Закон МКАД - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" - Страница 16

– Далече собрался, Данила?

– Уффф… – выдохнул дружинник, узнав голос. – Чтоб вам всем икалось до Иванова дня.

– Не признал, что ль? – усмехнулся рваной щекой Никита, въезжая в полосу света, падающую от ближайшего фонаря. – А это что за жук-медведь с тобой? Не тот ли, которому ты трендюлей выписал, из-за чего тебя чуть в сенатские подвалы не упекли?

Данила отметил краем глаза, как начали раздуваться от гнева щеки Орясы, и усмехнулся про себя. Против Никиты в полной сброе Федька со своей шалапугой все равно что щенок против матерого волкодава. Темный переулок – это тебе не площадь перед Кавалерийским корпусом, где все на виду. Случись чего, ночь все спишет…

Похоже, это осознал и Оряса. Глянул на Никиту, на Тимоху, сидящего рядом на фенакодусе, – и вдруг яриться на диво быстро перестал, сдулся и сделал вид, что сказанное вообще к нему не относится. Да и Тимоха внезапно ни с того ни с сего потемнел лицом, на Орясу гневно глянул, явно хотел сказать что-то, но смолчал, пересилив себя. В другое время Данила, может, и заинтересовался бы – похоже, знают друг друга дружинник и его новоиспеченный ученик, и второй явно Тимоху если не побаивается, то стесняется, что ли… что, впрочем, не помешало ему возглавить шайку опричников, пытавшихся отжать у дружины Кавалерийский корпус. Но сейчас явно не до выяснения отношений, дело делать надо.

– Вас-то сюда каким ветром занесло? – вместо ответа поинтересовался Данила.

– Да вот, решили фенакодусов размять, – с невинным видом ответил Тимоха.

– Угу, в полной сброе оно в самый раз, – кивнул Данила.

– Через три минуты этим маршрутом проедет стрелецкий разъезд, – проговорил так и не выехавший на свет третий силуэт голосом Степана. – Потому, если ты к Спасским воротам решил проехаться, хорош трепаться и поехали.

Поняв, что разъяснений он не дождется, Данила кивнул и тронул поводья Бурки. Лишь проезжая Ивановскую площадь, поинтересовался:

– А зачем заводного фенакодуса взяли?

– Думали, ты пешком двинешь через Тайницкий сад и наружу. Только верхом оно быстрее получится.

С таким доводом трудно было не согласиться. Интересно только, откуда они про подземный ход узнали? Но решение загадок лучше до поры отложить, пока есть дела поважнее.

– Ну а коль ты верхом…

На скаку Степан бросил повод заводного фенакодуса Орясе. Тот поймал ловко, словно ждал. И с не меньшей сноровкой для такого грузного тела взлетел в седло. Данила усмехнулся одобрительно. Дружиннику за такой прыжок Мастер конного боя выдал бы на орехи по полной программе. Но для бывшего Пахаря у Орясы весьма неплохо получилось с фенакодусом управиться, видно, что парень не одного тура довел до нервного срыва, тренируя навыки верховой езды.

Верхами оно действительно получилось быстрее. Не прошло и двух минут, как кавалькада уже почти доехала до Спасских ворот. Данила по пути прикидывал: даже если отец Филарет все рассказал Степану и тот в курсе задумки Духовного Наставника, все равно слова дружинного десятника будет маловато, чтобы стрельцы выпустили такую толпу из Кремля. У одного Данилы был шанс попытаться уболтать сторожей, пусть даже и мизерный – все-таки авторитет у него среди простого народа в Кремле имелся. Но целый отряд вооруженных всадников – это совсем иное…

Впереди показались надвратные фонари Спасской башни, специально прикрепленные так, чтобы свет падал на площадку возле ворот. Для стрельцов с башни, стен и с углового поста за Военной школой любой подъезжающий как на ладони. А сами они в тени, стреляй – не хочу.

– Стоять! Кто такие?

– Ну вот, началось, – пробормотал про себя Данила. Хотя иначе и быть не могло…

– Свои, – отозвался Степан.

– Свои в такое время дома спят, десятые сны смотрят. Кто такие, спрашиваю?

Голос был грубый, хриплый, что называется «с трещинкой». Но тот, что перебил его, был еще паскудней.

– Преступники это, служивый. Слово и дело!

