Маячный мастер (СИ) - Батыршин Борис - Страница 21

На то, чтобы установить на маяк новые зеркальные пластины, а так же произвести-таки процедуру пуска, ушло совсем немного времени. Происходило это так: они вручную развернули маячное зеркало в сторону от Бесова Носа, на акваторию озера. Сергей проверил положение пластин, проследил, что повода, питающие маячный фонарь, отсоединены, после чего продемонстрировал Казакову зеркала стеклянный пузырёк, скорее толстостенную колбу, запечатанную замысловатой серебряной пробкой. Изнутри пузырёк сиял мягким серебристым светом.

«Этот фиал, — сказал он, — содержит частицу света Истинного маяка, того, что в Зурбагане. Отвернись, зажмурься и глаза зажми ладонями. И, смотри, покрепче!»

Казаков так и поступил, а потому не видел, что его спутник делал дальше. Слышал только лёгкий стеклянный звон', потом Серёга толкнул его в плечо — «Сейчас!» Он ещё крепче прижал ладони к лицу — и всё равно полыхнувшая ослепительная вспышка на несколько секунд его ослепила. А когда рассеялись красные и чёрные круги перед глазами и он решился разлепить веки — выяснилось, что ничего, собственно, не произошло. Зеркало маяка — и то, что стояло раньше, и новые его элементы — по-прежнему отражало лишь дневной свет, по небу ползли дождевые тучи, но… мир изменился, и он чувствовал это всем своим существом.

'И что мне теперь с ним делать? — спросил он внезапно охрипшим голосом. — С маяком, то есть? Включать как-то по-особенному, чтобы было видно с Фарватера?

«Незачем.- Серёга помотал головой. — Теперь Маяк сам будет указывать путь, даже когда выключен фонарь. Твоя забота — не пропустить прибытие гостей. Для этого — вот, держи!»

И подал Казакову очки — с круглыми стёклами, в простой проволочной оправе. 'Такие — объяснил он, — носят все Маячные Мастера. Их стёкла не оптические, но и не совсем обычные — они позволяют видеть отражённый свет Истинного Маяка, Да ты попробуй, надень, сам увидишь…

Казаков послушно нацепил очки на нос — и… зеркало сияло мягким белым светом, и вырывающийся из него луч пропадал где-то за горизонтом, за серой гладью озёрных вод. «Если из Зурбагана к нашему Маяку выйдет корабль — сказал Сергей, — луч приобретёт золотистый оттенок, который станет гуще, по мере его приближения, а в момент выхода из Фарватера снова станет белым. А когда он отправится в обратный путь — всё повторится в обратном порядке, луч снова приобретёт чисто белый цвет, когда судно выйдет из Фарватера на другой стороне, в Маячной гавани. А маячный мастер, то есть ты — он похлопал Казакова по плечу, — должен вносить в журнал все прибытия и отбытия судов через фарватеры. Ну, и если понадобится — помогать командам. И учти, чтобы Маяк официально считался рабочим — надо зарегистрировать его в Реестре Лоцманской Гильдии — и сам Маяк, и ведущий к нему Фарватер. Этим я и займусь, не откладывая. Ну а когда приеду в следующий раз — нам много чего придётся обсудить…»

Именно этим — обсуждением ближайших и не очень планов они и занимались сейчас, под ненавязчивый аккомпанемент потрескивающих в печке поленьев, завывающей за стенами январской метели, да посапывающей на своём матрасике Коры. Сергей ещё в прошлый раз оставил собаку на Бесовом Носу вместе со «Штральзундом». «Будет с кем поговорить, — сказал он, ухмыльнувшись, Казакову, — заодно присмотрит за тобой… и за нашей находкой. А я пока попробую выяснить, что это может быть такое».

Загадочный предмет пылился в углу под брезентом с самого сентября. Сергей настоял тогда на том, чтобы спрятать находку до поры до времени, и спрятать понадёжнее. А что может быть в этом плане надёжнее далёкого медвежьего уголка в мире, куда не хотят по Фарватерам корабли?

Из записок Сергей Баранцева

«…Первый рейс с Валуэром, в который я отправился в качестве ученика Лоцмана, выдался на редкость бесцветным. Отправились мы сразу после моего возвращения с Бесова Носа; пункт назначения — один из Внешних Миров, торговля с которым велась уже несколько веков. 'Квадрант» остался дожидаться в Зурбагане, мы же погрузились на купеческое судно, который предстояло сначала провести по Фарватеру до пункта назначения, а потом точно так же вернуть обратно.

