Выбери любимый жанр

Неоконченное путешествие - Фосетт Перси Г. - Страница 13


Изменить размер шрифта:

13

Когда погонщик, замыкавший группу, подоспел ко мне на помощь, мне стоило большого труда на моем скверном испанском языке объяснить ему, что случилось. Поняв, в чем дело, он со всех ног бросился в погоню, увлекая за собой всех проходящих индейцев. Я ждал, прислушиваясь к крикам погони, почти не надеясь снова увидеть мои деньги.

К моему изумлению, мула привели с противоположной стороны два индейца, которые задержали его на пути домой. Они вполне разумно предположили, что его владелец должен быть где-нибудь впереди. Седельные вьюки были нетронуты, и я подивился честности этих людей, которые свободно могли забрать деньги без малейшего риска быть пойманными. Я наградил их порядочной суммой, и они были удивлены безрассудством гринго[10], который так оценил их услугу.

Когда мы подходили к Титикаке, снегопад кончился, и нам открылся изумительный вид на озеро — Ветер стих, и на спокойной поверхности воды четко отражалось каждое облачко. Солнце ярко сверкало. Белые кучевые облачка — цепочка дымков — протянулись вдоль небосклона, словно какой-то огромный локомотив двигался замедленным ходом ниже горизонта. Всюду были птицы, они настолько не боялись людей, что едва давали себе труд уступить нам дорогу. На склонах холмов до самой вершины террасами располагались возделанные поля — совсем как в далекие времена инков.

Мы шли по довольно хорошей дороге, то и дело встречая posadas — постоялые дворы, куда заходили выпить пива и кофе. Мы проезжали через деревни, где собаки с бешеным лаем высыпали нам навстречу. В переходе прошел весь день, и не успели мы закончить его, как снова повалил снег, еще пуще прежнего.

На ночь мы останавливались в posadas. Это были ужасные заведения, невероятно грязные, чертовски холодные и лишенные каких бы то ни было признаков санитарии. Свиньи имели свободный доступ в помещения, ибо если в Лиме фактическими мусорщиками являются тщательно охраняемые грифы, то здесь, на Альтиплано, да и в других местах, эту обязанность исполняют свиньи.

Страшные вещи рассказываются об этих постоялых дворах, особенно о тех, что расположены дальше по тракту Мапири, где леса забираются далеко в горы. В одном из таких дворов была комната, в ней путешественников одного за другим находили мертвыми; их почерневшие тела указывали на то, что они погибли в результате действия какого-то страшного яда. Власти, подозревая неладное, занялись расследованием и спустя немного времени обнаружили в тростниковой крыше огромного паука apazauca — род черного тарантула, отличающегося такими большими размерами, что его едва можно накрыть тарелкой. По ночам это чудовище спускалось на спящих людей, и его укус означал смерть.

Со злодействами, творимыми на постоялых дворах, мы знакомы главным образом по художественной литературе, ко в Боливии все это является реальностью. На одной из таких posadas, стоявшей на тракте восточнее Санта-Крус-де-ла-Сьерра, хозяин, гнусного вида метис, умертвил не менее сорока путешественников. Как предполагают, он резал их спящими. За все преступления, которые он совершил, он был приговорен к смертной казни.

От усталости мы не могли уснуть в эту первую нашу ночь на тракте. Оба мы были разнежены легкой жизнью на борту корабля и в отелях, и должно было пройти время,

прежде чем мы привыкнем к новым условиям. Выглянув на следующее утро из окна постоялого двора, мы увидели, что все вокруг покрыто свежевыпавшим снегом, но небо было чистым и предвещало хороший день.

Мы позавтракали в лачуге на высоте 14 000 футов, после чего перевалили через хребет, последний раз полюбовавшись чудесным видом озера Титикака, раскинувшегося широкой дугой мерцающего серебра и предельно отчетливо отражающего прибрежные заснеженные горы. Затем на севере мы увидели другую незабываемую картину — узкую ленту реки Мапири в затянутом дымкой ущелье, в нескольких тысячах футов внизу; она была наполовину скрыта движущимися облаками, которые уже начали таять под утренним солнцем. Мы могли любоваться густым ковром леса, там, где начиналась субтропическая растительность, и склонами могучих гор, пробивавших покров облаков и вздымавших в небо свои ослепительно сверкающие белоснежные гребни. Дальше, на другой стороне ущелья, укрытая от наших глаз склонами Ильямпу, лежала Сората, где мы рассчитывали расположиться на ночь.

Мы зигзагами начали спуск по дороге, круто уходящей вниз на 7000 футов. На каждом повороте нам открывались захватывающие дыхание виды. Я впервые в жизни видел подобные горы и, подавленный их величием, буквально потерял дар речи перед этим ошеломляющим чудом. По мере нашего спуска растительность становилась обильнее. Дернины трав на вершинах уступили место полям вики и мхам, похожим на кактусы, начали появляться чахлые деревья, низкорослые и скрюченные, словно ведьмы, забавлявшиеся на нечестивом шабаше и внезапно превращенные каким-нибудь волшебником в деревья. Потом мы оказались среди органных кактусов, высовывавших свои унылые, серые, прямые, как свечи, стволы из малейших расщелин в скалах. У горного ручья, питаемого талой водой, мы остановились напиться. Показались эвкалипты и альгарробо. Мы спускались все ниже и ниже, петляя и меняя направление, и наконец достигли дна долины. При спуске все время приходилось откидываться назад в седле, и теперь у нас болели спины. По качающемуся подвесному мосту, сооруженному из досок, связанных проволокой, мы переправились через реку и преодолели короткий подъем к Сорате, где нашу кавалькаду приветствовала кучка людей, с возбуждением ожидавших нас.

— Прошу вас, сеньоры, выпейте чашу чичи, — сказал главный из них, и несколько человек вышли вперед, наполняя местным маисовым пивом глиняные чаши из большого кувшина. Мы с благодарностью их приняли, и, после того как встречающие наполнили чаши для себя, главный из них предложил тост за нас.

— А su salnd, senores![11]

Чича была превосходна — густая и освежающая, одновременно и пища, и питье.

В самой деревне нас принял гостеприимный немец по имени Шульц, в его доме мы провели две ночи. Он угостил нас отменным обедом с коктейлем и вином. Прежде чем предаться глубокому сну, мы еще час-другой провели в непринужденной беседе с хозяином.

Наутро я проснулся с ломотой во всем теле, но тут же забыл об этом, лишь только подошел к окну спальни и с наслаждением глотнул восхитительного горного воздуха. После настоящего завтрака, а не обычных булочек и кофе, которыми он заменяется в здешних краях, мы привели в порядок наш багаж и позаботились о животных. Потом Шульц взял нас с собой на пикник, устроенный в его владениях у реки, тысячью футами ниже. Мы искупались в реке и были удивлены тем, что вода оказалась не так уж невыносимо холодной, хотя река брала начало в снегах всего в восьми милях отсюда. Потом мы всей компанией, включавшей нескольких дам и местных воротил, расселись на лужайке, сплошь усеянной цветами, и принялись за трапезу, которая могла бы удивить даже самого мистера Пикквика своим изобилием и разнообразием.

Сората — важный центр производства чалоны — баранины, зажаренной сразу же после убоя животного и высушенной на горячем солнце в разреженной атмосфере на высоте 15 000 футов. Приготовленное таким образом мясо сохраняется долгое время даже в жарких лесных районах. Спеша отведать этого яства, мы съели еще не вполне готовый кусок мяса, и нам стало не на шутку плохо.

Здесь, как и повсюду на Альтиплано, растет разновидность мелкого и твердого картофеля, высушенные и замороженные клубни которого называются чунью и составляют неотъемлемую часть питания жителей гор.

На другой день мы попрощались с Шульцем и приветливыми обитателями этого городка и по крутой тропе двинулись к перевалу, лежащему на высоте 17 300 футов над уровнем моря. За два часа мы прошли всего четыре мили, поднявшись на 6000 футов. Мулы с трудом проходили не более десяти ярдов за раз и останавливались, едва переводя дыхание. Когда их тяжело нагружают, у них порой начинает идти кровь носом, и они издыхают. В Тикунамайо мы достигли tambo — дома отдыха для путешественников, и здесь заночевали. В доме не было никаких удобств, и мы спали на открытом воздухе, несмотря на резкий холод и сырой туман.

вернуться

10

Слово «гринго» принадлежит к латиноамериканскому жаргону и означает вообще любого иностранца светлой расы. Происхождение этого слова не установлено, но считают, что в старину иностранные матросы с таким пылом пели песенку: «Green grows the grass…» (растет зеленая трава…), что первые слова были взяты как прозвище для них. Прим. авт.

вернуться

11

За ваше здоровье, сеньоры! (испан.). — Прим. перев.

13
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело