Ревизор: возвращение в СССР 21 (СИ) - Шумилин Артем - Страница 47

— Ну, давай, посмотрим, — взял статью Вавилов и принялся внимательно изучать. — И что особисту не понравилось?

— Ну, вроде, комсомольцы оружием разживутся, на минах могут подорваться…

— И всё? Вот же перестраховщик. Такую инициативу интересную чуть не зарубил. Павел Ивлев, получается, продолжает фонтанировать интересными предложениями. А ведь нам было бы очень неплохо перехватывать такие инициативы, — помахал он листками статьи, задумчиво глядя на полковника, — чтобы они исходили от нас. Надо подымать престиж нашей организации в глазах партии. Устрой-ка мне встречу с этим парнем, пора с ним лично поговорить. Уж больно подход у него ко всему интересный…

— Сделаем, — кивнул Воронин.

Святославль.

На следующее утро, собираясь на работу, Оксана в очередной раз споткнулась о сумки с вещами Загита и чертыхнулась. Была мысль разобрать их, разложить вещи по местам, но потом она остановила сама себя. До нее, только когда муж с сыном уже уехали, дошло, что Пашка, этот негодяй, наверняка теперь расскажет Загиту о том, что они с Марией требовали от Галии аборт сделать. Загит, конечно, не простит ей этого, он всегда был против абортов… Это, уже точно, будет конец.

Но безопасность дочери и внуков от зятя-бандита важнее, — решила Оксана и с высоко поднятой головой, с гордой осанкой мученицы вышла из квартиры.

— Ну что, соседка? — опять преградил ей дорогу Кутепов со второго этажа, закрыв капот своего старенького «Москвича». — Смотрю, Загит приехал и уехал?

— Тебе-то что? — уже более миролюбиво ответила Оксана. — Ну, уехал…

— Всё-таки, бросил он тебя? На какую-то московскую модную фифу променял? Ну так пошли вечерком сходим куда-нибудь, — хитро улыбнулся сосед. — В ресторане посидим.

— А и пошли, — вдруг согласилась Оксана.

У Кутепова хоть и была репутация скандалиста, но ей же не замуж за него выходить. А чего мне терять? — подумала она и пошла себе дальше на работу.

— Тогда я заеду за тобой в шесть в сад! — крикнул ей вдогонку Кутепов.

Ой, делай, что хочешь. Мне уже всё равно, — думала Оксана. — Загит узнает? Ну и пусть. Сам виноват. Как будто я что-то плохое кому-то сделала. Всю жизнь на них положила, заботилась, все мысли о семье, о детях. Всегда все сытые, чистенькие, в выглаженной одежде. И вот, пожалуйста. Он же, и правда, меня на Москву променял. Хоть не на фифу, правда. Хотя откуда я знаю? Может, в этом и весь секрет, сосед правильно угадал? А красивые обоснования, что она плохая, Загит просто придумывает? И верно, тогда становится ясно, почему ей квартиру оставляет… Зачем она ему, если у своей крали будет в Москве жить…

Москва. МГУ. Кабинет первого проректора.

Получив ещё до праздников от Лукина недвусмысленное предложение уволиться из МГУ по собственному желанию, Самедов решил, что тянуть больше нельзя и надо идти договариваться, иначе найдут повод и добьются его увольнения по статье.

— Вячеслав Викторович, разрешите? — заглянул он в кабинет первого проректора.

— Проходите, Рашид Фархадович. Вы заявление об увольнении принесли?

— Нет. Я буду переводиться. Хочу попросить у вас немного времени на оформление. Мне нужно недели две. Надеюсь, я могу на это рассчитывать?

Лукин задумчиво уставился на него, пытаясь просчитать возможные последствия такого варианта, но решив, что главное — это результат, молча кивнул головой.

Приехав в таксопарк, я по памяти нашёл кабинет Епихина. Думал придётся ждать его у кабинета, но, дёрнув дверь за ручку, неожиданно для себя распахнул её настежь.

Замдиректора чуть чашку с чаем из рук не выронил, тут же вскочил и удивлённо уставился на меня.

— Ну что, всё? Нагулялся на свободе? — усмехнулся я. — Ты, вообще, хозяин своего слова? А как бил себя пяткой в грудь: никогда моя жена вас больше не побеспокоит.

