Психи (ЛП) - Энн Шеридан - Страница 59

— Я произвожу на тебя впечатление человека, который будет просить прощения у троих мужчин, которые привели меня в мир, полный кровопролития и жестоких убийств?

Маркус возвышается надо мной.

— Нет, но ты производишь впечатление человека, который знает, что для нее хорошо.

Я прищуриваюсь, гнев кипит под поверхностью.

— Я никогда не буду умолять тебя на коленях.

— Прекрасно, — мрачно пробормотал он, прижимаясь ко мне и низко опуская голову, так что его рот оказался прямо над моим ухом. — Я предпочитаю, чтобы ты лежала на спине.

Я тяжело сглатываю и отталкиваю его от себя, удивленная, когда он действительно сдвигается.

— Отстань от меня, — рявкаю я. — Сейчас середина гребаной ночи. Люди твоего отца вытащили меня из постели, чтобы я поиграла в самую отвратительную игру "ини, мини-мани, мо", попыталась полететь, а потом меня трахнули, когда я свисала с крыши твоего извращенного замка. Ты сказал, что пришло время поговорить, так давай поговорим. В противном случае я бы хотела вернуться в постель и притвориться, что ничего этого не было.

Маркус вздыхает, на мгновение прищурившись, прежде чем, наконец, уступить мне дорогу и жестом предложить сесть.

— Что ты хочешь знать? — Спрашивает Роман, когда Маркус обходит меня и направляется обратно к своему дивану.

Я опускаюсь на диван и подтягиваю под себя колени, даже не зная, с чего начать.

— Я хочу всадить пулю между глаз вашего отца, — говорю я им, решив, что не хочу тратить время на хождение вокруг да около. С таким же успехом можно выложить все это на стол.

— Вступай в клуб, — бормочет Леви. — Мы позволили ему уйти сегодня вечером только потому, что он все еще нужен нам.

— Потому что скоро вы его свергнете?

— Достаточно скоро, — говорит он. — Пока нам нужно, чтобы он продолжал заключать сделки и управлять семейным бизнесом. Когда мы будем готовы и получим то, что нам нужно, мы разыграем свои карты, но только тогда, когда это будет иметь значение. Мы не можем позволить себе все испортить. Так что пока мы просто должны набраться терпения и вынести это.

Я киваю, удивленная тем, что он дал полный и честный ответ. Обычно в этот момент они дают мне достаточно, чтобы я не сошла с ума, и встают, чтобы уйти, но когда каждый из них остается на своем месте, выжидающе глядя на меня, я понимаю, что это действительно так. Они собираются рассказать мне то, что я хочу знать, но если я зайду слишком далеко, то просто вернусь к исходной точке.

— Я, эээ… … Я не понимаю, почему вы, парни, продолжаете пытаться защитить меня. Вы совершенно ясно дали понять, что я всего лишь предмет, занимающий место в вашем доме, и все же вы пошли убить того парня на складе, а затем защитили меня от своего отца, когда он попытался застрелить меня в столовой. Я просто… почему?

Маркус вздыхает, наклоняясь вперед и опираясь на колени, когда его взгляд опускается на кофейный столик, понимая, что этот вопрос адресован ему.

— Хотел бы я сказать тебе, — бормочет он, не зная, что сказать. — Но я, честно говоря, ни хрена не знаю. У нас здесь раньше были девушки, и я просто позволял им погибнуть, когда мой отец решал, что они того не стоят, но не ты. Ты боец. Ты выливаешь наше дерьмо прямо на нас. Ты интригуешь. Ты меня интересуешь, и пока я не пойму, что это значит, я не позволю ему лишить тебя жизни.

— А если ты решишь, что я не такая интригующая, как тебе показалось вначале?

Он пожимает плечами.

— Думаю, нам придется посмотреть, произойдет ли это.

Леви отталкивается от края дивана.

— Это незнакомая территория для нас, — объясняет он. — Наш отец предлагает нам держать здесь девушек в качестве развлечения, и только с одной мы сблизились. Она была опасной игрой, и ничем хорошим это не закончилось. Для нас было бы разумно держаться на расстоянии.

— Ты имеешь в виду Фелисити? — Спрашиваю я, мой взгляд нерешительно возвращается к Роману. — Ты был влюблен в нее, не так ли?

