Ревизор: возвращение в СССР 21 (СИ) - Шумилин Артем - Страница 3

Все, надо хоть немного поспать. Лег на кровать и тут же вырубился…

Москва. Дом на Котельнической набережной.

Домой приехал поздно ночью. Всё спали. Залез в душ, немного успокоиться с дороги. Тёплая вода помогла расслабиться и я, прокравшись к себе на койку, быстро уснул.

В понедельник с утра, конечно, подвергся многочисленным расспросам и от жены, и от Загита. Ничего, конечно, не стал говорить, что определённый риск в этой моей поездке был. Еще не хватало, чтобы Галия начала задним числом волноваться.

Успокоив всех домашних, поехал к Сатчану. Эту историю про Механический завод я специально начал рассказывать с самого начала. Сначала он посмеивался, когда я про конфликт женщин рассказал. Потом у него вытянулось лицо, когда я про конфликт Шанцева и Филимонова рассказал со всеми выкрутасами с выдуманными крысами в столовой.

— А чем всё закончилось? — нагонял я драматизма. — Шанцев и Алироев арестованы и им грозит реальный срок.

— Серьёзно? — не поверил Сатчан. У него глаза аж округлились от удивления.

— Да. Нашли во втором цеху парня с условным сроком по тому металлическому делу, пригрозили ещё одним сроком, который с первым сложится и вуаля. Есть показания на директора и начальника экономического отдела.

— Это точно? — не мог поверить Сатчан.

— Точно. Я с людьми поговорил и парня этого с завода, Федьку Бондаря, нашёл. Там город в такой гадюшник превратили, ты не представляешь! Люди перепуганы вусмерть. Главбух наша мне дверь боялась в свой дом открывать, пока удостоверение Верховного Совета не показал.

— Бред какой-то! — возмутился друг. — И что делать?

— Спасать! И отчима, и материну шубу! — с горечью улыбнулся я.

— Чего? — с недоумением взглянул на меня Сатчан.

— Того. Помнишь, две шубы мне выделили? Я одну из них матери подарил. Так её сейчас конфисковали как нетрудовые доходы Алироева, — начал нервно улыбаться я, — небось уже жена начальника милиции в ней перед зеркалом крутится, совсем не удивлюсь…

— Блин! Вот!.. Блин.

— Ага, — кивнул я.

— Пошли к Бортко. Посоветуемся, — предложил Сатчан.

У Бортко всю эту историю Сатчан рассказывал уже сам, сократив её до необходимого минимума. У того глаза на лоб полезли.

— Во, дают! Ничего не боятся! — удивлялся он. — Но как ты это всё узнал?

— Город маленький, все друг друга знают, — пожал я плечами.

— Тем более! Всё на виду! О чём думают? — продолжал удивляться Бортко.

— Что делать-то? — спросил Сатчан. — Я с Шанцевым два года проработал, правильный мужик. Завод этот больше десяти лет возглавляет. Мало того, муж Пашиной матери под раздачу попал, когда попробовал возмутиться. У неё, даже, подарок его наш конфисковали с меховой фабрики.

— Главное, чтобы к ним с Шанцевым там не стали применять физических методов убеждения, чтобы «явки с повинной» написали. А то почки отобьют, инвалидом сделают и что толку от того, что они потом извинятся, — сказал я.

— Совсем распоясались! — заявил Бортко, резко став серьёзным. — Я с Захаровым посоветуюсь. Вернём мы матери твой подарок! И отчима вернем. Не переживай. Запиши мне всё, что тебе по этому делу известно. Первым делом прокуратуру областную задействуем, пусть проверят условия содержания, и чтобы никаких таких физических воздействий на задержанных не было.

Написал все свои соображения, всю собранную информацию, прописал, к кому за какими моментами для пояснения можно обращаться. Вышел из райкома, а на душе, всё равно, неспокойно.

Святославль. Горком КПСС.

— Палыч, плохи дела! — ввалился Филимонов в кабинет первого секретаря городского комитета КПСС Вагановича. — Люди видели машину с московскими номерами.

— Ну и что?

— Парень какой-то вынюхивал что-то, у Шанцевой был!

— Ну, мало ли… Может, племянник ее приезжал в гости за вареньем. Выходные же. Что ты панику разводишь?

— Тебе хорошо так говорить! Это не ты ухажёра своей дочки посадил!

