Жека 5 (СИ) - "Arladaar" - Страница 45

— Чё это они косятся на меня так? — спросил Жека, с аппетитом уплетая еду и попивая вино. — Я чё, необычный какой-то?

— Им непривычно, что ты не переоделся к обеду в смокинг, — объяснила Сахариха, разрезая серебряным ножом фуа гра.

— Ох, ешкин кот! — рассмеялся Жека, макая в фондю кусочек копчёного лосося. — Я чё, полный чемодан шмотья к вам везти должен был. Ну уж хрен вам! Стерпите! Где кстати, батя твой с мамкой?

— На службе, где ж ещё! — важно ответила Сахариха. — Вечером все вместе ужинать будем.

После обеда пошли погулять в парк возле дома. Немного походили по каменным дорожкам, разглядывая деревья, среди которых были все какие-то необычные, вроде липы или орешника. Потом сели на скамейку в теньке под обычной рябиной. Хорошо-то как… Погода установилась солнечная, теплая. Солнце играло через колышущиеся под слабым ветром листья, оставляя блики на земле и одежде.

— А как на учебу осенью будешь ездить? — спросил Жека у прижавшейся Сахарихи.

— Устроят заочное обучение, — усмехнулась Светка. — А на экзамены под охраной. Или диплом купят, а к нему должность. Тут все так живут.

— И тебе нравится это? — прямо спросил Жека.

— Нет. Не нравится. Но иного пути у меня не будет. По крайней мере, пока самостоятельно жить не буду. Так отец сказал. Да что я-то… Чем эта херня хуже или лучше Абрикосового? Ты лучше о себе расскажи. Как сам то? Как наши?

— Да как… — Жека помолчал. — Как всегда. И хорошо и плохо. Развиваемся. Растем. Новые предприятия открываем. Пусть небольшие, но зато свои. Деньги коплю, вывожу за границу. Наши деньги, Свет…

— Будь осторожен — отец сказал, большие планы у московских на ваши заводы. Будут брать силой.

— Это я и так знал, что всё достанется кому то надо! — с досадой согласился Жека. — Оттого я и делаю себе котлету на черный день.

— И большая котлета? — лукаво улыбнулась Сахариха.

— Нам с тобой хватит! — заверил Жека. — Не так как тут, конечно, но на хороший домик в Америке у моря хватит. Чтобы стоять вот так, обнявшись и встречать рассвет. Здорово же?

Жека обхватил Сахариху и поцеловал её. Потом пошли погуляли по парку, сыграли в гольф на выстриженной чуть не до земли площадке. Под конец прогулки погоняли мяч в теннис на корте у дома.

Усадьба поражала своей площадью, ухоженностью и приближенностью к западному образцу жизни. Как она могла появиться здесь всего за год со времени падения СССР? Или она уже была такой ещё при коммунистах и жил здесь какой-нибудь член ЦК, ездивший совкам по ушам о загнивании Запада? Как могли вообще советские люди прийти к такой роскоши⁈ Пусть даже высшие партийные функционеры? На эти вопросы у Жеки не было ответа. Он, конечно, и сам любил деньги, но такие дворцы никогда выстраивать не стал бы. Перед кем панты кидать-то? Перед нищей страной? Удручённо покачав головой, поплёлся вслед за Сахарихой на ужин.

Ужин у Сахара подавали, как английским лордам. Целая вереница слуг с подносами в руках стояла у входа в столовую залу. Во главе стола, как царь, восседал Сахар. Раньше-то были в нём барские замашки, а сейчас они расцвели пышным цветом во всю ивановскую. Авторитет сидел в кресле с высокой резной спинкой, потягивал вино из антикварного серебряного бокала и немигающим свинцовым взглядом смотрел на Жеку. Чисто, как вампир.

Елена Сергеевна и та изменилась. Стала более уверенной, жёсткой и твёрдой в суждениях. Занимала она в одном из министерств должность незаметную, но денежную. В целом их семейка смотрелась очень влиятельно. Но Жека-то знал, кто они на самом деле! Зэки! А сейчас они при власти. Впрочем, ему было пофиг.

— Как дела? Как бизнес? — вальяжно спросил Сахар, сложив руки на столе и уставившись на Жеку.

— Нормально, — пожал плечами тот. — Наверное, как у всех. Где плохо, а где хорошо. День на день не приходится. А у вас как?

