Встреча - Ласки Кэтрин - Страница 3

Ханна оделась довольно скромно, и одна из дам одобрительно ей полуулыбнулась – на следующей скамье сидела молодая матрона в невероятно яркой шляпке, украшенной перьями.

Зазвучала мелодия свадебного марша. По проходу, усмиряя суматоху, пошла первая подружка невесты в платье персикового шёлка, украшенного кружевными фестонами. Последняя из подружек, фрейлина, была толстенькой и неуклюжей, и персиковый наряд только подчёркивал цвет её лица, пестревшего упрямо проступавшими через слои пудры конопушками. «На её месте должна была быть Люси», – подумала Ханна. Ведь именно Люси Матильда выбрала своей фрейлиной. Но девушка, осуждённая за убийство, никак не могла выступать в этой роли. Ханна плотно зажмурилась – думать о сестре было почти невыносимо. Перед её внутренним взором предстал яркий образ петли. Голова Люси свисала набок, шея была сломана. Ханна попыталась вытеснить видение другим. Какой будет её собственная свадьба? Воображать это казалось неправильным. Но она стояла на грани безумия. Ей требовалась хоть какая-то связь с тем, что она любила, связь, которая не собиралась исчезать.

Они со Стэннишем придерживались одного мнения: им хочется чего-то простого.

Это будет маленькая часовенка, вроде тех, что он часто писал в Тоскане, – с видом на оливковые рощи. И он уже сделал набросок её свадебного платья. Милое платье в греческом стиле, струящееся с плеч мягкими волнами. Стэнниш говорил, Ханна будет выглядеть богиней, будто бы «только что сошедшей с фриза Парфенона – и никакой чарльзуортовской мишуры».

Мэй, Фин и Хью, кавалер Мэй, перепробовали всё возможное, чтобы помочь Люси. Хью нашёл адвоката, который согласился взяться за дело за символическую плату, внесённую им. Финеас Хинсслер, потерявший голову от любви и отчаяния, лихорадочно готовил её побёг, проводя не одну бессонную ночь за чертёжной доской на верфи Хинсслеров, моделируя не яхты для миллионеров, но план побега из тюрьмы Томастона. Используя свои фотографии неприступной гранитной крепости, парень кропотливо вычертил фасад здания: каждое окно, дверь и дымоход. Снаружи оно казалось непроницаемым, и его ещё ни разу не пропустили внутрь – навестить Люси, каждый раз заворачивая назад. Тогда он выходил наружу и, обходя здание, пытался определить, за какой из глухих стен каменной крепости находилась девушка. А Ханна, казалось, ничего не могла сделать. Она говорила, что даже не могла обсудить этого со Стэннишем. А Мэй? Мэй пыталась, но что сёстры в действительности могли сделать? И к тому же для них это было слишком опасно. В конце концов, они были тройняшками: выглядели очень похожими и могли быть приняты за тайных сообщниц убийцы.

Музыка заиграла громче, возвещая о скором появлении невесты.

Все присутствующие обернулись. Ханна прищурилась. Девушка, вся в кружевах и вуалях, стояла в конце прохода, опираясь на руку отца, готовая сделать первый шаг к замужеству. Кружева, казалось, поглотили её, будто растворив в туманном небытии. Зато голову, покрытую фатой, венчала ослепительная бриллиантовая тиара.

Пожилая леди, сидящая напротив Ханны, тихонечко вздохнула. Её глаза, как и глаза всех остальных, были прикованы к тиаре. «Они, конечно, не жалеют лошадей!» – шепнула пожилая леди мужу, хмыкнув с явным неодобрением. Супруг бросил на неё резкий взгляд. Бледные губы дамы вытянулись в тонкую линию, как будто она боялась сболтнуть ещё чего-нибудь.

Ханна продолжала следить за невестой, идущей к ожидающему её жениху. Лицо его сияло от предвкушения, глаза были прикованы и тиаре. Возможно, он прикидывал, что одни только эти бриллианты смогут содержать всю его недвижимость, по меньшей мере, лет сто. Но им никогда не придётся продавать их, ведь есть наличные, ждущие в Королевском Банке Англии в Лондоне, где последний взнос, идущий в счёт приданого, зачисляется в этот самый момент. Люси знала все подробности их обручения, которое, как замечала сама Маффи, больше напоминало сделку, чем помолвку, и делилась ими с сёстрами. Она сама окунулась в эти подробности, когда была выбрана фрейлиной невесты. Это, конечно, произошло до убийства. Когда Мэй спросила Люси, по-настоящему ли невеста любит графа Лайфорда, та ответила, что Маффи называет его «Близким человеком. Истинным джентльменом… но не предметом страсти». Затем добавила, что Маффи чувствует к графу совсем не то, что она чувствует к Финеасу. Не то, что чувствует Мэй к Хью, а Ханна – к Стэннишу.

