Девять принцев Амбера. Ружья Авалона - Желязны Роджер - Страница 3

За окном, медленно кружась, опадали осенние листья.

Первое, что я сделал, добравшись наконец до Большого Города[13], – это постригся и побрился в ближайшей парикмахерской. А затем зашел в туалет и полностью переоделся во все новое – терпеть не могу ходить с волосами по всей спине. Пистолет, конфискованный у безымянного типа из «Гринвуда», сунул в правый карман куртки. Пожалуй, пожелай тот тип или моя сестрица Эвелин организовать мне неприятности с законом, повод вышел бы железный – нарушение «закона Салливана»[14]. Но я все же решил рискнуть. Меня еще найти надо, а мне нужны ответы. Я наскоро пообедал и около часа добирался на метро и автобусе через весь город, а потом на такси прибыл в Вестчестер, к дому Эвелин, моей номинальной сестры и потенциального триггера воспоминаний.

По дороге я обдумывал, какой тактики мне следует придерживаться.

Так что, когда массивная дверь огромного старого особняка открылась через полминуты после моего стука, я уже знал, что именно скажу. Я все продумал, пока шагал к дому по длинной, продуваемой ветрами и вымощенной белым гравием подъездной аллее, по обе стороны которой росли мрачные дубы и яркие клены. Листья шуршали под ногами, ветер забирался под ворот и холодил свежевыбритую шею. Аромат лосьона смешивался с затхлым запахом гниющей листвы, исходившим от увитых плющом старых кирпичных стен. Ощущения чего-то знакомого не было. Раньше я здесь не бывал.

Я постучал в дверь, ответило гулкое эхо. Я сунул руки в карманы и стал ждать.

Дверь отворилась, и я улыбнулся и кивнул возникшей на пороге горничной – смуглая, конопатая, с пуэрториканским акцентом.

– Что вам угодно?

– Я бы хотел видеть миссис Эвелин Флаумель.

– Как мне о вас доложить?

– Ее брат Карл.

– О, пожалуйста, войдите, – пригласила горничная.

Я вошел в холл. На полу – мозаика из мелких плиток цветов лососины и бирюзы, стены отделаны красным деревом, слева – цветочная кадка с чем-то большим и крупнолиственным. Под потолком – куб из стекла и эмали, из которого вниз лился водопад желтого света.

Служанка удалилась, а я вертел головой в поисках хоть чего-нибудь знакомого. Ничего.

Что ж, подождем.

Вскоре горничная вернулась, с улыбкой кивнула:

– Пожалуйста, прошу за мной. Она ожидает в библиотеке.

Я пошел за нею, миновал три лестничных марша, коридор и две закрытые двери. Третья, слева, оказалась открытой, на нее мне горничная и указала. Я вошел и остановился на пороге.

Как все библиотеки, эта также была полна книг. Еще там висели три картины: два мирных пейзажа и одна не менее мирная марина. На полу – тяжелый зеленый ковер. Рядом с огромным письменным столом – гигантский глобус, с которого на меня смотрела Африка. За глобусом – окно во всю стену, восемь прозрачных стеклянных панелей. Но не это остановило меня.

У стола сидела женщина в платье цвета морской волны, с узким глубоким вырезом и широким воротником. Длинные волосы и пышная челка имели цвет, являвший собой нечто среднее между закатом в облаках и ореолом, что окружает пламя свечи в темной комнате, и откуда-то я знал, что это их естественный цвет, а глаза за стеклами очков, в которых она вряд ли нуждалась, были голубыми, как озеро Эри в третьем часу безоблачно-летнего дня[15], а сжатые в сдержанной улыбке губы тоном соответствовали ее волосам. Но остановился я совершенно не поэтому.

Просто я знал ее. Откуда-то. Точно знал. Хотя и не мог вспомнить, откуда именно.

Я подошел ближе, улыбаясь в ответ на ее улыбку.

– Привет, – сказал я.

– Садись, – сказала она. – Пожалуйста.

И указала на кресло с высокой спинкой и массивными подлокотниками, мягкое и оранжевое, и прогибается как раз так, чтобы приятно было плюхнуться.

Что я и сделал. Она внимательно смотрела на меня.

– Рада, что ты снова в деле.

– Я тоже. А ты как?