«Слово и дело» – присказка старинная и страшная. Говорят, пятьсот лет назад такое выкрикивали княжьи люди, обнаружившие государственного преступника или несчастного, кто им таковым показался. После чего человека можно было считать мертвецом – из следственных подвалов мало кто возвращался. Потом, после смерти тогдашнего князя, говорят, одумались, но через триста лет все повторилось. Снова по всей Руси убивали людей сотнями – за слово, за взгляд, который кому-то не понравился, и этот «кто-то» взял да донес. Тогда говорили: «Лес рубят – щепки летят». Этого Данила понять не мог, как ни силился. Судя по тому, что рассказывал отец Филарет, свой народ тогдашний князь вырубал под корень, а попадали под топор истинные враги или нет – неизвестно. Страшной сказкой казались такие истории. Но вот сейчас, похоже, все повторяется.

– Слово и дело!

Краем глаза Данила увидел, как в окнах Военной школы блеснули несколько автоматных стволов. Значит, засада. Значит, знали все опричники и просто ждали, когда дружинники сами заедут в расставленные сети. Теперь всё. Стоит подьячему своим мерзким голосом произнести единое слово – и поляжет весь дружинный отряд, словно молодая трава под кислотным дождем.

– Ну что ж, арестуй меня, подьячий, – неожиданно веселым голосом громко сказал Степан. – Только сначала подойди, покажу чего.

– Все, что ты можешь показать, я в подвале Тайного приказа посмотрю, – вновь раздался голос из-за угла Школы. Видать, Савелий прятался за мешками с песком, на которых были установлены два стеношных стреломета, угрожающе направленных на дружинников. – Взять их!

– А вот это ты погоди, подьячий, – прозвучал в темноте тот самый голос «с трещинкой». – Ты в Сенате распоряжайся, ежели Тайный дьяк позволит. А в своем карауле я командую.

На свет из темноты вышел невысокий мужик в длинном, ниже колен тегиляе, усиленном квадратиками стальных пластин. Не кольчуга, конечно, одежка стрелецкая, но метательное копье нео на излете удержит. Другое дело, что обезьяны тоже не дураки и копья свои швыряют во время штурма, подобравшись поближе к стенам… Еще на стрельце была плотная шапка с опушкой, рукавицы, как и тегиляй, усиленные железом, и толстые сапоги. Из оружия – кривая сабля на поясе и длинноствольный пистоль за поясом. В руке стрелец держал бердыш – насаженный на длинное древко боевой топор с лезвием, искривленным полумесяцем. В умелых руках оружие страшное. Особенно при обороне удобно таким и рубить, и колоть лезущих на стены нео. А при случае использовать специальную выемку на обухе в качестве упора для фузеи или пистоля.

На шапке стрельца красовался вышитый знак – островерхая башня. Значит, сам начальник Спасского караула.

– Степан, ты, што ль? – спросил стрелец, прищуриваясь, словно из пищали целился.

– Я.

Десятник поднял стальную полумаску, защищавшую глаза и нос на манер забрала.

– А чего ночью-то шастаете? Случилось чего?

– Случилось, – сказал Степан, осторожно доставая из кармана кожаных штанов свернутую в трубочку бумагу. – Держи.

Начальник караула Спасской башни принял свиток, развернул…

Из-за мешков вышел подьячий. Даже при скудном свете фонарей было видно, что лицо его бледно, словно вылепленная из мякиша маска, которую слегка перекосило от ярости.

– От преступников бумаги принимаешь? – прошипел он в лицо стрельцу. – Правосудию препятствуешь? Недолго же тебе осталось ходить в начальниках…

– Да ну? – поднял густые брови стрелец. – Ты, подьячий, то ли белены обкушался, то ли рехнулся вконец. Это видел?

Со своего места Данила видел, как стрелец ткнул прямо в нос Савелию лист, с которого на нитке свисала большая блямба из красного сургуча. При виде этой блямбы подьячего перекосило сильнее, отчего он стал похож на морока, что шляются возле Полей Смерти в надежде поживиться свежим мясом.

– Пропуск… В любое время впускать и выпускать через любые ворота Кремля… И княжья печать… Откуда? – выдавил он наконец. – Не подделка ли?

– Слушай, подьячий, иди уже, да? – скривился начальник караула, словно случилось ему только что хлебнуть прокисшего квасу. – Я, конечно, понимаю, должность у тебя важная. Но, по-моему, лучше бы ты, как твой батька Незван, ветеринаром стал, туров за яйца щупал. Толку, думаю, поболее было бы – хоть туры б довольные ходили.