Пожарский 3 (СИ) - Войлошников Владимир - Страница 24

— Да его семь раз ограбят да прибьют, — выдал мрачный прогноз Горыныч, явно желающий сегодня отнять славу у пифии.

— Да телефон тоже, — Кузя изобразил пальцами ножницы, — чик — и нету проводов! А под землю вам кто сейчас возьмётся закапывать? На дорогах шайки появились, да и земля уже задубела.

— Значит, проверять раза два в неделю надо, наведываться.

И ЭТО БЫЛА ПРАВИЛЬНАЯ МЫСЛЬ

Лю Ой, сотник отряда, охраняющего Замятино, лежал, прикрыв глаза, и его лицо засыпало мелким ноябрьским снегом. Шевелиться был не резон — отряд приведён в небоеспособное состояние и слишком разбросан, в такой ситуации важно было сохранить хотя бы относительную свою целостность. Если голову сейчас разрубят на две части, очень тяжело собираться обратно будет, а уж если на четыре… Поэтому Лю терпеливо слушал, стараясь не дрогнуть лицом. Говорили совсем рядом.

— С-с-сука, вот же твари узкоглазые! — что-то забрякало. — Лечилки есть?

— На, две последние.

Первый говорящий долго ругался, потом громко сглотнул. Лечилку пьёт, собака.

— Посчитал?

— Двадцать шесть человек осталось.

— Из трёх сотен! — снова цветисто заматерился первый. — Из трёх сотен!

— Да успокойся ты, — воровато ответил второй. — Оплата на отряд положена, так?

Первый помолчал, потом словно дошло до него:

— А ведь верно!

— Крестьян перебить — много ума не надо. Тут, сказали, с полсотни всего и есть, вместе с бабами да их выблядками.

— Верно, — первый завозился, под ногами у него хрустнула корочка льда. — Поднимайтесь! Вон туда нам надо! Крестьян под ноль, дома пожечь. Управимся быстро, засветло денежки получим! Шевели лаптями!

Лю Ой, слегка приоткрыв глаза, следил, как маленький потрёпанный отряд набивается в два грузовика с покосившимися бортами. Последний бандит запрыгнул в кузов, и грузовики покатили в сторону Замятина, всё больше и больше сбиваясь к северу. Как обычно. Почему этот странный тип сказал «лаптями», хотя у всех бандитов были справные сапоги? Лапти Лю у деревенских видел, они совсем другие, как корзинки. Наверное, выражение такое. Загадочный русский язык…

Обе машины скрылись за пригорком. Остальные шесть в разной степени повреждённости остались валяться по обочинам.

— Опять Степан будет ворчать, что бойцы небрежно к технике относятся, — негромко сказала голова Кианга, валяющаяся совсем близко.

— Ничего, пусть из трёх один собирает, — тут же откликнулся Хенг, у которого была цела вся верхняя половина туловища, и подтянул к себе валяющуюся рядом ногу: — А!.. Не моя! Эй, Шен, твоя нога? Давайте скорее, через полчаса они вернутся!

Гришка Бадан начал подозревать, что дело нечисто, когда дорога, ведущая к деревне, исчезла. Вот только что была — и точно обрезали её! Грузовики поползли по мёрзлому полю, подпрыгивая на кочках и через метров сто встали перед широкой канавой.

— Не проехать, — сплюнул старшой, поставленный над ними подозрительным мужиком, что хотел всенепременно досадить постылому врагу и платил за это хорошие деньги. — Ладно. Вылазьте! Пешком пойдём, тут недалеко уж должно быть.

Они шли и шли, и Гришке начало казаться, что дорожка у них под ногами вроде как набита. Как будто прежде них такой же отряд прошёл, а, может, и не один. Он даже поделился своим соображением с соватажниками, за что был обсмеян — конечно, раз к деревне идём — дороге быть и положено! Эвон, нашёл, чему удивляться.

