время года у нас здесь дожди. Все стекает в поток… и привет.

Джон-Том мысленно поблагодарил судьбу за то, что она не привела его в эти края летом.

– Меня ведь не это рассердило. Она же специально. Ей-богу, метила в нас.

Мадж ухмыльнулся.

– А че, можа, и так. У этой старой домоседки-хавроньи другого-то развлечения и не найдется.

– А как тут у вас насчет обыкновенной любезности? – осведомился Джон-Том, стряхивая с ботинок налипший мусор.

– Хорошая штуковина, если молодым хочешь лапы отбросить, вот что я тебе на это скажу.

Спереди послышались крики. Они отступили в сторонку и прижались к ставням, прикрывающим окна лавки. К ним приближался огромный двойной фургон, повозки грохотали одна за другой. Транспорт занимал едва ли не всю ширину улицы.

Джон-Том разглядывал его с любопытством. Правил фургоном тощий, насквозь промокший оцелот. Яркие глаза небольшой тигровой кошки поблескивали из-под широких полей мятой фетровой шляпы. Позади него, на передке второй повозки, ехал вконец осерчавший самец белки, ростом не более чем в три фута. Прикрывая пушистым хвостом голову, он пытался с помощью полотнищ плотного холста или кожи спасти от уже хлынувшего дождя фрукты и овощи, которыми была загружена повозка. Фургон тянула четверка ширококостных ящеров, покрытых сине-зелеными радужными разводами; в полумраке их розовые глаза поблескивали на манер габаритных огней автомобиля. Они то и дело дергались из стороны в сторону, требуя неуклонного внимания от вопящего и шипящего возницы, который использовал ругательства в той же мере, что и тонкий длинный кнут.

Ненадолго заглушив гром, огромная повозка прогрохотала мимо, с трудом обогнув угол.

– Ну чего браться, ежели безрукий… Не понимаю таких, – буркнул Мадж, когда они продолжили путь, стараясь держаться ближе к стенам домов, где дождь был потише. – Стока груза зазря намочили.

Теперь с неба уже просто лило. Окна по большей части были затворены или прикрыты ставнями. В наступившем полумраке казалось, что дома нависают над улицами.

Откуда-то из-за спины, сверху, донеслось пронзительное чириканье. Обернувшийся на звук Джон-Том успел заметить, как сойка в желто-пурпурной юбочке и жилете приземлилась на одном из насестов четвертого этажа и протиснулась внутрь через отверстие. Хлопнула круглая дверца.

Они торопились вперед – от одного шаткого навеса над входом к другому. По дороге миновали книжную лавку… точнее, лавку свитков: высокие до потолка деревянные полки похожи были на штабель винных бутылок, из каждого гнезда торчал толстый свиток.

Как уверял Мадж, дождь смыл всю грязь с мостовой, и вздувшийся ручей унес ее вниз по течению. Гроза тем временем умчалась дальше, раскаты грома стали стихать. Ливень сменился холодным моросящим дождем, и Джон-Том ежился и неуютно чувствовал себя в насквозь промокших джинсах и тенниске.

– Прошу прощения, сэр.

Джон опустил руки, которыми обхватил себя, пытаясь согреться.

– Что? – Взгляд его обратился направо. Голос слышался из узкого проулка – двое мужчин едва ли прошли бы там плечом к плечу…

Под небольшим деревянным навесом лежал гиббон, скрючившийся для тепла между деревянными бочонками, наполненными мусором. Его морщинистая физиономия была укрыта от дождя сложенными листами оберточной бумаги, завязанными узлом под подбородком. Самодельная шляпа, промокнув, липла к физиономии обезьяны. Рваные хлопчатобумажные брюки укрывали волосатые ноги. Рубашки на гиббоне не было. Длинные руки обнимали сотрясающуюся грудную клетку, покрытую округлыми проплешинами. Вместо одного глаза зияла дыра.

Рука с тонкими пальцами с надеждой потянулась к Джон-Тому.

– Серебряную монетку, сэр. Подайте несчастному ветерану войны, неудачнику мирных времен. Скверное воспитание и невежество судей стоили мне одного глаза, сэр. А теперь я существую лишь щедротами жителей этого города.

Джон-Том, открыв рот, глядел на жалкое создание.

– Ну, несколько медяков, сэр, если у вас нет серебра, – с вожделением канючил гиббон.

