Штык ярости. Южный поход. Том 1 - Тыналин Алим - Страница 4

Я обратился к другим прохожим, но господа отворачивались, а дамы улыбались. Рабоче-крестьянского люда в этих местах почти не наблюдалось, все больше феодалы и торговцы. Один парень, кажется, купец, кинул мне монетку, сказав:

– Держи, малахольный, купи чего-нибудь радостного для живота своего.

Разговаривали все прохожие странно и неразборчиво, приходилось напрягать слух и мозги, чтобы понять их речи. Я так и не выяснил, в каком году находился.

А потом я почувствовал, как кто-то легонько постучал мне по спине. Я оглянулся и увидел перед собой городового. Видимо, он вышел из той полосатой будки на углу улицы.

Росту блюститель правопорядка был немалого, на целую голову выше меня. Лицо широкое, круглое, глазки маленькие, подозрительные.

– Давно за тобой наблюдаю, – сказал он. – Чего здесь околачиваешься? Что за наряд странный на тебе?

Меня, конечно же, переполняла уверенность в том, что городовой и все окружающее пространство – это просто мысленный эксперимент. Поэтому я не стал церемониться и весело ответил:

– Я спрыгнул с луны и разыскиваю здесь собратьев по разуму. Вы не видели их, они такие маленькие и зеленые?

Городовой удовлетворенно кивнул, словно подтвердились самые смелые его предположения.

– Так и есть, слабоумный сбежал из лечебницы. Ну-ка, пойдем со мной.

Он цепко схватил меня за рукав и прикрикнул:

– Пошли, быстро! Да не шали давай!

Ну что же, почему бы не начать знакомство с этой эпохой из полицейского участка или что у них там сейчас за учреждения? Надеюсь, не Тайных дел канцелярия, где подвесят на дыбу и будут хлестать смоченным в соли хлыстом? Вроде бы это не петровское время, а гораздо позже, когда официальные пытки при допросах уже отменили. Причем сделали это совсем недавно, в царствование просвещенной Екатерины Великой.

Таким образом, раздумывая о дальнейшем развитии событий, я шел, влекомый городовым и по ходу дела осматривал старинный Петербург. Полосатые будки стояли на каждом перекрестке. В них было круглое смотровое отверстие, откуда выглядывали бдительные лики городовых. Они одобрительно кивали коллеге, ведущему меня. Исходя из этого наблюдения, я наконец догадался, что очутился в эпохе Павла I.

Насколько я помнил, сей государь был приверженцем прусского образа жизни и восторгался Фридрихом Великим. Он ввел строжайшую дисциплину во всем. Если приглядеться внимательно, нынешний Петербург чем-то напоминал казарму. Помимо дам и господ, повсюду шагали военные патрули в мундирах и при оружии. Люди двигались скованно и поминутно оглядывались по сторонам. Если и смеялись, то приглушенно.

Мы повернули на перекрестке и пошли все дальше от канала. Прошли совсем немного. Я с удивлением поглядел на патруль, остановивший карету, запряженную шестью лошадьми.

– Ваше благородие, однакож нельзя вам шестерик запрягать, – внушительно говорил старший караула вельможе, сидевшему в карете. – Сами знаете, указ государя.

– Не может быть, – глухо отвечал господин. – Где это слыхано? Почему именно упряжка из шести лошадей? Почему не восемь?

– Сие мне неизвестно, вашлагородие, – говорил старший. – Извольте распрячь лишних лошадок.

– Ты погоди, – торопливо ответил барин. – Ты это, иди-ка сюда. Хочешь, покажу кой-чего?

И в его руках забренчали монеты. Чем закончилась эта история, я так и не узнал, потому как городовой слегка подтолкнул меня к двери в трехэтажном особняке. По обеим сторонам стояли часовые.

Внутри помещения не особо отличались от казенных учреждений нашего времени. Уж кому, как не мне, служителю сферы образования, знать, как выглядит бюджетная контора. Я сразу почуял запах бумаг, чернил, голых стен, бюрократии и уныния.

Городовой провел меня по узкому коридорчику и ввел в маленькую комнатку. За столом, сопя, развалился громадный и широкий квартальный комиссар и читал донесения. Казалось, он заполнил собой все помещение.

Рядом, уткнувшись носом в стол и сгорбившись, писарь корпел над бумагой. Он походил на гигантский наклоненный вниз вопросительный знак.

