Юсупов. Серое Братство (СИ) - "Каин" - Страница 43

Я сделал глоток и покачал головой:

— Как тебя тогда не изловили. Ведь ваш полк был боевым. И значит, наказать могли по всей строгости.

— Могли, — не стал отпираться дядька. — Но на то и нужна молодость, чтобы делать всяческие глупости. Я вот совершенно точно слышал вчера возню на заднем дворе. И сдается мне, что вы двое чесали кулаки друг о друга. Не ошибаюсь?

Волков смутился и бросил на меня вороватый взгляд. И это не укрылось от внимательного взора дяди:

— Надеюсь, Сергей, вы накатили моему племяннику? — уточнил он. — Не очень хочется, чтобы Василий уверовал в свою неуязвимость. Иногда синяки помогают нам понять, что мы смертны.

— А порой внезапно смертны, — послышался за спиной назидательный голос Муромцевой.

Я обернулся. Девушка стояла на лестнице. Заметив, что я обратил на нее внимание, она вошла в гостиную, подошла к столу, села в кресло, закинула ногу на ногу. И строго произнесла:

— Я хотела обсудить вашу потасовку, господа.

— Это была тренировка, — ответил я раньше Волкова. — Считаю, что не должен отчитываться перед вами, и обсуждать с вами график тренировок. К тому же вчера мы совместили разминку и сеанс душевной помощи.

— Господин Волков нуждался в душеправе? — иронично уточнила девушка.

— А что, я хуже лошади? — вскинулся парень. — Признаться, я понял, что на самом деле зря пренебрегал лекарями, только когда я стал вхож в дом Юсуповых. Да, поздновато, но лучше поздно, чем никогда. Быть может, если бы я обращался к ним, то спал бы крепче.

— На ходу? — хмыкнула Муромцева и плеснула себе в чашку чай.

Я заметил, что сегодня она решила облачиться в светлое голубое платье, которое отлично подчеркивало ее фигуру. На ногах Виктории красовались закрытые туфли лодочки. В общем, выглядела она сегодня вовсе не как строгий секретарь. И я подумал, что быть может это не совпадение, что помощница решила выбрать менее официальный костюм. Вдруг, она хотела, чтобы я заметил, что Муромцева прежде всего девушка?

— Так вы вчера видели, как эти двое тренировались? — беззаботно уточнил дядька. — И как вам физическая подготовка Василия? Полагаю, что вы могли бы дать ему пару советов по поводу защиты и нападения.

— Защищаться он способен без труда. — резковато отозвалась Муромцева. — Даже когда на него не нападают.

Я склонил голову к плечу, с интересом рассматривая девушку. Ей пришлось напрячься, чтобы продолжать делать вид, что она не замечает моего внимания. Петр же притворился, что не ощущает возникшего между нами напряжения. И бесхитростно уточнил:

— Разве это плохо?

— Думаю, Виктория Ильинична недовольна тем, что я не позволил ей обращаться со мной как с подростком, — предположил я.

— Вы хотели завязать ему шнурки? — усмехнулся старший Юсупов, и заметив удивленный взгляд Виктории, пояснил. — Племянник никогда не любил, если с ним обращались как с ребенком. Василий Михайлович с ранних лет сам убирает за собой посуду. И не гнушается помогать на кухне, когда это требуется. У нас никогда не было большого штата слуг, и потому беспокойство обо мне тоже легло на его плечи. Я знаю, что когда мне совсем становится худо, то Василию приходится заботиться обо мне так, как ни в одной лекарне не сумели бы.

Я смутился такой похвале и пожал плечами.

— Когда-то ты сам смазывал мне коленки зеленкой. Вот пришел мой черед ответить тем же.

Муромцева как-то напряглась от услышанного и нахмурилась. Очевидно, ее представления обо мне рушились, к чему девушка была не готова.

— Вы так говорите, Петр Феликсович, будто я не умею быть аристократом. Что обо мне подумают наши гости. Решат еще, что мы ведем себя как простые работяги.

— Куда делась посуда? — послышался с кухни грозный голос, и на пороге оказалась Любавушка. Она окинула нас возмущенным взглядом нас, и строго продолжила:

— Господин Юсупов, я не посмотрю, что вы благородные. И устрою вам неделю постных каш. Будете знать, как озорничать…

— Любавушка нынче не в духе, — спокойно пояснил я и направился навстречу разбушевавшейся кухарке. — Мы убрали тарелки из посудомойки в ящик. Все в целости, уверяю.