Здесь я в полной мере оценил, каким уважением пользуются члены Гильдии Лоцманов. Даже передо мной, всего лишь учеником, капитан «Крокодила» (такое название носил парусник) чуть ли не раскланивался при каждой встрече — что уж говорить о моём наставнике! Когда он поднимался на шканцы, там воцарялась почтительная тишина, матросы торопливо стягивали плоские шапки, украшенные красными, на французский манер помпонами, а офицеры каменели лицами и вытягивались во фрунт. Каюту нам отвели саму лучшую, двухместную — как объяснил Валуэр, подобные «лоцманские» апартаменты имелись на всех судах, регулярно путешествующих через Фарватеры.

Трюмы судна, трёхмачтового парусника водоизмещением около восьмисот тонн, были доверху забиты бухтами корабельных канатов, железом в слитках, досками и бочонками со смолой. Состав груза, вместе с конструкцией самого судна — многоярусный ют, сильно заваленные внутрь борта, прямое парусное вооружение с блиндом и бом-блиндом на бушприте — живо напомнили мне о голландских, ганноверских и английских купцах, торговавших в петровские времена с Россией через порт Архангельск. Тем более, что и пункт назначения оказался соответствующим — городок в устье большой реки, впадающей в неспокойное студёное море. Город был застроен сплошь кирпичными и каменными зданиями непривычнойархитектуры — с плоскими крышами, края которых были на китайский манер загнуты вверх, и глинобитными зубчатыми стенами вокруг богатых дворов. На окраине городка размещался шумный рынок, примыкающий прямо к устроенным на реке пристаням; там мы и выгрузили товары, наполнив трюмы мешками и ящиками, распространявшими сильные, въедливые, тревожащие ароматы.

Валуэр объяснил, что этот груз — ароматические смолы, сушёные травы и экстракты редких растений, — предназначен не для продажи в Зурбагане, а для торговли с одним из Внешних Миров, где эти вещества используются в тамошней медицине. В Зурбагане, объяснил Лоцман, категорически не поощряется применение «привозных» сильнодействующих веществ — были печальные прецеденты, последствия которых пришлось долго и мучительно расхлёбывать. Урок был выучен — и теперь маячный Мир потребляет, разве что, некоторое количество безобидных специй, да отдельные виды алкогольных напитков, доставляемых через Фарватеры. Всё остальное, будь то лекарственные снадобья, дурманящие вещества, курительные смеси — попадают исключительно в категорию транзитных грузов, которые следует держать на специально для этого предназначенных складах и ни в коем случае не допускать в торговый оборот.

Рейс не затянулся. Те три дня, пока экипаж возился с разгрузкой-погрузкой, приводил в порядок разболтанный вихрями Фарватера рангоут, принимал запасы воды и провианта, мы с Валуэром провели на берегу. Смотреть тут было особо не на что — разве что, вгоняла поначалу в оторопь наружность аборигенов. Ярко-оранжевая кожа, пронзительные зелёные глаза, рост сильно за два метра, длинные пальцы с лишним суставом — всё это наводило на мысль о нечеловеческом происхождении. Так оно и оказалось: правда, к югу по побережью, как рассказал Валуэр, имеется несколько поселений, населённых выходцами из других миров и даже из Зурбагана, но вся торговля через Фарватеры идёт через этот вот порт. Мы встречали на улицах обычных людей — они выделялись среди аборигенов малым ростом, светлой кожей и платьем, напоминающим бедуинские накидки. Занимались они здесь в-основном кораблестроением и обработкой металлов, так что большая часть доставленного нами груза в итоге попадёт к ним — после того, как здешние долговязые купцы снимут свою маржу.

Что ещё рассказать? Да, пожалуй, нечего — разве что о превосходном пряном ликёре, которое подавали в портовой корчме. Там мы и провели почти всё время, отведённое на посещение города; назад, на «Крокодил» я попал в состоянии сильнейшего похмелья (пряный ликёр оказался на редкость коварен) и Валуэр, поворчав, запер меня в каюте — чтобы, как он выразился, «гнусным своим видом не ронять авторитета Лоцманской Гильдии». Окончательно я оклемался уже на рейде Зурбагана — и, получив положенную мне, как помощнику Лоцмана плату (весьма, надо сказать, щедрую), сошёл на берег. После чего взял фиакр и отправился прямиком на Смородиновый переулок, под гостеприимный кров матушки Спуль…'