Время для жизни 2 (СИ) - "taramans" - Страница 76

— Катя! Катя! Катерина! — хлопнул себя по лбу Иван…

Выбивали мне подковы скакуна!

Зрителям нравилось! Косов видел, как сопереживание появилось на их лицах. Они улыбались, покачивали головами, пританцовывали, сидя на своих местах… Удивленно чуть изогнула бровь товарищ военврач второго ранга, сидевшая за столом вместе с женщинами-медсестрами.

«Эх! Все-таки — красивая она женщина! Правду Степа тогда говорил — скинуть бы ей лет десять-пятнадцать!».

Фигура и сейчас — большинство позавидует! Волосы — шикарные, в шишке на затылке. Только вот седина — явственно видна. Губы… тонковаты. И глаза — светло-голубые, как будто… льдистые.

Поймав его взгляд на себе, товарищ врач, прикусила нижнюю губу, скрывая улыбку.

— С той поры — хоть шагом еду,

Хоть — галопом поскачу,

«Катя, Катя, Катерина!» -

Неотвязно я шепчу.

Что же за бестолочь такая?

У меня ж другая есть! — Зрители тоже были обескуражены, вместе с ним…

— Но уж Катю, словно песню,

Из груди, брат, не известь!

Женщины, улыбаясь, чуть поджимая губы, неодобрительно покачивали головами: «Ну как же так?! Другая же есть, а ты чего тогда? Какая Катерина?».

Но окончание песни все встретили бурными аплодисментами!

— Еще! Спой еще! — женским голосом, но Косов не успел заметить — кто?

— Да, Косов! Добрая песня, хорошая! Спой еще разок! — обратился к нему комбат.

Иван развел руками, улыбаясь, повернулся к Гиршицу. Тот кивнул головой. И он — снова спел. Правда — сейчас гитары даже в руки не брал. Прохаживался по сцене, обращался к зрителям, играл эмоциями. Да там и играть-то и не нужно было. Эмоции и так его переполняли!

— Дорогие друзья! Конкурсная программа завершена, но наш концерт продолжается! — объявил Гиршиц, — Прошу членов жюри обсудить номера и вынести решение!

В зале зашевелились, стали слышны разговоры, смех. Было видно, как курсанты активно заработали челюстями. Несколько курсантов, назначенных официантами, стали разносить чай в кружках на подносах. Сначала — гостям, потом — курсантам. Кипяток наливали из большого, двухведерного самовара, позаимствованного в столовой. Чайники с заваркой были разнесены заблаговременно.

— Пойду, покурю, пока опять туалет не заняли! — шепнул Косов Юрке.

Но уже в спину ему донеслось:

— Давайте сделаем перерыв! — обратился к присутствующим Верейкис.

Командиры и женщины встали, и, переговариваясь, вновь потянулись в командирскую комнату.

В туалет заглянул Карасев, увидел курившего глубокими затяжками Косова, скорчил сердитую физиономию, погрозил кулаком и кивнул — «На выход, мол!».

Иван выкинул папиросу, развел руками.

— Давай, выходи… Женщины ждут! — пояснил свою пантомиму взводный.

— Ясно. Уже ушел! — и Косов протиснулся мимо заходящих в туалет дам, поймав на себе парочку заинтересованных взглядом. Правда — от кого — не понял, так как «Карась» упорно тянул его к выходу.

«Ладно… не о том сейчас думать надо!».

Впереди у него было еще несколько номеров, которые они готовили с парнями его отделения. Он успел буквально «на бегу» сжевать чебурек, запив его горячим чаем. Что-то отвечал на вопросы курсантов. Вытер руки платком, и кивнул Сереге Амбарцумяну:

— Время вроде бы еще есть. Пошли на улицу, покурим спокойно!

Некурящий Амбарцумян удивился, чуть задумался, но, кивнув, пошел следом за Иваном. А через несколько минут ко входу во двор подтянулись и прочие выступающие.

— Иван! А ты что же — вообще не волнуешься? — спросил Алешин, — Вон как спел здорово!

— Как тебе сказать, Андрюха… Мне, в общем-то, и волноваться — некогда! Да и вам — не стоит! Мы сколько репетировали? Все будет — хорошо!

Из дверей выглянул кто-то из курсантов:

— Там это… Командиры уже возвращаются, давайте — бегом!

