Авиатор: назад в СССР 12 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 3

— Ты давай отдыхай. Меньше бродите. Сейчас грипп ходит и всякие там болячки. Ой, а я ж проснулась утром и места не нахожу себе. Чует сердце, что не всё там у тебя получается. Может, отпуск дадут да приедете?

Приятно было поговорить с бабушкой. И она рада, что угадала со временем звонка. Насчёт отпуска стоило бы подумать, но время сейчас не самое лучшее. Если Хреков правильно сказал, то нам предстоит доказывать состоятельность проекта. Не вовремя такой отказ произошёл.

Попрощавшись с бабушкой, я передал трубку Вере. Они разговаривали недолго.

— Гулять пойдём? — улыбнулся я.

— Пойдём. Но сначала поедим! — воскликнула Вера и сняла телефонную трубку, чтобы никто не смог нам дозвониться.

Следующий день выдался непростым. Очередные разговоры с комиссией, которая всеми возможными способами пыталась найти мою вину в аварии. К такому отношению к нашей фирме начинаешь уже привыкать.

6-го ноября Белкин собрал всех конструкторов и лётчиков на совещание, собираясь сделать важное заявление.

Прибыв к нему заранее, Федотов попросил всех подождать за дверью. Он и заместитель генерального конструктора что-то обсуждали втроём с Белкиным. Их разговор продолжался не одну минуту, так что строились гипотезы самые противоречивые.

Кто-то говорил о том, что сейчас будем полностью переделывать МиГ-29М. Была мысль, что наше КБ и вовсе закроют, но по мне, так это самый нереальный вариант развития событий.

— Комиссия сделала вывод, что действовал ты грамотно. Не героически, но грамотно, — сказал Меницкий, пока мы стояли своим ограниченным кругом в ожидании приглашения в кабинет.

— Мы должны быть им благодарны? Если бы он разбился, то стал бы героем? — поинтересовался Иван.

— Согласен на медаль. Если что, — улыбнулся я.

— Дождёшься от них. Мне рассказали, как выбивали награду вашему однокашнику по школе испытателей Морозову. Пока «суховцы» не подключились, ничего не сдвинулось, — ответил Валерий Евгеньевич.

— Так в чём причина аварии? — предположил я.

— Перетянули подшипник одной из опор двигателя. Ничего не меняется, Сергей. Как и в случае с моей аварией, так и у тебя. Одно хорошо, что выдержала система управления. Стальные перегородки не дали её полностью повредить. Вот и самолёт управлялся.

— Четырёхкратное резервирование системы управления сработало, Евгенич? — спросил Байрамов.

— Полностью.

В этот момент вышел заместитель Белкина и всех позвали в кабинет. Все расселись за большим столом. Лётный состав напротив конструкторов, чтобы проще было вступать в дискуссию. Белкин во главе за рабочим столом. Он устало присел на своё место и открыл совещание.

Началось всё с доведения причины аварии.

— При малом давлении масла, в результате возникших перегрузок на самолёте, опора двигателя перешла к прямому трению. Произошло возгорание, — выступал один из инженеров.

Как только он закончил, были заданы уточняющие вопросы мне и «двигателистам». Всё это продолжилось в течение нескольких минут и прошло весьма спокойно.

— От себя добавлю, что Сергей Сергеевич, рискуя собой, предоставил нам большой объём информации, — высказался заместитель Белкина.

— Что ж, с этим случаем всё. Как и с проектом МиГ-29М, — сказал Белкин, поднимаясь на ноги. — Дальнейшее развитие этого направления приостановлено. Нам предписано заниматься корабельной тематикой.

В кабинете все зашептались. Хоть я и был готов к такому развитию событий, но слышать такое было печально.

— Анатолий Ростиславович, модификация «М» и «К» — это одно и то же. Выходит, они закрывают нам дорогу по двум направлениям? — спросил кто-то из конструкторов.

— Нет. По кораблю работаем. Причём очень плотно. Все машины, которые возможно переделать в модификацию «К» нужно будет подготовить. Один образец оставим для Владимирска. Он будет у нас участвовать в работе по новому изделию.

Не всё так печально оказывается. Если Ваня и Сагит продвинутся по корабельной теме, то можно будет вернуться к МиГ-29М.

