Авиатор: назад в СССР 12 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 27

При взгляде на неё очень захотелось выпить воды. Хоть даже солёной. Как только подрулили на место стоянки, техник показал выключать двигатели. Из кабины не выходим. Слева наблюдаю, как заходит на посадку Вигучев.

Его гак выпущен. Тросы на палубе натянуты. В эфире плотный радиообмен РВП. Касание! Рёв двигателей и мощный удар об палубу. Су-27К также останавливается перед обрывом и отъезжает назад.

— Фонарь, — сказал я и открыл его.

Какое это блаженство! Морской воздух обдувает вспотевшее лицо. Руки и ноги не хотят подчиняться и полностью расслаблены. Я откинулся назад и прикрыл глаза.

Вспомнил всё, что было до этого момента. Кажется, всё моё пребывание в этом мире свелось к этой посадке. Часы налёта в училище то на холоде, то при высокой температуре. Первая большая любовь за две жизни и трагическая гибель Жени. Афганистан, где было всего в избытке — кровь, слёзы и сухие ветра. Ангола, школа испытателей, каждая авария, где приходилось рисковать и самолётом, и собой. И вот я открываю глаза.

— Серёга, мы это сделали. Всё было не зря, — слышу из задней кабины голос Сагита.

— Не зря. Красота, — отвечаю я, вглядываясь в бесконечную даль Чёрного моря.

Сбоку слышу свист. Вигучев первым вылез из кабины. Шлем он ещё не снял. Его комбинезон был весь вымокший от пота. Я тоже вспотел не меньше.

— Ну, вы и отчаянные парни. И сколько же у вас осталось? — улыбнулся он.

Я догадался, что имел в виду наш коллега. Вигучев решил, что у нас остаток топлива был маленький. Если нас не пропустить вперёд, мы просто уйдём на сушу. И тогда, в этот день посадка может получиться только у него. Это было бы большим подспорьем в противостоянии двух фирм. Никто бы не разбирался потом, когда сели МиГовцы.

— Ты понимаешь, о чём он? — картинно спросил я у Сагита.

— Понятия не имею.

Я выполнил воинское приветствие, на что суховский лётчик выпрямился в струнку. Вигучев громко рассмеялся и приложил правую руку к голове, проявляя к нам уважение.

К самолётам уже шла огромная масса людей. Я начал спускаться по стремянке, а меня уже пытались поймать на руки и трижды подкинуть вверх.

Встав ногами на палубу, я почувствовал единение с кораблём. Будто стал его частью. В нём большая сила. Эмоций сдержать не получилось. Я медленно опустился на колени и поцеловал палубу, которая так мягко приняла нас сегодня к себе.

— Мы сделали это, Вань, — сказал я, поднимая голову.

Вигучева уже подбрасывали в это время на руках, а мне хотелось выполнить свой ритуал. Вот только сегодня к самолёту было не так просто попасть. Люди обступили меня очень плотно.

Белкин начал расцеловывать, не сдерживая слёз. Самсонов не отпускал от себя Вигучева и приветливо махал нам.

Большие начальники с адмиральскими звёздами на погонах во все стороны говорили, что были уверены в успехе. Мол, всё получилось, благодаря им. Не спорю, что они много сделали работы. Однако всю ответственность на себя, как мне кажется, взяли генеральные конструкторы и один простой руководитель полётами.

Подняв голову, я увидел облокотившегося на перила невзрачного человека. Он нервно выкурил сигарету и тут же начал вторую. Седой, щуплый и очень уставший. Наверняка, тот самый руководитель полётами.

Из-за его спины вышел знакомый мне человек. Развевающиеся на ветру светлые волосы и надменный вид — товарищ Чубов тут как тут. И всё же не захотел спускаться.

— Хватаем его! — кричит кто-то из техников.

И я несколько раз был подброшен над толпой. В очередной раз почувствовал себя рок-звездой!

Как только меня поставили на палубу, я встретился взглядами с Чубовым. Грозный взгляд сменился ехидной улыбкой. Он несколько раз кивнул мне и нехотя поаплодировал.

— Товарищи! Товарищи лётчики! — подошёл к нам адмирал. — Это было здорово. Мы все переживали, но решение было нами принято посадить самолёты сегодня. Теперь ждите вызов. Поздравляю!

— Куда? — хором спросили мы втроём.