Женщина растерянно посмотрела на меня, а затем произнесла:

— Василий Михайлович, я даже не взглянула в шкафчики, решив, что кто-то снова надумал надо мной подшутить.

— Моя вина, что не предупредил вас, — ответил я с улыбкой. — Помочь вам накрыть на стол?

— Не отбирайте мой хлеб. Уж на стол я накрою сама, — довольно сообщила женщина и лишь потом заметила, что у нашего разговора есть лишние свидетели. — Простите, — прошептала она.

— Все в порядке, — успокоил ее я.

Затем вернулся к столу. Петр ухмылялся, очевидно очень довольный тем, что удалось застигнуть кухарку врасплох вчерашней помощью.

Вскоре Любавушка вынесла пирог с творогом и зеленым луком, пышки, посыпанные сахарной пудрой и соусник с повидлом. Я все же помог расставить тарелки и лишь потом занял свое место. Ели мы молча и с удовольствием. Кажется, что стряпня кухарки всем пришлась по душе. Лишь когда тарелки опустели, Петр уточнил:

— А что ты творил на кухне, что так разозлил нашу Любавушку?

— Как обычно, — не стал я уличать дядьку в хитрости. — Не туда бросил полотенца. Но что с меня взять? Я ведь изнеженный княжич. Могу творить всякое, и никто мне не указ.

Вошедшая работница тихонько засмеялась и принялась собирать посуду.

— А если что не по мне, так я хватаюсь за веник и давай гонять домашних, чтобы место свое знали, — невозмутимо продолжил я. — Потому у нас никто из слуг и не задерживается.

— А почему вы кухарку не гоняете? — хитро осведомился Волков.

— И кто нам тогда готовить станет? — удивленно спросил я. — Я хоть и самодур, но не дурак. И понимаю, когда надо строить из себя хозяина жизни, а когда вежливо говорить «спасибо, что вкусно накормили». Иначе можно и с голоду помереть.

Петр не сдержался и закашлялся. Волков приложил кулак ко рту, чтобы скрыть смех. Только Муромцева оставалась невозмутимой.

— У вас сегодня нет никаких дел? — спросила Виктория, старательно избегая встретиться со мной взглядом.

— Есть, — довольно ответил я. — И мне понадобится ваша помощь.

Я бы мог устроить себе выходной, но понимал, что надо отвезти в кабинет Дельвига записи по пациентам. Иногда из-за занятости я брал на дом часть работы по заполнению карточек. Стоит отучиться от дурной привычки смешивать свою личную жизнь с профессиональной. Но, пожалуй, эта привычка всех Юсуповых. Когда я вспоминал отца, то чаще всего перед внутренним взором появлялся сидевший в кресле своего кабинета мужчина. Он вечно работал. Да и дядьку я редко видел не занятым службой. Только после получения травмы он стал домоседом.

— Посмотрите, кто тут, — внезапно подала голос Муромцева, протянув мне свежую газету.

— И что там? — лениво поинтересовался Петр.

— А ты не прочел? — удивился я. — Ведь раньше никогда не отдавал газету, пока не все статьи не изучишь.

— А может я таким был, потому что у меня собеседника хорошего не было, — парировал родич. — Теперь вот есть. И мне до газет. Но ты давай-ка, рассказывай, что там.

Последнюю фразу он произнес с видимым интересом. Я же открыл газету. Оценил первую страницу и поморщился. На большой фотографии был изображен Федор Борисович, облаченный в свитер с высоким воротом. Он стоял в позе молящегося жреца, подняв лицо к небу, и выглядел на редкость одухотворенным. Надпись под фото гласила: «Не та дверь оказалась открыта, и я вошел».

Дядька все же сумел дотянуться и вырвал у меня из рук газету. Быстро просмотрел статью и довольно засмеялся.

— Только не говори, что это ты его научил этому трюку.

— Какому? — беспечно осведомился я, и дядя шутливо погрозил мне пальцем:

— Чтобы казаться невинным барашком. Ты посмотри на этого проходимца. Он ведь и впрямь верит, что кто-то воспримет всерьез его отговорку про случайность.