– Спасибо, все в порядке. Признаться, не ожидала увидеть тебя здесь.

– Знаю, – соврал я. – Но вот он я, и хочу сказать спасибо за твою сестринскую доброту и заботу. – Я намеренно оставил в голосе толику иронии; хотелось увидеть ее реакцию.

Тут в комнату ввалился огромный ирландский волкодав и шлепнулся на пол возле стола. Потом появился еще один, обошел пару раз вокруг глобуса и улегся под ним.

– Что ж, – отозвалась «сестра» с аналогичной иронией, – это самое меньшее, что я могла для тебя сделать. Ты бы все-таки ездил поосторожнее.

– Непременно, – ответил я. – В будущем обязательно приму все меры предосторожности. – Черт его знает, что за игру мы с ней затеяли; но, поскольку она явно не знает, что я не знаю, я решил попробовать вытянуть из нее всю информацию, какую смогу. – Мне показалось, что ты не прочь узнать, в каком я состоянии, вот я и приехал.

– Конечно, не прочь, – откликнулась Эвелин. – Ты голоден?

– Перекусил несколько часов назад.

Она позвонила горничной и велела принести поесть. Потом сказала:

– Вообще я предполагала, что ты выберешься из «Гринвуда», как только сумеешь. Но не ожидала, что это случится так скоро. И уж тем более, что ты заявишься прямо ко мне.

– Знаю, – кивнул я. – Именно поэтому я здесь.

Она протянула мне сигареты и сама взяла одну. Я дал ей прикурить, затем прикурил сам.

– Ты всегда был непредсказуем, – наконец сообщила она. – В прошлом это тебе нередко помогало, но сейчас я бы на подобное не рассчитывала.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сейчас ставки слишком высоки для блефа, а ты, по-моему, как раз блефуешь. Явился прямо сюда, надо же!.. Меня всегда восхищало твое мужество, Корвин, но ведь ты не дурак и прекрасно знаешь, каков расклад.

Корвин? Что ж, запомним и это, вместе с «Кори».

– А может быть, я ничего не знаю? Не забывай, я ведь довольно долго был вне игры.

– Ты хочешь сказать, что с тех пор ни с кем не общался?

– С тех пор, как очнулся, как-то возможности не представлялось.

Она склонила голову набок, прищурив свои прелестные глаза.

– Сомнительно… Но – возможно. В целом возможно. Есть шанс, что ты говоришь правду. Есть. Предположим, я тебе поверила на данный момент. В таком случае ты сделал хороший и умный ход. Что ж… я подумаю.

Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она молчала. Тогда я решил воспользоваться тем преимуществом, которого, похоже, добился в этой загадочной игре с неведомыми мне игроками и слишком высокими ставками, о которых не имел ни малейшего понятия.

– То, что я здесь, о чем-то да говорит, – заявил я.

– Разумеется, – ответила она. – Это я понимаю. Но ты непрост, и говорить это может много о чем. Поживем – увидим.

Поживем? Увидим? Что увидим?

Служанка принесла бифштексы и кувшин с пивом, так что я на время был избавлен от необходимости делать загадочные и многозначительные замечания, которые моей собеседнице казались хитроумными и уклончивыми. Бифштекс был превосходный, розовый внутри и истекающий соком. Я впился зубами в кусок свежего, хрустящего хлеба, жадно запивая еду пивом. Она, смеясь, наблюдала за мной, отрезая маленькие кусочки от своей порции.

– Мне нравится, с каким аппетитом ты относишься к жизни, Корвин. Вот одна из причин, почему мне будет крайне неприятно, если тебе придется ее лишиться.

– Мне тоже, – пробормотал я.

Пожирая мясо, я размышлял. Она вспомнилась мне в платье с низким вырезом, зеленым, как морская гладь, с пышными юбками. Музыка, танцы, голоса… а я был в черном и серебряном, и… Видение исчезло. Но это точно было реальное воспоминание. Я знал это и мысленно чертыхнулся, потому что не мог вспомнить все целиком. Что она, облаченная в зеленое, говорила тогда мне, черно-серебряному, той ночью, полной музыки, танца и голосов?..

Я налил ей и себе еще пива и решил проверить.

– Помню одну ночь, – проговорил я, – ты тогда была в зеленом, а я носил свои цвета. Какой прекрасной казалась жизнь – и музыка…