Холодное Сердце Казановы (ЛП) - Шэн Л. Дж. - Страница 58

— Как ты мог так быстро сдаться? — Я по-детски хныкала, огонь горел в моих легких.

— Я устал. — Он опустил взгляд на свои пальцы, которые были скрючены, как креветки. — И мне больно. Все это чертово время. Я просто хочу, чтобы это прекратилось. Я готов к тому, чтобы это прекратилось. Даже если бы я не был… — Он тяжело вздохнул. — Наши легкие? Они тоже мышца. Уверен, ты это знаешь. Мои замедляются, и мне становится трудно дышать. Сейчас я дышу на тридцать процентов. Что… не очень хорошо.

— А как насчет пересадки легких? — Я наклонилась вперед, сжимая его руку.

Чарли засмеялся, потом закашлялся.

— Я не молод, и у меня смертельная болезнь. Я никогда не смогу претендовать на это. — На мгновение в комнате воцарилась тишина. — Прощаться тяжело, ангел, я знаю. Но именно это делает прощание таким значимым.

Я зарылась лицом в свои руки и начала безудержно рыдать. Когда я только вошла сюда, я не могла представить, что Чарли скажет мне что-то подобное.

Я думала, что он признается в том, что слишком много пьет, или в мини-сердечном приступе, который наконец-то подтолкнет его в правильном направлении — к трезвому образу жизни и питанию без заморозки. Я была совершенно не готова к тому, что он только что обрушил на меня.

— Ты сказал, что это конец. — Мои рыдания немного утихли. — Насколько ты близок к этому концу?

— Еще несколько недель. Может быть, месяц? Я уже связался с хозяйкой и сказал ей, что квартира в ее распоряжении.

Я стонала в ладони, понимая, что должна быть сильной ради него, и все равно стыдливо позволяя себе сломаться. Мои мысли закрутились в беспорядочный узел. Он был слишком молод. Слишком хорош, чтобы умереть. Он был моим единственным другом в Нью-Йорке. И если мои подозрения верны… у него было еще столько всего, ради чего стоило жить. Целый человек, которому он мог бы посвятить свою жизнь.

Словно прочитав мои мысли, Чарли прочистил горло и попытался почесать плечо.

— Теперь о том, что мы собирались обсудить…

Я заставила себя поднять глаза. Я была в ярости от того, что не обратила внимания на мелкие улики. На его ограниченный диапазон движений. На то, как он иногда говорил невнятно. На то, что он забывал элементарные вещи, которые я рассказывала ему о своей жизни.

— Это насчет Риггса. — Он поморщился.

Меня затошнило от страха, когда я собрала в голове всю картину.

— Хантингтон… — Он тяжело сглотнул. — Это наследственное заболевание.

Я закрыла глаза.

Это было его признание.

Его подтверждение того, что моя теория верна.

Было безумием не замечать этого, хотя на бумаге Риггс и Чарли были из разных штатов, мест, побережий и происхождений; если поместить их обоих в одну комнату, они выглядели как зеркальное отражение друг друга. У них был одинаковый рост, одинаковое телосложение, одинаковые золотистые волосы. Одинаковые глаза — голубые с золотистыми прожилками вокруг зрачков, похожими на крошечные нефтяные пятна, и одинаковый римский нос. Они говорили одним и тем же низким, сексуальным баритоном. Они оба двигались, как пантеры в саванне, настигающие свою следующую добычу. Они увлекались одними и теми же вещами: природой, фотографиями, экстремальными видами спорта. Они пили один и тот же алкоголь, у них были одни и те же тики и один и тот же затягивающий смех. В их случае природа и воспитание имели однозначный ответ: природа. Они прожили всю жизнь врозь, но при этом были практически однояйцевыми близнецами.

Мои мышцы напряглись.

— Когда ты узнал?

Чарли откинул голову назад, выглядя страдающим.

— Что он мой?

— Да.

— В ту самую первую секунду. В тот момент, когда он проскользнул через входную дверь нашего здания. Это было похоже на взгляд в зеркало тридцатилетней давности. Это выбило из меня дух. Все последующие разы я ждал, что он скажет что-нибудь об этом. Но он так и не сказал.

— Но ведь он вряд ли мог знать, не так ли? — В меня хлынул новый гнев, и я на мгновение забыла, что Чарли болен. — С чего бы ему вообще об этом думать?