— Александр Васильевич, кого определите в командировку во Владимирск?

— Родина, — без колебаний ответил Федотов.

Шептания среди инженеров начались ещё громче, чем при обсуждении аварии. Я поднялся на ноги и посмотрел на Белкина. На его лице не было энтузиазма по поводу моего назначения.

— Федотову и Родину остаться. Остальные — свободны.

Кабинет генерального конструктора быстро опустел. Последним из него вышел Иван и подмигнул мне, закрыв за собой дверь.

Федотов подошёл к окну и открыл форточку, впустив свежий воздух. Тянуло в сон, но пройдясь по кабинету, у меня получилось взбодриться.

Я пересел поближе к столу Анатолия Ростиславович, пока он просматривал документ.

— Не продует? — спросил у меня Белкин.

— Всё нормально.

Федотов вернулся на место и сел напротив. Старший лётчик фирмы внимательно вглядывался в моё лицо. Странный взгляд у шефа!

— Васильич, мы разве не договорились на нашей личной встрече по Родину? — спросил Белкин, отложив в сторону документ.

Что-то мне не нравится начало разговора.

— Анатолий Ростиславович, в нашем с вами разговоре я высказал свою позицию. Менять, не намерен.

— Не понимаю вас, — покачал головой Белкин и отклонился назад.

Они так разговаривают, будто меня здесь нет.

— Могу узнать, в чём суть вашего разговора? — спросил я.

— Сергей, не думай, что я тебя в чём-то обвиняю. Нам необходимо знать, была ли возможность избежать пожара на борту, — ответил мне Анатолий Ростиславович.

Выходит, что официально я в аварии не виноват. Федотов с этим согласен. Но генеральный конструктор в моей невиновности сомневается.

Белкин прекрасно знает технические возможности МиГ-29. И он лично давал добро на изменение в программе пилотирования. Он знает все последствия возгорания. Как я должен был его избежать? Нет у меня способностей пророка.

— Так у нас ничего не получится, Анатолий Ростиславович, — недовольным тоном сказал Федотов.

— Васильевич, не начинай. Что нам до причины, указанной в материалах расследования? Мы самолёт потеряли, — попытался его успокоить Белкин.

— А могли бы ещё и лётчика. Я уже не говорю про разрушения на земле, — добавил Александр Васильевич.

Федотов не выглядел добродушным и интеллигентным. Он был на взводе, и всем видом показывал мне, чтобы я не лез в разговор.

— Я у тебя, Сергей, хочу спросить. Ты считаешь, что сделал всё для недопущения аварии? — повернулся ко мне генеральный конструктор.

Так и знал! Он меня обвиняет в аварии! Такими возмущёнными глазами смотрит только прокурор на обвиняемого.

— Предпосылок к отмене полёта не было. Машина работала все дни без нареканий, — ответил я.

— Тогда почему произошла авария? — не успокаивался Белкин.

Федотов недовольно зыркнул на меня. Ну уж нет! Кричать не буду, но в обиду себя не дам.

— Анатолий Ростиславович, мы с вами на самом острие авиационной науки. Оно тонкое и порой с него можно соскользнуть. Вот и в случае с МиГ-29М столкнулись с проблемами технического плана. Не нужно отрицать очевидное. У меня, как и у Меницкого несколько лет назад произошёл тот же отказ. Но, так уж вышло, что все проблемы замыкаются на лётчике.

Белкин был недоволен, что я решил с ним дискутировать. Наверняка думал, что я стану оправдываться.

— И ты с ним согласен? — повернулся он к Федотову.

— Да, Ростиславович.

Генеральный конструктор достал трубку и стал засыпать в неё табак. Делал он это тщательно с очень суровым видом.

— Мы проигрываем, мужики, — тихо сказал Белкин, задумчиво посмотрев на нас.

— Это лишь один самолёт, который мы потеряли на виду у начальства. Беда большая, но не смертельная. Наши идеи ещё нужны…

— Нет, Васильевич. В Министерстве и у военных начинает складываться не лучшая оценка нашей деятельности. Ещё один подобный провал, и мы можем лишиться последних сторонников, — перебил Федотова генеральный конструктор.