Непорочность - Форстер Сюзанна - Страница 47

• Предыдущая
• 47/81
• Следующая

«Мyxa», – подумал Кальдерон. Он может раздавить ее, как муху, без всяких усилий. Не только может но и должен. Она украла у него статуэтку, поставив под удар всю операцию, попыталась убить его. Он расправлялся с «друзьями» за куда меньшее. Гораздо меньшее. И все же он слишком поспешил назвать ее врагом. Когда он играл всерьез, она становилась сущим ребенком, неспособным противостоять ему. Как этой ночью. Он что было сил пытался пробить стену ее самообладания. Почти сломал ее, хотя единственным его оружием было слово. Он наносил удар за ударом, и хватило бы одного прикосновения. Не слишком вольного, так, легкий поцелуй, чтобы только напомнить обо всех сладостных местах, которых он мог коснуться, пока она связана и беспомощна. Ему безумно хотелось этого, страстно хотелось ощутить ее дрожащую плоть в своих руках.

Так почему же он не сделал этого?

Уэбб повернулся навстречу ветру. В лицо ему ударили холодные соленые брызги: яхта опять попала в стремнину.

Ответ яснее ясного. – Он может сломать ее без труда. Но чего добьется? Она нужна ему живая, излучающая свет и тепло, как свеча в церкви, воплощение нежной беззащитности, идеальная наживка для Кордеса. По сведениям Уэбба, она обыграла Кордеса в его собственной игре, унизила. Такого Кордес не прощал никому. Сейчас он ищет, на ком бы отыграться. Бело-розовая, нежнейшая девственница. Мэри Фрэнсис как нельзя лучше подходила на роль жертвы.

По иронии судьбы, вмешательство Мэри Фрэнсис предоставило уникальную возможность схватить Кордеса на месте преступления. Вместо того чтобы раздавить ее, как муху, Уэбб решил использовать ее, попутно придя к выводу, что концепция судьбы, возможно, не изжила себя до конца. Да, все это очень похоже на вмешательство судьбы. Но прежде чем послать ее к Кордесу, он отдастся во власть своего последнего, опасного порыва и войдет в ее тенистый, прохладный сад, затеряется в заманчивых гротах ее нетронутой плоти, насладится ее девственностью. Кордес не получит девственницу. Только Уэбб Кальдерон имеет на нее право, и только после церемонии, которая соединит их навеки. Он ненавидел свадебные обряды, но для нее это, несомненно, священно. И тогда Мэри Фрэнсис окажется у него в руках… просто потому, что она верит в эту чепуху.

План великолепный, с какой стороны ни взгляни. Что мешает ему так и поступить? Что?

Уэбб поднял руку И раскрыл ладонь, глядя на медальон, который она оставила ему в ту ночь, когда решила, что он мертв. Он внимательно изучил таинственные образы на нем: розу, цветущую на снегу, зимний пейзаж – и обнаружил, что это символ Риты Каскерийской, покровительницы сверхтрудных, невыполнимых дел – роза, цветущая зимой. Изящная вещица, но Уэбб знал: стоит ему сжать ладонь – и талисман пронзит его, заставит истекать кровью. К нему вновь вернутся все чувства, которых он сейчас лишен, – и боль, и отчаяние. В нем разом пробудится жажда жизни, Как горная река в весеннем таянии снегов.

Он знает это. Хочет этого. Так что же удерживает его? Почему он не может решиться?

Потому, что он изменился. Она – сущий ребенок в его руках

Благодаря жестокому капризу судьбы Блю Бранденбург получила то, чего так страстно жаждала ее душа. Теперь Рик Карузо не смог бы улизнуть от нее, даже, если бы очень захотел. Они были привязаны друг к другу. Напавший на них человек – а это мог быть только Уэбб Кальдерон, судя по наводящему ужас голосу и угрозе помочь Мэри Фрэнсис навсегда исчезнуть, если они обратятся в полицию, – взял их в заложники и под дулом пистолета приказал раздеться.

Блю не удалось как следует рассмотреть его, но уже по одному иезуитскому требованию она поняла, что это Кальдерон.

Кто еще мог связать вместе полуголых святого отца и проститутку? Когда они разделись до нижнего белья, он отвел их в кладовую, уложил на пол спиной друг к другу, связал синктурами – шнурами, которыми обычно подпоясывают церковную одеждУ, – и заткнул рты льняными тряпками. Хорошо еще, что он не связал их лицом к лицу. На это его милосердия хватило.

– Ааа-ууу-иии, – бубнила Блю, – aaa-ыыы. – Ей удалось немного освободить кляп, мотая головой взад и вперед, но говорить членораздельно она так и не могла.

Рик что-то промычал в ответ, но Блю не разобрала, ни слова. Зато она ощущала малейшее движение его спины, крепко прижатой к ее спине, и не только спины, но и всех других мест пониже. Казалось, он боится шевельнуться, и, учитывая обстоятельства их столь тесного свидания, Блю понимала почему. Каждая точка соприкосновения тел была подобна настоящей мине, Которая могла взорваться, если на нее надавить чуть посильнее, а давление уже выше некуда.

Она догадывалась, что он думает о том же – о диких ощущениях, от которых некуда деться. Такую страсть она чувствовала впервые в жизни. Эта страсть едва не разорвала их в клочья. Но больше всего Блю проклинала сдержанность Рика. До этого происшествия в его глазах горело желание, которое могло спалить все на своем пути. Она уже тогда сгорала в голубом пламени его взгляда. И продолжала гореть сейчас. До сих пор, чтобы завлечь мужчину, Блю не надо было и пальцем шевелить, – они сами падали к ее ногам. А теперь она была готова на все, чтобы заполучить Рика.

Самое безопасное для них изображать сейчас статую, но безопасность никогда не заботила Блю, особенно если проводить час за часом в одном и том же положении. Она не знала, сколько времени прошло, но ноги у нее совершенно одеревенели от неподвижности, а это уже слишком. Да, их связали, как рождественских индеек, они почти голые и горят желанием, но действовать все же необходимо.

– Гыы-моооэээ-диии-ааа? – попыталась спросить она.

В ответ он тоже промычал что-то нечленораздельное.

– А? – Она почувствовала движение почти сразу же – он пытался повернуться. Как сильно ни хотела Блю освободиться от пут, она вдруг поняла, что это не самая удачная мысль, особенно учитывая то, как он терся об нее. Он особенно и двигаться-то не мог, все больше дергался, однако ощущение было такое, будто она узнает его ягодицы все лучше и лучше, а знакомиться с ними она могла только своими ягодицами.

Когда они разделись, она с удивлением увидела на нем плавки фирмы «Кельвин Кляйн», которые мало что прикрывали. И совсем не удивилась, увидев его длинные мускулистые ноги. Она уже однажды имела удовольствие лицезреть их, поскольку джинсы у него в некоторых местах проносились до дыр.

– Нннеее шшганиаа.

– Гггтоо? – Он говорит, чтобы она не двигалась?

Она не двигается, а вот он – да. И еще как! Веревки врезались ей в плечи и под грудью, подобно наждачной бумаге натирали бедра. – Ооо! – застонала она. – Пеееаанн!

Веревки натянулись еще сильнее: она поняла, что он не собирается останавливаться, продолжая что-то мычать. Он, как мог, пытался объяснить ей, что надо делать, чтобы облегчить эту пытку, но она не понимала. Если он не перестанет, то вскоре она превратится в лохмотья, похожие на те, которые выставляют на продажу в лавке старьевщика.

«Черт!» – Веревки впились Блю в голени. Она брыкнула его, давая понять, что хочет, чтобы он перестал двигаться. За короткое время работы в агентстве у нее было всего около полудюжины клиентов, среди них один извращенец, предлагавший нечто похожее, но она твердо ответила «нет». А он бы хорошо заплатил.

Рик опять что-то промычал: но она ничего не разоббрала. Она почувствовала, что он сжимается, как пружина, но не могла понять, чего хочет этим добиться.

Внезапно ее подбросило вверх. Он попытался перевернуть ее, как блин на сковородке. Она поняла, что веревки, наверное, тоже врезались ему в тело. Блю уже почти не чувствовала ног ниже колен, возможно, они затекли.

Теперь начнется гангрена или что-нибудь не менее ужасное, от чего она обязательно умрет.

Она стонала и кричала что-то нечленораздельное без остановки, пока он не прекратил дергаться.

Связанные опять лежали неподвижно, как статуи, пытаясь успокоиться. Только теперь все изменилось.

• Предыдущая
• 47/81
• Следующая