— Ты права, — мрачно сказал он. — Не должен. Он вообще не должен думать обо мне.

Внутри меня закрутилась лавина вопросов — почему он ушел? Почему он никогда не искал Риггса? Что произошло в ночь смерти матери Риггса? Но в конечном итоге я не имела права знать что-либо раньше Риггса. Даже затевая этот разговор, я чувствовала себя предательницей по отношению к нему.

— Когда ты собираешься ему рассказать? — Мой голос стал металлическим и холодным.

— Что? — Его глаза расширились. — Никогда, ангел. Почему я должен так поступать с ним?

— Потому что ты его отец! — прорычала я. — Он заслуживает того, чтобы знать.

— Он никогда не простит меня. И за то, что бросил его, и за то, что рассказал ему. — Подбородок Чарли дрогнул. Я не могла отрицать, что он, вероятно, прав. — И я бы не стал его винить. Какой смысл рассказывать ему? Больше душевной боли? Больше разочарований? Он и так неплохо устроился. Я всегда знал, что у него все будет хорошо, с его дедом и всем остальным, но Риггс превзошел все мои ожидания и сам стал выдающимся художником.

Что он имел в виду, говоря о своем дедушке? Почему он знал, что с Риггсом все будет хорошо? Прежде чем я успела спросить, он продолжил.

— А Риггс не хочет знать. Если бы он знал, то легко бы нашел меня. Хотя Эбби не записала мое имя в его свидетельство о рождении, она дала своему отцу мое полное имя. Все, что ему нужно было сделать, — это спросить. Забавно, но я всегда предполагал, что он так и сделает.

Эбби. Мать Риггса. Женщина, которую я ненавидела каждой частичкой своего тела.

Я сжала губы, пытаясь сохранить спокойствие.

— Оба его деда умерли, когда он был маленьким.

Лицо Чарли стало таким же бледным, как и стены за его спиной. Он выглядел разорванным на части. Какая-то часть меня хотела, чтобы ему было больно за то, что он сделал с Риггсом. Другая хотела плакать, потому что ему было больно. Эмоции действительно были довольно сложным испытанием.

— Где он вырос? — Рот Чарли оставался открытым.

— Спроси его. — Я встала. — Когда ты скажешь ему, что ты его отец. А это будет завтра, когда он в следующий раз придет к тебе в гости.

— Я уже сказал тебе…

— Хватит! — Я повысила голос, ударив сумочкой о ножку его кровати. — Меня не волнует, что правда неудобна. Это все равно правда. Не говоря уже о том, что мне нужно не воссоединение семьи. — Мои ладони и затылок вспотели. — У Риггса… болит голова.

Чарли нахмурился.

— Хорошо…?

— Ноющие головные боли, которые не проходят и не имеют объяснения.

Я подняла брови, пристально глядя на него. Прошла секунда, прежде чем до меня дошло. Головные боли были признаком чего-то более серьезного, и я полагала, что болезнь Хантингтона — одна из них.

Теперь Чарли был весь зеленый.

— Он должен знать.

— Он должен провериться, — согласилась я.

Я упустила из виду, что уже записала Риггса на прием. Ему просто нужно было перенести его на другой день. Я беспокоилась не только за его здоровье — он заслуживал того, чтобы знать правду. А что он решит делать с ней потом — исключительно его дело.

— Завтра. — Я наклонилась, чтобы поцеловать его холодную щеку. — Иначе я сделаю это, и он сам убьет тебя.

К тому времени, как я добралась до дома, я была совершенно измотана. Мне казалось, что я не спала сто лет. В голове крутились откровения о том, что Чарли умирает и что он — отец Риггса. Кроме того, мне пришлось столкнуться с неприятным осознанием того, что я не могу перестать думать о своем муже каждую секунду этого чертова дня. Я была одержима этим человеком, и перспектива того, что он узнает о Чарли и расстроится, вызывала у меня желание броситься под автобус. Я даже не хотела обсуждать мысль о том, что у Риггса, возможно, болезнь Хантингтона, — одна эта перспектива вызывала у меня сокрушительный ужас.

Когда я вошла, Риггс сидел на диване, курил косяк и пил пиво, являя собой образчик чистой жизни. Я бросила сумочку на журнальный столик, борясь с желанием отругать его, чтобы он лучше следил за собой, потому что его неявившийся отец мог передать ему смертельную болезнь.