Они подбежали на цыпочках к Ленкомнате, когда Буняев уже держал речь. Начала Косов не услышал, но:

— И вы знаете — очень непросто было нам принять решение! Очень непросто! Обычно же как? Ребята готовятся, что-то споют, прочитают, сыграют там что-то… Но явно можно сказать: вот это — хорошо! А вот это, дорогой товарищ… нужно тебе еще подготовиться! А здесь… И декламация была — на очень хорошем уровне. Да, на очень хорошем! И играли курсанты попурри — очень хорошо, очень! Да! Ну, я думаю — вы все оценили, да? Не даром их на бис приглашали! Я к вам обращаюсь, гармонисты! Вы ко мне подойдите в понедельник… решим мы, что с вами делать! Уровень еще подтянем и в наш ансамбль — милости прошу! Очень душевно спета песня… как ее… да — про улицу! Вот вроде и песенка-то… простенькая такая! А как хорошо звучит! И спел ты ее отлично! Молодец! Ну а Косов… Косов — артист! Как он, а? Это ж… спектакль буквально! Роль сыграл! И аккомпаниатор у него — выше всяких похвал! Выше всяких… Юра! Я к тебе обращаюсь — ты все же подумай про ансамбль, да! Знаете… дорогие курсанты! И дамы, конечно же! И дамы! Ах да… и командиры тоже…

«Э-гей! А дедушка-то — изрядно принял! Как его понесло-то?!».

— Я вот что думаю… предложил тут командирам вашим. Нам нужно отложить принятие решения, вот! Сейчас мы все на эмоциях… всем все нравится. Но вот в понедельник соберемся еще раз, да… и уже спокойно, трезво, да… вз-звеше-н-н-о примем решение. Я правильно говорю, товарищи? — обратился Буняев к Верейкису и комбату.

«По-моему, Верейкису не очень по нраву решение Буняева, но он вынужден согласиться! Ну не ругаться же здесь и сейчас — право слово!».

— А сейчас… давайте продолжим смотреть концерт! Очень интересно, что там ребята еще нам приготовили! — закончил речь маэстро и раскланявшись, как на личном концерте, сел на свое место.

«М-да… а вот остальной концерт — составлен только из песен Косова, тык-скыть… Ладно! Давно уже пора этим переживательным мерехлюндиям о воровстве песен — помереть. Однако же — нет! Наличествуют, ага! Совесть значит еще не совсем пропала? Или это — все же интеллигентщина?».

Концерт продолжился.

«Вот что здесь хорошо — это зритель уж очень благодарный! Не испорченный всякими зрелищами, телевизором и интернетом. Все что чуть возвышается над уровнем — полная «лажа» — уже воспринимается хорошо!».

Они с Гиршицем, сидя на стульях на сцене, последовательно спели «Песню о тревожной юности», «Товарищ песня», «Бьют свинцовые ливни» и «Комсомольцев».

«Все-таки — эмоции зала и зрителей… это… такая вполне себе весомая и ощутимая волна! Вот накрывает… без остатка!».

Потом он, отпустив Юрку отдохнуть и перекусить, один спел «Русское поле». Как говорили в будущем — «Зал он держал!». Да, держал!

— Друзья! Чтобы вы могли немного расслабится от энергетики и эмоций предыдущих песен, я хочу спеть песню другой направленности. Не все же нам будоражить нервы, да? Милые дамы! Следующая песня звучит для Вас!

Очарована, околдована,

С ветром в поле когда-то повенчана,

Вся ты словно в оковы закована,

Драгоценная ты моя женщина!

«Надо поймать глаза какой-нибудь женщины! Так лучше будет. Вот… хотя бы — жены «Карася»! Да, вот так!».

Я склонюсь над твоими коленями,

Обниму их с неистовой силою

И слезами, и стихотворениями

Обожгу тебя добрую, милую.

«У-пс! Нет, не надо нам такого! Чего-то «Карась» уже нахмурился… Так… а кто же тогда? Да вот… красавица товарищ военврач! А что — красавица, пусть и в возрасте! И — ничейная!».

Очарована, околдована,

С ветром в поле когда-то повенчана,

Вся ты словно в оковы закована,

Драгоценная ты моя женщина!

Когда он закончил петь, товарищ доктор явно зарумянилась и отвела глаза!

«Й-ес! Вот как магия песни действует! А что — она еще — ого-го!».