Гришка промолчал, удивляясь про себя другому: не было ж дороги? Кончилась она. По полю паханному пёрли. И вдруг — ровно под ноги бросили: давайте-давайте, сюда. Бадан был калачом тёртым, до сих пор удачно избегал душегубства, промышляя мелким воровством, и начал подумывать, как бы ему потихоньку сдёрнуть из этой кодлы да затаиться в полях, чтоб по-тихой свалить в город. Нахрена на большую деньгу позарился? Таскал бы себе копеечки потихоньку, на кабак и постель хватает, и даже кой-когда на девку продажную, а чтоб кровь кому пускать…

Гришка передёрнулся и присел на обочину — вроде как портянку перемотать, да так и застыл со снятым сапогом в руке. Из земли — мама дорогая, да прямо из ровного поля! — начали подниматься порубленные давеча глиняные воины. В две минуты весь шагающий впереди отряд превратился в фарш, а один из глиняных солдат довольно воскликнул:

— Говорил я вам, что канава — хорошо? Два грузовика вообще целых получились.

— А ты чего тут сидишь? — спросил голос сзади, и Гришка подпрыгнул на месте, громко клацнув челюстью. За спиной стоял глиняный командир с совсем не глиняным мечом в руках.

— Не губи, не губи, всю правду скажу! — испуганным зайцем заверещал Бадан. — Передумал я, не хотел детишек резать, убежать хотел тихонечко! Всё расскажу, кто нанял, сколько денег, куда за расчётом прийти надо было!

Узкие глаза глиняного командира превратились в вовсе уж подозрительную щёлочку:

— Живи пока. Князь решит.

Языков я брать не очень планировал. Но раз уж привели, решил поспрошать — любопытно, всё же: кто так на меня взъелся, что за разорение Замятинской усадебки сулит баснословные деньги да отряды нанимает всё больше и больше? Первые-то были по три десятка, а сейчас уж до трёх сотен дошло. Эк их разобрало, успокоиться не могут.

Сегодня для допроса даже усилий прилагать не пришлось, человечишка тараторил, аки испуганная сорока, так что наговорил и всякого, мало для нас интересного, пока Горыныч раздражённо не щёлкнул пальцами, включив воришке немоту.

— И куда его? — спросил от дверей Фёдор.

— К Медузе сведите, пусть ошейник выдаст. Запреты обычные, сам скажешь. Да к делу какому его приставь, пусть злоумышление искупает. Ишь, затеялись на неповинных покушаться!

— Ваша светлость, там ещё староста Замятинский по вашу душу.

— Зови. Или нет, — я оглядел подвал, — наверх пойдём, чего мужика зря пугать.

Староста имел бледный вид и слёзно просил перевести насельников Замятина «поближе к людя́м, подалее от татей, инда страсть такая, что бабы да ребятишки и из домов боятся выходить». Да уж, я бы тоже за детей переживал, когда вас по два-три раза на неделю выреза́ть идут.

— А и переведу. Федя, подбери им деревню, где дома уж восстановлены, да пусть собираются. Завтра и переведём. А в Замятино, — я повернулся к полководцу Чжану, ожидавшему моего решения, — ещё сотню бойцов отправь. Пусть в засаде посидят, авось, ещё пару ватаг вычистят, всё вокруг Москвы спокойнее будет.

РАЗВЕДКА

На следующий день Кузьма снова отправился собирать информацию. Мы с Горынычем в четыре руки смастерили ему личину Гришки Бадана, высадили Кузю на окраине Москвы, откуда он пробрался до названного Баданом кабака. В качестве вещественных доказательств полного уничтожения жителей посёлка Кузьма тащил с собой полмешка отрубленных у тех же наёмников пальцев.

Я, честно говоря, думал, что платить наёмникам никто не собирается, но всё обстояло ещё затейливее.

Кузьма заказал кружку самого вонючего местного пойла и устроился в тёмном углу. Через некоторое время к нему подсели двое хмурых типов. Тот, что покрупнее только молчал, разговаривал худой, похожий на недовольного хорька:

— Ну и чё ты тут расселся? Сказано было, как подходить?

— Не знаю, как там было сказано. Спасибо, у меня хоть со страху память не отшибло, место припомнил.

— Старшие где? — кисло спросил хорёк.

— А всё, нету! — «Гришка» с бандитским подвывертом развёл руками. — Были да сплыли. Кого узкоглазые глиняшки порешили, кого крестьяне на вилы подняли. Четверо в корчме лежат, меня ждут. Как вы со мной честь по чести расплатитесь — сразу лекарства закуплю и к ним метнусь, здоровье ребяткам поправлять, — «бандит» откинулся на спинку лавки, в руке его невесть откуда появился ножик, которым он начал виртуозно крутить, проворачивая между пальцами и выписывая всяческие кренделя. — Дело сделано, живых нет. Всё пожгли, головёшки раскидали.