Шёки Ханны вспыхнули румянцем при воспоминании, как близки они бывают со Стэннишем. Девушка посмотрела на него, стоящего с другими шаферами. Он был самым красивым: выше всех остальных мужчин, широкоплечий, широкогрудый. Его густые чёрные волосы блестели в свете, падающем через окна под потолком церкви. Время от времени она пыталась вообразить, каким он был, когда… когда… Мысли девушки спутались, как случалось каждый раз, когда она думала о Стэннише как о сыне моря. Он был таким же, как она, и как Люси с Мэй. Но отказался от моря, уступив своей истинной страсти – живописи.

Ханна встретила Стэнниша ещё до того, как проявилась, как узнала, что она – дочь моря. А он, казалось, сразу догадался – с первого взгляда. И предупредил её, что настанет время, когда ей придётся выбрать. Слова художника всплыли в памяти девушки:

Послушай меня, Ханна! Сейчас ты можешь ходить между двух миров, туда и обратно. Только так будет не всегда. Самое большее через год тебе придётся сделать выбор. Выбрать один или другой мир.

Когда жених с невестой начали повторять клятвы, Ханна слушала лишь вполуха.

– Я беру тебя, Матильда, в законные жёны, чтобы быть с тобою и оберегать тебя с этого дня и впредь, в благополучии и в невзгодах, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, чтобы любить и лелеять тебя, пока смерть не разлучит нас, согласно святому таинству Божьему; я даю тебе своё обещание.

Затем клятву произнесла Маффи. Голос её дрожал и был едва слышен:

– Я, Матильда, беру тебя, Томас, в законные мужья, чтобы быть с тобою и оберегать тебя с этого дня и впредь, в благополучии и в невзгодах, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, чтобы любить, лелеять и повиноваться тебе, пока смерть не разлучит нас, согласно святому таинству Божьему; я даю тебе своё обещание.

Теперь вуаль была отдёрнута для поцелуя. Бриллианты тиары полудюжиной призм преломляли свет, струившийся из высоких окон, и, когда пара повернулась, чтобы, рука в руке, идти по проходу обратно, казалось, на них набросили сетку. «Как будто поймали неводом», – подумала Ханна.

Невод для ловли макрели был худшей опасностью, с которой могло столкнуться морское существо, – хуже, чем акулы или косатки. Сёстры всегда были настороже и помогли спастись множеству тюленей. Ханна не раз слышала пронзительные, скорбные причитания тюлених над своими детёнышами, опутанными верёвками.

Дыхание Ханны стало прерывистым, сердце забилось. Стоящие друг напротив друга скамьи теперь казались не стойлом, но гробом. Ей захотелось сбежать. Но она не могла покинуть церковь раньше молодожёнов. Сначала – жених и невеста, потом подружки невесты – каждую поддерживает под локоток шафер. Стэнниш как раз шёл по проходу. Проходя мимо скамьи, где она сидела, он подмигнул девушке.

– Вижу, у вас есть поклонник, – к Ханне, коснувшись её руки своей, затянутой в кружевную лавандовую перчатку, наклонилась пожилая леди. – Я любуюсь вашей шляпкой – премиленькая, даже без перьев! – она скользнула взглядом по шляпе женщины на соседней скамье: зелёной, украшенной замысловатыми шёлковыми цветам и маленькой птичкой, с крыльями, распростёртыми, будто для полёта. – Цветы – подделка, – прошипела она. – И, можете быть уверены, румянец на лице Дениз Лэттимор – такая же подделка, а вот птичка – настоящая, мертвее мёртвого.

– Не переутомитесь, моя дорогая, – посоветовал её муж.

Ханна видела множество таких шляп в шкафу своей хозяйки, когда работала у Хоули. Целые стаи мёртвых птиц гнездились на шляпках Эдвины Хоули, хранящихся в специальном шкафу для головных уборов и обуви. Ханна наклонила голову: