Штык ярости. Индийский поход. Том 2 - Тыналин Алим - Страница 14

– Это из какой такой зависти? – продолжал расспрашивать узкоглазый.

Мне надоело переводить голову с одного на другого и я встал со дна телеги. Тучные следователи тут же вцепились мне в руки, не давая пошевелиться и повисли всем своим немалым весом.

– Куда собрался, ась? – наперебой закричали они, будто поймали меня на карманной краже. – Мы тебя отпускали?

– Господа, вы разговариваете с потомственным дворянином, – солгал я и даже бровью не дрогнул. – Извольте представиться и объяснить, по какому такому праву я подвергся допросу?

Любопытные грузные господа снова удивленно переглянулись, будто и в самом деле выяснили, что я прилетел с Марса. Видимо, им нечасто перечили во время выполнения служебных обязанностей.

– Ну что же, – медленно сказал узкоглазый, оценивающе разглядывая меня. – Мы и в самом деле забыли представиться. Меня зовут Антон Бобриков, коллежский регистратор Тайной экспедиции его императорского величества.

– А я Борис Добриков, также коллежский регистратор Тайной экспедиции его императорского величества, – эхом откликнулся голубоглазый малый. – Устраивает это вас, сударь? На вас поступили сигналы, его превосходительство генерал Барклай де Толли, уполномоченный инспектор, представляющий здесь особу императора, распорядился провести следствие.

Ох, какие важные личности заинтересовались моей жалкой персоной. Ну спасибо тебе, верный друг Юра. Век не забуду услугу, что ты мне оказал. Если честно, я был удивлен, что такой отважный и порывистый человек, как адъютант Багратиона по сути своей оказался обычной шкурой, сдавшей меня органам.

– Честь имею, господа, – я церемонно склонил голову и чуть ли не щелкнул каблуками и не звякнул шпорами, да только у меня не было всего этого богатства. – Весьма польщен знакомством с вами. А теперь извините, мне надо идти, у меня масса неотложных дел.

Бобриков и Добриков горячо кивнули.

– Конечно же, сударь, просим вашего великодушного прощения за все эти неудобства, что мы вам причинили, – снова наперебой заверили они. – Но ты сейчас никуда не пойдешь, а отправишься с нами к генеральному инспектору, сучья тварь! А уж он пусть сам решает, что делать с пойманным шпионом.

Они схватили меня за руки, спустили с телеги и кликнули лошадей. Тут же появились слуги с четвероногими помощниками и меня усадили на одного из них.

– Даже не вздумай уйти от нас, – предупредил Бобриков, щеки которого тряслись, от поступи лошади.

– Сразу будем стрелять на поражение, – пригрозил Добриков и похлопал себя по пистолету на поясе. – Езжай с нами и без этих твоих шуток с юродствованием, давай.

Делать было нечего и я покорно поехал под конвоем к Барклай де Толли, без всяких этих шуток и актерских выходок.

Поход продолжался и войско непреклонно двигалось дальше на юг. Наши противники, что терроризировали нас последние несколько дней и чуть не отрезали мне голову, уже давно скрылись из глаз, превратившись в неприятное воспоминание.

Под колесами повозок и копытами коней все также клубилась пыль. Дело шло к вечеру и вдали на небе плыли пухлые облака, вселяя надежду о скором изменении погоды. Я поглядел на все это и вдруг вспомнил, что за всеми треволнениями последних дней совсем забыл о том, что Ольга дала мне отставку, а в будущем я, наоборот, снова превратился в парня Ириши.

А еще мне надо решить проблему с Э-куполом, иначе мне так и не выбраться из ловушки времени. Но перед этим я обязательно встречусь с ветреной Ольгой и собственными ушами выслушаю ее признание о том, что она меня больше не любит, свирепо решил я.

Тут мне пришлось прерваться, поскольку кто-то из бодипозитивных моих гонителей ткнул меня в спину кулачком и отрывисто скомандовал:

– Давай к вон той крытой арбе.

Я поглядел влево и впрямь увидел неподалеку телегу с высоким верхом из серой ткани.

– Туда, что ли? – спросил я. – Это там сидит наш сатрап?

