Холодное Сердце Казановы (ЛП) - Шэн Л. Дж. - Страница 50

— Думаю, я ей завидую, — наконец призналась я.

Он отломил зубами еще один кусок хлеба.

— В чем разница между ревностью и завистью?

— Зависть созидает, а ревность разрушает. — Я покатала кусочек салата между пальцами. — Зависть — это желание обладать чем-то, что есть у другого, и вдохновение этим. Зависть — это осознание того, что ты никогда не сможешь этого получить. И хотя они часто носят похожие маски, ты всегда можешь их отличить. Зависть будет более громкой, безудержной и часто публичной.

Риггс потянулся, чтобы взъерошить мои волосы. Я втайне любила, когда он так делал.

— Ты умница, Поппинс.

Я расцвела под его пристальным взглядом, чувствуя себя красивее и умнее, чем когда-либо прежде, и задумалась, так ли это — любовь. Чувствовать, что ты полностью принадлежишь себе и достоин, даже когда показываешь свое истинное «я».

— Значит, Гретхен завидовала тебе, а ты завидовала Гретхен, — заключил Риггс. — Потому что то, что я видел в ее офисе, было безусловно безудержным и публичным.

— Чем ей завидовать? — Я выпустила короткий смешок. — У нее есть все, а у меня — ничего.

— У тебя есть молодость, — заметил он. — И смекалка. Ты веселая, умная, соображаешь на ходу, и — ладно, я дам тебе это понять — ты отличный работник, и она это знает.

— Может быть. — Я хмыкнула. — Но это не отвечает на мой вопрос — ты все еще общаешься с ней?

Он хитро ухмыльнулся.

— Без комментариев.

Мне хотелось придушить его за то, что он не дал мне прямого ответа, но я не стала дуться и заставила себя принять участие в разговоре, пока мы доедали наши сэндвичи.

— Итак… как давно ты занимаешься альфинизмом?

— Альпинизм, — поправил он. — С восемнадцати лет. Но и до этого мне нравилось лазить по всякому дерьму. По крышам, по деревьям, по чему угодно.

— Ты действительно хочешь умереть, не так ли? — Я сжала между пальцами оливку без косточек, наблюдая, как из нее вытекает масло.

Он рассмеялся.

— Вообще-то лазить по крыше в состоянии алкогольного опьянения гораздо опаснее, чем подниматься на Эверест с помощью кислородных баллонов, шерпы и месяцев подготовки.

— Но в чем же тогда привлекательность? — спросила я, искренне желая знать.

Риггс сделал шокированное лицо.

— Ты спрашиваешь меня, в чем привлекательность достижения самой высокой точки, на которую может ступить человек?

Я кивнула, пожав плечами.

— Не понимаю.

— Ну, хочешь верь, хочешь нет, но я не понимаю, чем привлекательно ламинирование списков супермаркетов. — Он небрежно положил локоть мне на колено, и мое сердце забавно забилось в груди. — Но если серьезно. Я получаю удовольствие от мысли, что мое тело способно на сумасшедшее дерьмо. Альпинизм отвечает той части меня, которая хочет получить подтверждение того, что я Питер Пэн.

— Питер Пэн?

— Вечно молодой.

Я ничего не сказала, я просто обрабатывала информацию, когда он совершил невозможное и по собственной воле выдал какую-то информацию.

— Я покорил их все. Эверест, К2, Канченджанга…

— Не все, — заметила я, вспомнив его татуировку на внутренней стороне руки.

Он приподнял бровь.

— Я что-то упустил? Ты ведь знаешь, что Маунтин Дью ненастоящий?

— Не Денали. А поскольку горы измеряются от основания до вершины, Денали технически выше Эвереста. — Да, эта девушка умеет гуглить. Наблюдая за ним, я осторожно добавила: — Только не говори мне, что ты боишься подниматься на Денали.

Вместо того, чтобы заглотить наживку, Риггс ухмыльнулся с гордым видом.

— Ты знаешь, почему я не поднялся на Денали.

— Потому что ты никогда не хочешь посещать Аляску.

— Десять очков женщине с красивыми фиолетовыми глазами. — Он схватил бутылку воды, которую я ему принесла, и выпил ее до дна.

— Почему? — спросила я. — Ты не кажешься мне человеком, который кого-то или чего-то боится. Что такого есть на Аляске, что заставляет тебя испытывать такой ужас от поездки туда?

