Мститель - Форсайт Фредерик - Страница 27
- Предыдущая
- 27/72
- Следующая
Когда в апреле 1995 года один из моих однокурсников сказал мне, что его брат в составе небольшого отряда отправляется в Боснию и им нужен радист, я ничего не подозревал.
Я отслужил в армии радистом, но в боевых действиях не участвовал. Я согласился поехать с ними на весенние каникулы, чтобы помочь братьям-сербам в Боснии.
Когда я присоединился к остальным, со мной нас стало одиннадцать, то понял, что они крутые парни. Но решил, что вижу перед собой бывалых солдат, и отругал себя за избалованность и мягкость.
Выехали мы на четырех внедорожниках, двенадцать человек, считая нашего командира, который присоединился к нам перед самым отъездом. Только тогда я узнал, что он — Зоран Зилич, о котором я, конечно, слышал. В Югославии его все боялись, и, как потом выяснилось, не зря. Мы ехали два дня на север, через Сербскую Республику в центральную Боснию. Прибыли в Баня-Луку, которая стала нашей базой. Остановились в отеле «Босния», где спали, ели и пили.
Мы трижды выезжали на север, восток и запад от Баня-Луки, но не нашли ни врага, ни сербских деревень, которым что-либо угрожало. 14 мая мы поехали на юг, к Власичскому хребту. Мы знали, что за хребтом находятся Травник и Витец, города, в которых не осталось ни одного серба.
Ближе к вечеру мы ехали по лесной дороге, когда увидели впереди двух девочек. Зилич вышел и разговорился с ними. Он улыбался. Шутил. Одна из девочек сказала ему, что ее зовут Лейла. Я не знал, что это мусульманское имя. Она подписала смертный приговор и себе, и всей своей деревне.
Зилич посадил девочек в кабину головного джипа, и они показали ему дорогу к своей деревне. Она находилась в долине среди лесов. Семь домов, амбары, хлева, загоны для скота, двадцать человек взрослых, десяток детей. Увидев полумесяц над крохотной мечетью, я понял, что передо мной мусульмане, но они не представляли никакой угрозы.
Остальные выскочили из джипов и согнали всех жителей в один из загонов для скота. Я ничего не подозревал, когда они начали обыскивать дома. Слышал о мусульманских фанатиках, моджахедах с Ближнего Востока, Ирана и Саудовской Аравии, которые бесчинствовали в Боснии и убивали сербов. Может, подумал я, кто-то из них прячется в домах.
Когда обыск закончился, Зилич вернулся к головному джипу, занял позицию за пулеметом, установленным на турели за передними сиденьями. Приказал своим разбегаться и открыл огонь.
Это случилось до того, как я понял, что происходит. Тяжелые пули буквально подбрасывали крестьян в воздух, и один за другим они валились на землю. Остальные солдаты открыли огонь из автоматов. Некоторые из крестьян пытались спасти детей, накрывая их своими телами. Кое-кто из маленьких детей смог убежать, добравшись до деревьев, прежде чем их настигли пули. Потом я узнал, что убежать удалось шестерым.
Мне стало нехорошо. В воздухе стоял густой запах крови и развороченных внутренностей… его не унюхать, когда смотришь голливудские фильмы. Никогда прежде я не видел, как умирают люди, а эти не были ни солдатами, ни партизанами. В домах нашли только один старый дробовик, годящийся разве что для охоты на кроликов и ворон.
Когда все закончилось, большинство стрелявших постигло разочарование. Ни спиртного, ни чего-либо ценного найти не удалось. Поэтому они подожгли дома и сараи, и мы уехали, оставив все догорать.
Ночь мы провели в лесу. Солдаты захватили с собой сливовицу, и почти все напились. Я попробовал выпить, но меня тут же вывернуло наизнанку. Я понял, что допустил ужасную ошибку. Меня окружали не патриоты, а бандиты, которые убивали, потому что им это нравилось.
Наутро мы начали планомерно обследовать проселки, уходящие в горы, возвращаясь к седловине, по которой проходила дорога к Баня-Луке. Именно так мы и нашли ферму. Она находилась в маленькой долине среди лесов. Я увидел, как Зилич, ехавший на головном джипе, поднялся и вскинул руку, подав тем самым сигнал «стоп». Так же жестами приказал выключить двигатели. Водители выполнили приказ, и наступила тишина. А потом мы отчетливо услышали голоса.