– Ты кого приволок, Паша? – спросил комиссар, оторвавшись от донесения и глянув на меня. – Что за птица нарядная такая?

На лбу у комиссара остался шрам от сабельного удара. Коротко стриженные волосы намокли от пота. Парик и шляпу он держал на столе.

– Сие есть не птица, а потерявший разум забулдыга, – ответил городовой, снова чуть подтолкнув меня перед светлые очи начальства. – С луны, говорит, свалился.

Под пристальным взглядом комиссара я почувствовал себя, словно набедокуривший ученик перед строгим взором директора.

– Да, нарядец у него презабавный, – заметил комиссар, бесцеремонно оглядывая меня. Даже писарь поднял голову и соизволил посмотреть на меня сонными глазами. – Эй, кликуша, откуда ты явился?

Я решил, что хватит изображать из себя полоумного и ответил:

– Я приехал из очень далеких мест.

– Из Сибири, что ли? – недоверчиво спросил комиссар. – Что-то говор у тебя не тамошний. У меня дядька оттуда. Давай, говори, откуда взялся и чего здесь вынюхиваешь?

– Я не из Сибири, а с Урала, – ответил я, надеясь, что у офицера нет родичей и оттуда. – Там есть большое озеро, так вот я вырос на его берегах.

– Вот почему у тебя говор такой нескладный, – заметил писарь и потерял ко мне интерес, обмакнув перо в чернильницу.

Комиссар, напротив, заинтересовался еще больше. Он встал, поправил мундир и подошел ближе. Ростом он оказался на голову выше меня. Что-то сегодня среди органов правопорядка мне попадались одни великаны, хотя, надо признаться, я и сам не маленький.

Я чуть отодвинулся, опасаясь, что меня начнут бить, может быть, даже ногами, и городовой положил сзади руку на плечо, пробормотав:

– Тихо, кобылка, не брыкайся.

Комиссар пощупал мою одежду, а одет я был в зауженные джинсы, клетчатую рубашку и куртку.

– Диковинные одежи, однако, на Урале, – сказал он. – Или ты сам пошил, малахольный?

Он глянул на осенние туфли и покачал головой.

– А обувка-то совсем тонкая, замерз, поди, без валенок?

Я благоразумно молчал, понимая, что любой ответ вызовет кучу других вопросов. Внутреннее чутье почему-то подавало слабые сигналы о том, что в этой виртуальной реальности творятся странные вещи. Все было слишком реалистично, чтобы оставаться простой симуляцией сознания. Впервые я начал задумываться о том, что попал вовсе не в собственные мысли, а в прошлое время. Впрочем, тряхнув головой, я постарался отогнать навязчивый бред.

– Успокойся, говорю тебе, – городовой сжал мои плечи крепкими ручищами, а комиссар тем временем заглянул в карманы.

Содержимое крайне заинтересовало его. Еще бы, не каждый день в заурядной квартальной кутузке из карманов обывателя доставали кожаный бумажник с монетами и бумажными деньгами незнакомого государства, пластиковыми карточками, фотографиями, смартфон, переносную зарядку к нему, расческу, перочинный ножик, носовой платок, удивительные ключи от дома и машины, обручальное кольцо и еще пачку презервативов.

– Ты смотри-ка! – просвистел комиссар, рассматривая рублевые купюры на свет. – Ты, Паша, совсем не кликушу привел. Ты привел заграничного осведомителя. Он наши секреты вынюхивать пришел. Смотри, как подготовился. Даже деньги какие-то у него незнакомые, поддельные. Вроде русские, а на самом деле и нет.

– Да уж, верно говоришь, – задумчиво ответил городовой, осматривая смартфон. – Оружие, вишь, изуверское некое таскает с собой. Неужели австрийский шпиён? Прибыл, видать, по душу отца нашего родимого, князя Италийского?

Негодуя, он случайно нажал кнопку разблокировки экрана и дисплей вспыхнул синим огнем. Испугавшись, городовой уронил смартфон на пол, а я мысленно выругался.

К счастью, пол был дощатый, а не каменный и телефон не разбился. Экран потух и городовой, перекрестившись, поднял его.

– Бесовские штучки, – проворчал он и погрозил мне пудовым кулаком. – Ишь, я тебя ушатаю за твои шалости.