Авиатор: назад в СССР 12 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 29

Расплывчатое объяснение. Георгия я уважал и до сегодняшнего дня. А теперь ещё больше.

— А что насчёт решения в кабинетах? Ты что-то знаешь?

— Пытаешься выведать информацию, — улыбнулся Вигучев.

— Не хочешь — не говори. Нам всё равно придётся работать вместе. Мы сели первыми, а вы взлетели. У вас есть плюсы перед нашим МиГ-29 и у нас перед вашим Су-27 есть преимущества. Паритет, к которому мы всё равно будем приходить из раза в раз.

Георгий задумался и снова отпил вина, закусив кусочком шашлыка.

— Я признаюсь тебе, Сергей. Все последние самолёты КБ Сухого созданы с одной-единственной целью — победить в конкуренции КБ МиГ. И так будет и дальше.

— Само собой.

— Но есть дело, в котором нам придётся объединиться. Нам нужно развивать палубную авиацию, чтобы труды тысяч людей не были напрасны.

Вигучев дело говорит. Их Су-27 ещё не до конца пошли в серию. Есть проблемы и нарекания. Как и МиГ-29М, встретившийся с ожесточённым сопротивлением в лице руководства авиационной промышленности.

— И ты думаешь, что показ Русову ничего не изменит?

— Я боюсь, что он вообще может не состояться. Они сразу покажут ему Як-141 и продолжат работать над «вертикалками». Нам следует действовать в паре против КБ Яковлева, если ты меня понимаешь.

— Понимаю, но это неправильно.

— И что ты предлагаешь? Доказывать, что наши самолёты лучше? Там всё схвачено. И в морской авиации летают на «вертикалках». На флоте могут отказаться от проекта истребителей с горизонтальным взлётом, — возмутился Вигучев.

Вот теперь я понял, что за проблема встала. Нет у наших фирм учебных самолётов в наличии, чтобы учить лётчиков палубной авиации, а корабль уже готов. Пускай и с оговорками. Авиационная промышленность не успела за темпами строительства корабля.

— Так давай учить военных лётчиков садиться и взлетать прямо во время испытаний учебных самолётов.

— Ты с ума сошёл? Никому это не надо. Нужно сформировать полк или хотя бы эскадрилью лётчиков, готовых профессионально и морально к службе на авианесущем крейсере. Перво-наперво отбор. Ты знаешь хоть кого-то, кто этим будет заниматься?

О, да! Знаю я одного человека. Даже двух!

В уме мелькало несколько фамилий на роли тех, кто бы мог заняться отбором военных лётчиков в палубную авиацию. Первым был, конечно же, Тимур Апакидзе. Он в этот год готовился к поступлению в академию. Службу проходил на Балтике в должности заместителя командира полка. Отыскать его будет несложно. Главное — убедить в этой кандидатуре должностных лиц.

Что касается второго человека, то здесь всё гораздо проще. Я знаю только одного блестящего «педагога», который и дивизию сможет построить. Была одна только проблема… Ребров не смог полностью искоренить пьянство в моей «третьей пьющей» эскадрилье в Белогорском учебном полку. Но тут ему на помощь придёт Тимур Автандилович с его подходом к воспитанию личного состава через занятия спортом и карате в частности.

Когда я изложил свой вариант руководства этого будущего корабельного полка, Вигучев меня поднял на смех.

Гелия Вольфрамовича он помнил по службе в Белогорске. А вот курсанта Апакидзе не совсем.

— Слушай, против Реброва ничего не имею против. Он командир опытный и уже должен командовать полком. А кто такой Апакидзе, я не знаю. И не наше это дело лезть в дела военных.

— Ну, мы ведь можем им намекнуть, — посмеялся я, отпив сок из стакана.

— Щас! Запишемся на приём к министру обороны и изложим ему мыслишки. Сергей, не говори ерунды.

— А кто только что согласился с тем, что нужно быстрее учить военных лётчиков? Эти двое — Ребров и Апакидзе, фанаты своего дела. Особенно Тимур.

Я рассказал ему про Апакидзе, насколько это позволили мне мои знания его жизни. Вигучев, удивился моей осведомлённости. Но больше его волновал вопрос продвижения этой идеи.