Наклонив подбородок, Риггс наблюдал за мной сквозь капюшон. Я практически слышала, как крутятся колесики в его голове. Как много он должен мне рассказать? И почему он вообще должен это делать?

— Это может понадобиться нам на собеседовании по иммиграции на основе брака. — Я облизала губы, сглатывая. — Я должна знать.

— Почему их должно волновать, что я никогда не посещал Аляску? — Он нахмурился.

— Потому что! — Я нервно рассмеялась. — Они увидят, что ты взобрался на все остальные горы. Твое имя есть в Интернете. Ты давал интервью. Они захотят узнать, доверился ли ты мне. Твоей любящей жене.

Даже для меня самой это звучало как фантастически глупое оправдание. И все же Риггс выглядел так, словно разрывался между тем, чтобы заговорить об этом и отшить меня.

Я молча ждала, затаив дыхание. Я не знала, почему мне так важно было услышать его историю об Аляске. Может быть, потому, что в глубине души я знала, что он никогда не делился ею ни с кем другим.

— Наверное, все сводится к проблемам с мамой. — Он вздохнул, откинувшись на локти и вытянув длинные ноги.

— Я думала, твоя мама из Сан-Франциско? — неуверенно спросила я.

— Была. Но умерла она на Аляске. — Наступила пауза, во время которой я увидела, как он физически борется за то, чтобы вытолкнуть слова изо рта.

— Аляска была последним местом, куда она побежала после того, как мой дед велел ей собраться с мыслями и позаботиться обо мне. Там был ее непутевый парень, вот она туда и отправилась. Очевидно, приехав туда, она застала безымянного парня в компрометирующей позе с чужой девочкой-подростком и вышла из себя. Она угнала его пикап и уехала. Хотела ему насолить, наверное. — Горькая улыбка омрачила его красивое лицо.

Ужасное чувство охватило меня, и я вздрогнула, мышцы напряглись, когда я приготовилась к тому, что он собирался мне сказать.

— Возможно, она была пьяна или что-то в этом роде, хотя в ее организме ничего не нашли. — Риггс поцокал языком. — А может, она покончила с собой. Кто, черт возьми, знает? Все, что я знаю, это то, что она съехала с дороги, совершенно не заботясь о том, кого оставила после себя. В итоге Аляска сделала меня сиротой — не просто ребенком с проблемными родителями, а именно сиротой — и, иррационально это или нет, я отказываюсь ступать на ее территорию.

— Я не думаю, что это иррационально, — тихо сказала я, рисуя пальцами круги по пыли на открытом бетоне. — Я думаю, ты защищаешь себя. Это умно.

Он откинул голову назад и закрыл глаза. Я завороженно смотрела на него.

— Но, может быть, ты все-таки не сирота, — услышала я свои слова. — Ты когда-нибудь пытался найти своего отца?

Его глаза распахнулись.

— Разве не он должен попытаться найти меня?

— В идеале, — признала я. — Но мы живем не в идеальном мире.

— В идеале он сейчас на шесть футов ниже.

— Он не виноват в ее смерти. — Мой голос был таким тихим, что я удивилась, как он меня услышал.

— Может быть. — Его локоть все еще лежал на моем колене, а пальцы рассеянно постукивали по моей ноге. — Но это его вина, что она сбежала. Он был обманщиком. Вот почему я не очень люблю отношения. Я не хочу обманывать и не хочу быть обманутым.

Его слова проложили путь в мое сердце. Его причины, по которым он никогда не хотел остепениться, были серьезными, продуманными и тщательными. Этого было достаточно, чтобы предостеречь меня от возникновения каких-либо чувств к нему. Он не собирался менять свое мнение.

Но потребность заставить его чувствовать себя лучше завладела каждой клеточкой моего тела. Я не могла смириться с мыслью, что он несчастлив. Я перевернулась на бок. Мои голые колени ударились о гравий и пыль на полу. Я уперлась ладонями в землю и забралась к нему на колени.

— Риггс, — прошептала я. Он не ответил, его глаза были закрыты. От его тела исходило тепло. Я нерешительно прижала руку к его щетинистой щеке. Казалось, что роли поменялись местами. Девушка-воин спасает спящего красавца-принца.