— Прекрасно! — фальшиво улыбнулся Сахар. — Работаем на страну день и ночь.

Ужин получился тягостный. Жека чувствовал, что ему здесь не рады, несмотря на то, что он довольно успешный бизнесмен. И дело даже не в деньгах. Сейчас Жека стал для Сахара напоминанием о той, прошлой уголовной жизни, которую они старались забыть и даже вытравить из себя, чтобы ничего не напоминало о застое, перестройке, уголовщине и трупах, которыми от них нет-нет да попахивало. Впрочем, Жека и сам хотел от них откреститься и свалить подальше. Теперь он понял, что ему по-настоящему нужно — заполучить комбинат и тут же продать его подороже. И бежать подальше. Рабочая виза в Германию у него была, а там, распоряжаясь всеми деньгами, можно с Сахарихой уехать куда хочешь, где его не достанут лапы мафии. Вот только хочет ли этого сама Светка? Сахариха постоянно, ещё с Абрикосового, жаловалась на притеснения родителей и несвободу, но конкретно не говорила, что, мол, любимый, давай свалим подальше. Похоже, привыкла или даже стало нравиться.

Три дня гостил Жека у Сахара. Навидался всякого. Насмотрелся, как живёт элита общества, в которую влез Сахар. И окончательно понял только одно: так жить он бы не хотел… Слишком прост он был для такой жизни. Многодетное бедное происхождение не отпускало до сих пор. Как говорится, со свиным рылом неча лезть в калашный ряд…

Напоследок, перед расставанием всё-таки спросил у Светки прямо, чего она хочет.

— Тебя хочу! — слегка поддатая Сахариха повисла на Жеке, и полезла целоваться накрашенными губами, но через мгновение посерьезнела и тихо прошептала на ухо. — Забери меня отсюда. Хоть куда.

Пока ехал в аэропорт на вызванном такси, думал. Хоть куда — это только за границу, обратно в Сибирь не получится. Сахар достанет и там. Как поступить? Конечно, здесь придется оставить многое, за что бился и убивал людей. Оставить друзей. Всех оставить, кто его знал. Распрощаться с прежней жизнью. Но, к сожалению, иного выхода не просматривается…

С середины лета 1992 года в прессе всё чаще стали появляться материалы о приватизации, в которых матёрые политики и экономисты вещали о том, что приватизация необходима и крайне желательна для нашего общества. Людей государство держало за лохов, расписывая, как хорошо будет, если вместо государственного собственника появится частный, который, дескать, будет эффективно ухаживать и следить за предприятием и обеспечивать его развитие. То, что появится толпа красных директоров-временщиков, которые кинут подчинённых, даже предположить было невозможно — люди привыкли верить всему, о чём вещают с экрана.

В июле 1992 года из Москвы, из Министерства финансов, пришла директива о начале преобразования металлургического комбината имени Владимира Ильича Ленина в акционерное общество с дальнейшей раздачей акций членам трудового коллектива. Таким образом, государство осуществляло переход от социалистической экономики к рыночной, где трудящийся будет и собственником предприятия. То, каким собственником будет рабочий, Жека понял по акционированию строительного управления, когда работяги сбросили акции ему за гроши. Поэтому с ухмылкой слушал телевизионные витийствования прохиндеев.

Но всё-таки предстояло очень важное событие, и Жека по этому случаю навестил Николая Семёныча, директора комбината. Тот, как и всегда в последнее время, пребывал в крайне нездоровом состоянии, тут же, прямо с утра, предложив Жеке коньяк. У Семёныча выражение лица уже стало как у бывалого алкоголика, употребляющего каждый день, что было похоже на правду.

— Давай, Евгений, причастимся с утра, опохмелимся, — директор набулькал две рюмки коньяка. Одну дал Жеке, другую взял сам и, держа трясущейся рукой, выпил, стуча зубами о стекло.

— Что случилось, Семеныч? — осторожно спросил Жека, едва пригубив коньяк и тут же поставив рюмку на стол. — Только не говори мне, что пьёшь из-за того, что СССР разрушился.

— Да, представь себе! Из-за этого пью как сволочь! — согласился Семёныч. — Вот уже и директива из центра пришла о продаже общества. Пока ещё трудовому коллективу, а позже, наверное, и денежным мешкам.