— Надо разговаривать с генеральным. Пускай найдёт рычаги и намекнёт руководству…

— В этом нет необходимости. Есть у меня человек, который за любой подобный кипишь, — улыбнулся я.

Настало время обратиться к «дяде Андрею».

Наутро, я с данным предложением добрался до Хрекова. С собой для поддержки взял и Верочку, в присутствии которой Андрей Константинович будет более сговорчив.

— Родин, вот ты м… малость того… блин! — возмущался генерал, с которым мы сидели за завтраком в столовой.

При Вере, Хрекову сложно было строить разговор без использования «военного лексикона». Отсюда и такие долгие паузы.

— Андрей Константинович, я же прошу вас намекнуть начальникам. А они уже по цепочке передадут. Сделать только это надо до показа в конце апреля.

— Так! Я тебя, зас… ты… А Вера, не могла бы в магазин сходить? — отбросил в сторону вилку генерал.

— Дядя Андрей, так здесь нет такого изобилия, — расстроено сказала Вера.

— Вот видишь, зятёк! А я тебя предупреждал! Верочке всё самое лучшее.

— Андрей Константинович, а как же Родина? Ей я нужен здесь. И палубная авиация ей нужна.

Хреков выдохнул.

— На больное давишь, Родин. Ну, смотри у меня! Я намекну куда надо, но ничего не гарантирую. И ты там на палубе, язык не держи в жо… ну никуда не девай в общем.

Поблагодарив Хрекова, мы с Верой вышли на улицу, чтобы прогуляться. На её лице было небольшое смущение, граничащее с задумчивостью.

— Что случилось? — спросил я, когда мы дошли до большого пирса.

Прохладный морской воздух приятно освежал. Солнце светило ярко, радуя мою жену теплом.

— Ты понимаешь, что вы конкуренты моего КБ? Мы можем оказаться по разные стороны.

— Мы всегда с тобой на стороне нашей Родины. И ей нужно всё самое лучшее.

— То есть самолёты МиГ и Су?

— И специальный самолёт Як-44. Возможно, и Як-141.

— Но столько много истребителей никто производить не будет. Кому-то придётся подвинуться, — сказала Вера.

Мда, сложное решение. Но для страны, пожалуй, самолёты горизонтального взлёта важнее. Была бы возможность сохранить все образцы.

Конец апреля 1984 года, Чёрное море.

Плавно выполнил разворот на посадочный курс. Индикацию на лобовом стекле выключил, чтобы не мешала заходу на палубу. В голове опять делаю себе замечание, что с выводом данной информации нужно что-то делать.

— Сагит, напомни, чтобы я инженерам сказал про информацию на индикаторе лобового стекла. Так садиться невозможно, — сказал я Байрамову по внутренней связи.

— Я сам скажу. Этот момент нужно доработать обязательно.

Корабль перед нами. Я начал быстрое снижение. Пока «Леонид Брежнев» выглядел как спичечный коробок, на который нужно было посадить многотонную машину. Но чем чаще мы это делали, тем проще с каждым разом было морально переносить жуткое напряжение на посадке.

— 088й, наблюдаю вас. Жёлтый-зелёный, справа 10, — подсказал моё местоположение РВП.

Шасси выпущено. Скорость на глиссаде расчётная.

— Притяг есть. Готов к посадке, — по внутренней связи доложил Байрамов.

Авианосец становился «больше» по мере приближения. Визуально шли в зелёном секторе оптической системы посадки.

— Зелёный, ушёл влево 5, — скомандовал РВП.

Исправил направление, но ветер сильно крутил. Корабль уже не мог поменять курс, так что нужно было садиться с этим ветром.

Подошёл к краю кормы. РВП подтвердил посадку. Воздушная «яма» была пройдена. Мысль: «только бы не провалиться!», даже не успела сформироваться в голове. Внутри испытал некое облегчение, и как-то слишком привычно отжал ручку управления от себя навстречу палубе.

Удар колёсами! Мгновения до остановки самолёта тянулись долго. Левой рукой отклонил рычаг управления двигателями вперёд. От резкого торможения, ощутил сильное давление на глаза. Казалось, что ещё чуть-чуть, и они вылетят из глазниц, прямо через фонарь кабины.

— Убрать гак! Малый газ! — дал мне команду руководитель полётами.

— Понял.