Мои конвоиры грозно зарычали, оскорбившись от безобидного прозвища и я в который раз прикусил свой неразумный язык. Вечно я забываю, что понятия чести в эту эпоху слишком обострены и все люди слишком щепетильны, чтобы можно было безнаказанно трясти своим помелом, не то что в двадцать первом веке.

Мы поехали к крытой повозке, скрипящей и негодующе подпрыгивающей на ухабах. Арба была похожа на фургоны, на которых в фильмах переселенцы осваивали дикий запад в Америке. Я подумал о том, что заселение запада действительно происходит прямо сейчас, а тем временем Бобриков перелез на повозку первым и, повернувшись к нам спиной, откинул полог.

При этом он чуть наклонился и нашему взору открылось малоаппетитное зрелище его обширных ягодиц. Бобриков спросил у кого-то внутри, можно ли причинить им беспокойство нашим визитом и получив утвердительный ответ, снова повернулся к нам и махнул, призывая тоже войти в повозку.

Под бдительным надзором Добрикова я перелез на телегу и очутился Внутри крытой части. Внутри передвижного кабинета дома и впрямь оказался Барклай де Толли. Я его до этого уже видел, но беседовать чести еще не удостоился.

Надо же, никогда не думал, что меня будет допрашивать и судить сам будущий военный министр Российской империи. Впрочем, вполне может статься, что в этой реальности он погибнет от ран вместо Багратиона и так никогда и не добьется высоких постов.

Будущий высокопоставленный чиновник сидел перед маленьким столиком и изучал карты, на которых был обозначен маршрут нашего передвижения из Оренбурга. Весьма интересное занятие, я бы и сам с удовольствием занялся им на досуге.

Когда мы предстали перед ним, он поднял голову и уставился в меня серьезным внимательным взглядом. Я почувствовал себя весьма неуютно. Мне показалось, что взор сурового инспектора вскрыл мне череп и исследует самые потаенные места в мозгу, о которых я и сам уже позабыл думать.

– Как же так, сударь, вы ведь слыли доверенным лицом его сиятельства Александра Васильевича, – укоризненно заметил Барклай де Толли. – И не оправдали его доверия?

Я пожал плечами и прикусил язык, с которого было готово сорваться едкое изречение, вроде: «Что же, и на старуху бывает проруха». Вместо этого я рассудительно промолвил:

– Я уже объяснил этим уважаемым господам, что с детства страдаю неизлечимой болезнью, от которой иногда теряю рассудок и не отдаю себе отчета в своих действиях. При я вовсе не представляю из себя…

– Весьма опасное заболевание, – перебил меня генеральный инспектор. – Не знаю, насколько оно опаснее, нежели деятельность соглядатая, но находиться в таком состоянии подле главнокомандующего вам категорически запрещено. Ну, а поскольку вы к тому же еще и ищейка, которая вынюхивает наши секреты и передает их врагам, то вы, оказывается, вдвойне опасны.

– Но, позвольте, – начал было я, протестуя, но было уже поздно.

У Барклая де Толли, видимо, уже сформировалось насчет меня вполне определенное мнение и ему не было необходимости выслушивать мои жалкие оправдания. Он кивнул ликующим Бобрикову и Добрикову.

– Вывести и расстрелять этого негодяя, – распорядился вредный инспектор и я онемел от изумления. – Жаль, сударь, поначалу вы показались мне достойным юношей, но действительность показала, кто вы есть на самом деле, а в условиях военного похода я не могу рисковать жизнью и здоровьем нашего военачальника.

Затем он, морща лоб, снова склонил задумчивую голову над картами и, видимо, забыл о нашем существовании.

Мои тучные конвоиры вытащили меня из повозки и спустили на грешную землю. Затем кликнули с десяток солдат из ближайшего полка мушкетеров. Потрясая бумагами, на которых были указаны их особые полномочия чиновников Тайной экспедиции, они распорядились перед офицером полка и приказали ему отвести меня подальше в поле и расстрелять.

Все это время я молчал, раздавленный явной несправедливостью. Больше того, я вовсе не верил, что все это происходит на самом деле. Неужели меня и в самом деле сейчас выведут и расстреляют, как шпиона и предателя, по законам военного времени?