И вдруг отшатнулся, вжимаясь в бочки. Одна из них повалилась. На мостовую посыпались обрывки бумаги, кости – словом, обычный городской мусор, состав которого не зависит от пространственного расположения города в космосе.

– Нет-нет, сэр! – Трясущейся рукой гиббон прикрывал лицо. – Я ничего плохого не сделал.

Мадж стоял возле Джон-Тома. Меч на груди его был наполовину выдвинут из ножен.

– Слышь, ты, я не потерплю, чтоб ты приставал к джентльмену, пока он пользуется моим покровительством! – Выдр шагнул к неудачливому антропоиду. – Сделал… не сделал, а можа, еще сделаешь… Вот попробуй тока, пока я рядом.

– Ну зачем ты так? – пробормотал Джон-Том, не без приязни глядя на съежившегося гиббона. – Он же больной, видишь?

– Во-во… Именно… Больной. Чего ты, приятель, не знаешь, как разговаривать с попрошайками?

Выдр обнажил меч. Гиббон взвыл.

– Знаю. – Джон-Том запустил руку в карман, нащупал небольшой льняной кошелечек, которым одарил его Клотагорб, извлек из него монетку, бросил ее гиббону. Обезьяна поползла за ней по камням, по мусору.

– Благословение на вас, сэр! Пусть небеса поцелуют вас!

Мадж отвернулся с презрением, вернув меч на место.

– Попусту деньги мотаешь. – Он взял Джон-Тома за руку. – Ну, пошли. Надо еще добраться до той самой лавки, пока ты все не спустил. Вот что, кореш: тута мир грубый, и тебе лучше бы поскорее с этим смириться. Значица, не видал ножа в подворотне?

– Ножа? – Джон-Том оглянулся назад – на оставшийся позади проулок. – Какого ножа?

– Во-во, он еще спрашивает, – возмутился выдр. – Вот не было бы меня с тобой, сразу узнал бы – какого. Тока я думаю – тебе с собой не справиться. Голова, наверное, легкая, мозги вроде воздуха, а? Какого ножа… Тьфу!

Он остановился, поглядел на озадаченного Джон-Тома.

– Вот чего, приятель – по мне, валяй дурака сколько хошь. Тока вот его чародейство что скажет? Стало быть, покуда я тута тебя не пристрою, покуда ты, значица, не пустишь корней в этом мире, изволь-ка, приятель, слушать мои советы. А ежели о себе не думаешь, хотя бы меня пожалей. Клотагорб вона чего мне насулил. – Покачав головой, выдр отвернулся и отправился дальше. – Мне насулил – не тебе! Дернуло же меня спотыкаться о твои ноги, угораздило же!

– А! Выходит, мне повезло? По-твоему, я здесь просто счастлив? Тоже мне удовольствие… Пердун мохнатый!

К разочарованию Джон-Тома, вместо того чтобы потянуться к мечу, Мадж заулыбался.

– Вот это уже лучше, приятель! Так-то вот оно лучше, чем денежки свои раздавать. – Выдр сплюнул в сторону проулка. – Да этой мерзопакости вонючей что плюнуть, что кишки тебе выпустить. Не понял, почему мне в лесу лучше, а, друг?

Они свернули с главной улицы на боковую, оказавшуюся, правда, пошире того проулка, но в общем-то не слишком похожую на настоящую улицу. Впрочем, даже она могла похвастать вывесками полдюжины лавок, жавшихся друг к другу в конце длинного тупика. Улочку освещал высокий масляный фонарь. Полотняные козырьки над окнами лавок едва не смыкались, вместе с дождем пряча мостовую от света фонаря.

Из находившегося в конце тупика каменного фонтана вытекал ручеек, повторявший в миниатюре поток на центральной улице.

Джон-Том стряхнул капли с рук и, выжимая влагу из длинных волос, нырнул, согнувшись, под один из козырьков. Тот явно не был рассчитан на персону подобного роста. Юноша поглядел на вывеску под большим окном лавки. Надпись была уже почти понятна. Должно быть, мозг начинал обживаться. Впрочем, понять, возле какой лавки он оказался, можно было, не зная грамоты. В окне было полно жилетов, курток, искусно простроченных панталон… пара брюк с бубенчиками, нашитыми вдоль швов. Одежда лежала на прилавке или была напялена на манекены с остроухими головами и хвостами.

• Предыдущая
• 12/71
• Следующая