— А что ты меня этим попрекаешь? А я тебе перевод на должность начальника милиции в Святославль в благодарность устроил. Свои же люди. А то, что тебе тут спокойно не сиделось, это уже не моя беда. Я тебя, что ли, с Шанцевым стравливал? Ты сам во всё это вписался. Просил помочь с этим делом — я помог. Теперь мы квиты. Ты, главное, теперь все сделай грамотно, чтобы комар носу не подточил. Чтобы дело в суде не развалилось. И что, главбуха трудно спросить, кто это был вообще, чем прыгать тут испуганно?

— А смысл? Даже если это не племянник был, она что, так вот возьмет и признается? Вот уж точно нет, она не дура. Соврет что-нибудь.

— Знаешь, это не мои вопросы. Не морочь мне голову всем этим. Я чем мог помог тебе по делу Шанцева, а вот все это — кто куда и зачем приехал — не мое дело, я в этом всем ничего не понимаю, сам разбирайся. Главное — дров не наломай, и так весь город твою зеленку обсуждает. Все, свободен!

Подключать Брагина уже не стоит, раз мои партийцы вписались. Но презент генералу лучше передать, так сказать, за беспокойство. Сразу зашёл и купил самый дорогой подарочный коньяк в коробке.

В университете ко мне сразу подошёл Костян.

— Тебя не было на первой паре, я уж не знал, что и думать, — озабоченно проговорил он.

— Похоже, что сам, по идее, справлюсь с тем делом, — достал я из портфеля коробку с подарком. — Передай отцу, пожалуйста. Извинись от меня за беспокойство.

Москва. МГУ. Кабинет замдекана по научной деятельности.

— Эмма Эдуардовна, можно? — заглянул в кабинет Хуберт.

— Заходи, — сняла замдекана очки и устало потёрла глаза.

— Можно узнать, насчёт меня никаких запросов из ГДР не было?

— Был, — холодно взглянула она на него. — Запрашивали на тебя характеристику. Я уже написала и передала в деканат.

— А в связи с чем? — чувствуя, что земля уходит из-под ног, спросил Майер.

— Оценка целесообразности твоего дальнейшего обучения в МГУ, — отрезала Эмма Эдуардовна. — Извини, Хуберт. У меня много работы.

Во время большого перерыва по моей просьбе сели в столовой с Булатовым и Ираклием отдельно.

— Мужики, — заговорщицки посмотрел я на них. — Надо узнать, кто родители у Быстровой. Сможете? Понимаю, что группа не наша…

— Мать у неё точно директор школы, — вспомнил Ираклий. — Помнишь, она сама говорила, когда ещё с нами обедала. Хвасталась…

— Не помню я ничего. Я её и не слушал, — отмахнулся я. — А отец кто?

— Без понятия. Но узнаем, — уверенно заявил Булатов.

— Посмотрите, тогда, и номер школы, где у неё маман директорствует.

— Конечно, — кивнул староста. — Давно пора на хвост Регинке наступить. Первокурсница, а ведет себя как… даже не знаю, как сказать. Как королева? Не угомонится никак… Да. Сёма рассказал, что эта выдра затеяла, что пыталась твоей жене какую-то гадость в уши влить, — добавил он, заметив мой удивленный взгляд.

— Да я вообще удивляюсь, как ты так долго терпел её выходки, — добавил Ираклий.

Москва. МГУ. Деканат экономфака.

— Простите, пожалуйста, — подошёл Хуберт Майер к секретарю деканата. — А характеристику на меня, что Гаврилина написала, уже отправили в ГДР?

— В международный отдел передали, они уже и отправят, — отстраненно взглянула на него секретарь и Хуберту стало совсем нехорошо.

— А можно узнать, что в ней было написано? — хрипло из-за пересохшего от волнения горла спросил он.

— Иди, спроси у Гаврилиной.

— Я уже был у неё, — чуть не плача, ответил Хуберт.

— Ну так а я-то чем могу помочь тогда?

Хуберт ушел, не солоно хлебавши. Все было как в тумане. Нет, никак не может быть так, что с ним, у которого все шло так успешно, такое вот может произойти! Надо идти в посольство к куратору, сказать, что это какая-то страшная ошибка. Извиняться, говорить, что дураком был, просить прощения. Авось сработает…