— Думаю, надо вам колоть дырочку на ваших пиджаках и кителях, герои.

Морской ветер приятно обдувает, развевая мои волосы. Крики чаек перемешались с громкими разговорами людей, стоящих на палубе «Леонида Брежнева». Со всех сторон слышны радостный смех, шутки и поздравления. А мне хочется побыть в стороне от всего празднования.

Подойдя к краю палубы носовой части корабля, я смог насладиться невероятным зрелищем. Высокий корпус авианесущего крейсера, идущего на большой скорости, рассекал волны Чёрного моря. Его острый нос, будто лезвие, врезался в плотную массу воды. С этой лёгкостью ножа вспарывались глубинные толщи морских вод.

Огромная, кажущаяся в несколько метров высотой, волна расходилась в стороны под углом. Мне всё это напомнило пашню. Когда весной крестьяне вспыхивали плугом влажную землю. Погрузился я в наблюдение за ходом корабля полностью. В последний момент только услышал приближающиеся ко мне шаги.

— Засмотрелись? — прозвучал за спиной знакомый ледяной голос.

— И вам здравствуйте, — ответил я, повернувшись к Егору Алексеевичу.

Он широко улыбнулся и полез в карман своей кожаной куртки.

— Признаюсь, что вы меня удивили. Я не рассчитывал увидеть сегодня вас и Вигучева на палубе.

Егор Алексеевич закурил сигарету. Делал он это с невероятным пафосом. Крепко затянувшись, он выпустил дым, который тут же унесло порывом ветра в сторону.

— Сдаётся мне, вы вообще не рассчитывали увидеть нас на палубе, — предположил я.

— Ну, будет вам, Родин! — посмеялся Чубов и подошёл ближе к корме.

Встал Чубов у самого края. Опасное расстояние, но его так и тянет посмотреть на тёмно-малахитовые воды. Пока я не понимаю смысла этого разговора. Между делом решил меня позлить?

— Вам светит звезда Героя Советского Союза, вы понимаете это? — повернулся он ко мне и выпустил дым.

Теперь потоком ветра его принесло мне в лицо. Рассчитал, засранец!

— Это решит руководство. Если достоин, то наградят.

— Конечно! Премия вам большая положена будет. Слава, почёт, уважение!

— Не ради этого всего мы работали долгое время. Стране нужна палубная авиация.

Егорушка громко рассмеялся. Смех был совершенно гомерический.

— А что вас рассмешило, Егор Алексеевич?

— Погоди… ха! — продолжил хохотать Чубов.

Я даже начал сомневаться в адекватности товарища «арийца».

— Мне вопрос повторить?

— Всё, всё, всё! Просто, давно такой ерунды не слышал.

Что-то не то. Не зря этот деятель подошёл ко мне. Настроение, похоже, испортить хочет.

— Ты думаешь, ваши героические потуги что-то изменят? Не нужны никому корабельные Су-27 и МиГ-29. И скоро ты это поймёшь. Но посадка была красивой. Мне понравилась, — ответил Чубов и сделал шаг назад.

Его нога проскользнула, и он начал валиться назад. Ещё совсем немного, и он должен упасть в морскую пучину. Я сделал выпад и схватил одной рукой за белую рубашку. Второй ухватился за ремень и потянул на себя.

Рванул что было силы, отбросив Чубова обратно на палубу. Он еле устоял на ногах. Егор Алексеевич шумно дышал. Глаза округлились. Смотрел он по сторонам потерянным взглядом.

— Осторожно. Барьеры на корабле не установили, так что вы могли погибнуть.

— Не… не подумал об этом.

— И даже сейчас вы считаете, что наши героические потуги ничего не изменят?

— Ваша помощь не повлияет на решения руководства. Вы лишь отсрочили сворачивание программы. И дело тут не во мне, — пытался отдышаться Егор.

— Сомневаюсь.

Продолжать разговор я не хотел. Не успел я сделать и пары шагов в направлении надстройки, как Чубов вновь позвал меня.

— Вы даже не представляете, во сколько обойдётся стране постройка подобных кораблей. Вы думаете только о самолётах, вооружении и прочей продукции военно-промышленного комплекса. А ведь есть ещё и другие статьи экономики.

В чём-то с ним можно согласиться. Авианосец — дорогое удовольствие. Но жалеть деньги на обороноспособность страны нельзя. Нас тогда сразу сожрут стервятники Запада.