Он долго смотрит на меня, и никто не произносит ни слова, пока он, наконец, не кивает.

— Был, — говорит он, и боль, излучаемая его глазами, предупреждает меня, чтобы я не давила на него в этом вопросе. Он поделится тем, что готов рассказать, и не более того. — Я бы женился на ней. Она носила моего ребенка, но вот это, — продолжает он, указывая на шрам, идущий от кончика брови прямо через глаз и спускающийся до скулы. — Вот что случается, когда позволяешь себе подойти слишком близко к нашему миру.

Я задерживаю дыхание, читая между строк.

— Это сделал твой отец? — спрашиваю я, любопытство пульсирует в моих венах, отчаянно желая точно узнать, что произошло, но, боюсь, это то, в что я никогда не буду посвящена.

Роман кивает и отводит взгляд.

— Либо она, либо я.

Тяжесть давит мне на грудь, когда я осознаю, как много потеряли эти ребята. Они больше, чем просто разбитые души. Их пытали и издевались над ними годами подряд. Черт возьми, мать ушла, а затем у него отняли любовь всей его жизни. Сколько еще этим парням предстоит потерять? Неудивительно, что они такие, какие они есть.

— Вот почему вы, парни, так не решаетесь сблизиться со мной.

Маркус откидывается на спинку дивана, закидывая ноги на кофейный столик.

— Все, к чему мы приближаемся, в конце концов отнимается. Нет смысла привязываться, потому что это не только ставит мишень на нашу спину, но и на твою. Если бы враги моего отца узнали, что мы заперли тебя здесь, чтобы насладиться тобой, они бы не остановились, пока не забрали бы тебя — живой или по частям.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Потому что ты продолжаешь сбегать, — говорит Леви. — Я знаю, ты думаешь, что тебе лучше быть одной, что ты можешь вернуться в свою дерьмовую квартиру и жить своей жизнью, но ты не можешь. Ты познакомилась с этим миром, и, нравится тебе это или нет, теперь ты ассоциируешься с нами. Ты должна понимать опасность. Мы не можем защитить тебя там, по крайней мере, так, как можем здесь.

Я качаю головой, откидываясь на спинку дивана.

— Но я не создана для этого мира. Вы убиваете людей ради развлечения и даже не моргаете, когда кто-то приставляет пистолет к вашей голове. Я не такая. Я не могу с этим справиться.

— Наоборот, — говорит Маркус. — Ты доказала нам, на что ты способна, когда вонзила клинок прямо в живот Миллеру. Ты не колебалась. Ты просто пошла на это, хотя у нас с Романом все было под контролем. Ты могла отступить в любой момент.

Я сжимаю челюсть и поворачиваюсь, чтобы встретить его взгляд, воспоминания о той ночи преследуют меня.

— Так вот почему ты дал мне тот нож? Чтобы посмотреть, буду ли я сопротивляться?

— Что ж, — усмехается он. — Я дал его тебе в надежде, что ты используешь его, чтобы отбиться от моих братьев, если их члены придут искать тебя. Я не умею делиться. — Леви и Роман оба усмехаются, прерывая его, но он закатывает глаза и продолжает. — Ты сама доказала нам всем, что можешь справиться с этим миром. Ты была создана для этого, просто ты еще не поняла.

— Это неизбежно, — мрачно бормочет Роман. — Ты будешь такой же, как мы.

Я смеюсь.

— Ладно, теперь я знаю, что у вас не все в порядке с головой, — говорю я им. — Я никогда не буду такой, как вы, парни. Я родилась с совестью и знаю разницу между добром и злом. Вы, ребята, кастрируете придурков на старых складах. Я бы никогда не смогла сделать ничего подобного.

— По-твоему, с чего мы начинали? — Спрашивает Леви. — Для этого нужно работать. Но ты добьешься своего. Это природный талант.

Мои глаза расширяются от ужаса.

— Ты так говоришь, как будто этим можно гордиться.

Он наклоняется вперед, удерживая мой взгляд.

— А разве нет?

Я выдыхаю, отказываясь отвечать на этот вопрос из принципа, и обхватываю руками ноги, сжимая себя в комок, почти как механизм преодоления трудностей.

— Что мне, по-вашему, делать, если ваш отец вернется?

— Доверься нам, — настаивает Роман. — Как и сегодня, ты прикроешь нас, а мы — тебя.