Очень тихо мы вылезли из джипов и с автоматами в руках направились к опушке. В ста ярдах от нас двое мужчин выводили из амбара шестерых детей. Мужчины были без оружия, даже не в форме. Фермерский дом давно сгорел, от него осталась только труба, а рядом с пожарищем стоял новенький черный внедорожник «Тойота Лендкрузер» с надписью «Хлеба и рыбы» на борту. Мужчины повернулись и вздрогнули, когда увидели нас. Старшая из детей, девочка лет десяти, заплакала. Я узнал ее по косынке на волосах. Это была Лейла.
Зилич направился к ним с автоматом на изготовку, они же застыли как вкопанные, не пытаясь оказать сопротивление. Мы рассыпались и взяли их в полукольцо. Когда подошли близко, высокий мужчина заговорил. Я понял, что он американец. Зилич — тоже. Остальные английского не знали. Американец спросил: «Вы, парни, кто?»
Зилич не ответил. Прошел к новенькому внедорожнику. В этот момент Лейла попыталась сбежать. Один из солдат хотел ее схватить, но она увернулась. Зилич повернулся, вытащил пистолет, прицелился и выстрелил. Пуля разнесла девочке затылок. Он всегда гордился меткой стрельбой из пистолета.
Американец стоял в десяти футах от Зилича. В два прыжка подскочил к нему, размахнулся и ударил. Угодил по углу рта. Если у него и был шанс спастись, этим ударом он подписал себе смертный приговор. Зилича американец застал врасплох, чему удивляться не приходилось. В Югославии никто бы на такое не решился.
Последовали две секунды всеобщего изумления. Зилич упал на землю, из разбитой губы потекла кровь. А потом шестеро его головорезов набросились на американца, принялись молотить его сапогами, кулаками, прикладами автоматов. Я думаю, забили бы насмерть, но вмешался Зилич. Поднялся, вытирая с подбородка кровь, и приказал прекратить избиение.
Американец был жив, рубашку на нем разорвали, тело покрывали красные пятна от ударов, лицо распухло, ссадины, разбитые нос и губы кровили. Из-под рубашки виднелся широкий денежный пояс. По приказу Зилича один из мужчин сорвал его. В нем лежали стодолларовые купюры. Никак не меньше десяти. Зилич посмотрел на американца, который посмел ударить его.
— Дорогой мой, да ты весь в крови. Тебе требуется холодная ванна, мой друг. Она тебя подбодрит, и кровь смоется. — Он повернулся к своим людям. Они не понимали, с чего вдруг такая забота об американце. Но Зилич не зря говорил о ванне. Он еще раньше заметил, что после недавних дождей выгребная яма наполнена до краев. Как навозом домашних животных, так и человеческими экскрементами. Она служила для сбора и того, и другого. За годы, прошедшие после того, как ферму сожгли, содержимое ямы затвердело, но сильные дожди вновь перевели дерьмо в жидкое состояние. По приказу Зилича американца бросили в яму.
Холодная жижа, должно быть, привела его в чувство. Ноги коснулись дна, он оттолкнулся, вынырнул на поверхность, попытался выбраться из ямы. Рядом лежали жерди, вывалившиеся из ограждения загона для скота. Люди Зилича схватили их и начали топить американца.
Всякий раз, когда его лицо вновь появлялось над поверхностью вонючей жижи, он кричал, просил его пощадить. Когда вынырнул в шестой или седьмой раз, Зилич схватил жердь и воткнул ее свободный конец в распахнутый в крике рот, должно быть, вышиб все передние зубы. А потом надавил на жердь и продолжал давить, не давая молодому человеку подняться на поверхность, пока тот, захлебнувшись, не умер.
Я отошел к деревьям, и меня вырвало колбасой и черным хлебом, которые я съел на завтрак. Я хотел убить их всех, но их было слишком много, и я боялся. Пока меня рвало, я услышал несколько выстрелов. Они убили пятерых детей и боснийца, сотрудника гуманитарной миссии, который привез американца в эту долину. Тела тоже бросили в выгребную яму. Один из людей Зилича обнаружил, что буквы слов «Хлеба и рыбы» на обеих бортах внедорожника — наклейки и снимаются без труда.
Когда мы уехали, о нашем пребывании напоминали только яркие пятна детской крови на траве да стреляные гильзы. В тот же вечер Зилич разделил доллары. Дал каждому по сотенной. Я отказывался брать, но он настоял, заявив, что я должен взять, чтобы остаться «одним из нас».
- Предыдущая
- 27/72
- Следующая