По его удивлённому виду стало понятно, что он не понимает, что происходит. Ну хоть что-то — значит, сговора с женой на разглашение информации у него нет.

— Что случилось-то? — спросил он, наконец.

— Твоя жена наплела моей тёще, что я связан с бандитами. И якобы моя банда ограбила вашу семью. И с нее все золото чуть ли не лично я снимал. Это, вообще, нормально? Мы об этом договаривались? Или нашим договоренностям уже конец?

— Нет-нет, всё в силе, — тут же ответил он, но видно было, что он в ауте и трезво мыслить не особенно способен.

— Короче, если меня из-за распространяемых ей измышлений начнут в органы таскать, то ничего не найдут и извинятся. В особенности увидев это.

Я достал из кармана корочки, и, распахнув их, показал Епихину поближе, чтобы было видно слово «Кремль» и очень эффектную печать. Убедившись по расширенным глазам, что он прочитал, продолжил:

— Но первое, что я там скажу с возмущением на допросе, так это чего это вы ко мне пристали, если в московских таксопарках уголовный закон нарушают с такой легкостью, словно в неположенном месте просто курят. Они уточнят, конечно, в каких именно, а я только в вашем и гостил, так что сюда оперов и направлю. А к вам сюда если придут… Сядете же все, идиоты!

— Я всё улажу! — пообещал замдиректора, видимо, начав приходить в чувство. — И с женой, и с её сестрой. Поверь, это никак не моя инициатива. Я ни сном, ни духом. Не надо ничего нигде говорить…

— Уж будь так любезен, уладь, — я поднялся и вышел из его кабинета, не прощаясь.

Ну, вот. В глазах Епихина под конец разговора я заметил нужное мне рвение по разрешению всей этой деликатной ситуации. Теперь можно и прежними делами заняться. Сейчас в Верховный Совет, вечером у меня лекция от общества «Знание». Ехать ли на пары сегодня? Или, лучше, в редакцию заглянуть, деньги получить за прошлый месяц и с Верой переговорить, что там с моей статьёй? А то уже сколько времени не выходит, Сатчан ждать замучился…

Москва МГУ. Кабинет проректора по учёбе.

Получив от Самедова обещание покинуть университет в течение двух недель, Лукин сразу вызвал к себе Кошевца, велев тому прихватить с собой телефон Костенко.

— Геннадий Фёдорович, ну, приходил сейчас ко мне Самедов, обещал уволиться, уже занимается своим переводом. Так что, можно звонить этому, из министерства автодорог, — сказал он проректору, едва тот зашел к нему.

— Серьёзно? Самедов, всё-таки, нас покидает, — усмехнулся Кошевец, тут же берясь за телефонный аппарат, подвинутый к нему первым проректором. — Ах-ах-ах, какая потеря! Алло, здравствуйте. Могу я услышать Николая Ивановича?.. Проректор по учёбе МГУ Кошевец. Да-да, конечно, подожду… Николай Иванович, добрый день. Должен вас поблагодарить. После нашего разговора поставил вопрос о Самедове перед руководством. Решено было проверить деятельность и «Комсомольского прожектора» и деятельность секретаря комсомольской организации и, действительно, обнаружились серьезные недостатки в его работе. Ему было предложено оставить работу в МГУ, с чем он вынужден был согласиться… Да-да. Уже оформляет перевод… Не могу сказать, не знаю, куда. Что, простите?.. — Кошевец слушал собеседника на том конце провода и глаза его постепенно округлялись.

Наконец, он положил трубку, попрощавшись на автомате, и нервно рассмеялся.

— Костенко настаивает на увольнении Самедова с позором, — начал рассказывать он Лукину. — Говорит, что у него студентка первого курса в любовницах, член «Комсомольского прожектора». Он с ней в своём кабинете того самого… Подсвечивает своим прожектором особенности ее анатомии… А? Каково!

— Только этого нам не хватало! — воскликнул первый проректор. — Какая наглость! На увольнении с позором, говорите, Костенко настаивает? Он что, с ума сошел, у него мания величия, что ли? Да мало ли кого Самедов дерет, а выносить сор из избы мы не будем. Давай мне телефон, пойду к ректору, пусть он позвонит лично ему и приструнит его, а не получится, так сразу после него министра наберет.