Ратоборцы - Воронова Влада - Страница 11

— До изгнания я был словоблюстелем, — начал рассказывать Дариэль. — Звучит красиво, а на самом деле — полуархивариус-полубиблиотекарь. Архив и библиотека называются словохранилище. Все хелефайи очень любят читать, и библиотекарь знает всю долину. И его все знают. В словохранилище всегда полно народу. Так что приятелей у меня было не счесть. Один из них…

В дверь позвонили.

— Извини, — Славян легко сжал ему плечо и пошёл открывать.

— Ты позволишь войти? — негромко спросил женский голос. Хелефайна, ни одна другая женщина не может говорить с такой мелодичностью.

— Входи, — спокойно ответил Славян. Дариэль невольно сжался, он это спокойствие уже знал.

С гостевого места в кухне видно почти всю маленькую прихожую. Одета пришелица в серый рыбацкий дождевик размера на три больше, капюшон накинут — и это в сегодняшнее солнечное утро. Прячется. Дождевик дешёвый, явно купленный в спешке или вообще чужой, — обута хелефайна в изящные туфли-лодочки из чёрной замши, очень дорогие.

Гостья торопливо сбросила безобразный плащ. Сверкнули золотом длинные, до колен, вьющиеся густые волосы. Лайто. От дарко они отличаются только цветом волос и глаз, у дарко глаза всегда только чёрные или карие, а у лайто — синие или зелёные. Гостья обернулась, увидела Дариэля. Он вскочил на ноги и склонился в глубоком поклоне — долинница, ни ему, презренному вышвырку, чета.

«Какая красавица!» — только и подумал Дариэль. Человеческая одежда создана, чтобы всячески подчёркивать красоту тела, во всяком случае — у женщин. Маленькое чёрное платье из тонкого, воздушно-нежного бархата, шло зеленоглазой гостье необычайно, обрисовывало тонкую, безупречно правильную фигуру, соблазнительно обнажало прекрасные длинные ноги. Серебряный алиир в виде белочки — знак долины Пиаплиен. Маленькое ожерелье, кольца, заколки тоже серебряные, с жемчугом. Гостья из очень богатой семьи, серебро и жемчуг на Срединной и Магической сторонах цениться дороже золота и бриллиантов, столь любимых на Техничке.

— Мы можем поговорить без помех? — смерив вышвырка презрительным взглядом, спросила у Славяна гостья.

— Да. Пойдём в комнату.

— Но твой… гость, — в крохотную паузу долинница ухитрилась вместить целый океан брезгливости, — нам не помешает?

— Не помешает, — всё с тем же спокойствием ответил Славян. И обратился к Дариэлю: — Я быстро.

Долинница ожгла вышвырка гневным взглядом.

— Славян, — торопливо сказал Дариэль, — я лучше пойду.

— Сиди. Ешь. Нам ещё в Комитет ехать. Говорю же — я быстро. — И обернулся к гостье: — Нам и говорить-то особенно не о чем.

— Сегодня есть о чём, — хелефайна прошла в комнату, Славян за ней.

— Элайвен, что ты хочешь? — спросил он.

— Для тебя я всегда и везде только Лаурин, — сказала гостья. — Не обижай меня общим именем, я ведь не сделала тебе ничего плохого.

— Извини, я не различаю имена, слишком сложная система.

— Лжёшь. Ты прекрасно знаешь, что на «-инг» или «-вен» заканчиваются общие имена, предназначенные для чужих людей.

— Мы и есть чужие.

— Славян, вчера мне отзеркалила Габриела, она говорит, что у вас уже неделя, как всё закончено, и ты совершено свободен. Она сама тебя оставила. Тебе больше некому хранить верность.

Дариэлю хотелось провалиться куда-нибудь в подвал. В комнате говорили шёпотом, но в квартире стены как бумажные, всё слышно так, словно сидишь в той же комнате. И уйти в ванную поздно, воду открыть — поймут, что Дариэль всё слышал, ещё хуже будет.

— Почему ты не хочешь принять мою любовь? — спросила хелефайна.

— Потому что мне нечего дать взамен. Я-то тебя не люблю.

— Неправда! Я чувствую твоё желание, твоё одиночество, твою боль.

— Элайвен, желание и любовь — вещи разные, и по ценности несопоставимые.

Имя гостьи Дариэля словно обожгло. Элайвен ар-Дионир ли-Маннук, дочь владыки Элравена, правителя долины Пиаплиен.

— Пусть. Я ничего у тебя и не прошу. Я не говорю «дай», я говорю «возьми». И перестань называть меня общим именем!

— Нет, Элайвен. Такая связь будет унижением для тебя, и бесчестием для меня. Уходи.

— Твоё «нет» — окончательное?

— Окончательное, Элайвен, — Славян припечатал отказ холодным именем для чужих.

— Не нужна любовь, так получишь ненависть. Я тебя ненавижу! ненавижу!!! Ты враг — отныне и до конца мироздания!

Элайвен убежала, оглушительно хлопнула дверь, длинные тонкие каблучки выбили на лестнице пулемётную дробь, — о лифте даже и не вспомнила.

В ванной зашумела вода, холодный душ Славяну сейчас нужнее всего.

Спустя три минуты он вернулся в кухню — весёлый, деловитый, словно ничего и не случилось, даже губы улыбаются легко и мягко. Сплошное враньё. Так плохо ему давно не было.

— Остыло всё, — глянул он на яичницу с колбасой. — Греть будем или холодную съедим?

— Славян, здесь очень тонкие стены, а у хелефаев острый слух. Не бойся, я никому ничего не скажу. Но раз уж я всё знаю, не нужно прятать боль. На тебя смотреть страшно.

— Так плохо получается?

— Наоборот, хорошо. Потому-то и страшно.

Славян попытался осмыслить эльфийскую абракадабру. Не получилось.

— Ладно, проехали. Всё, — отрезал он. — Забыли.

«А как же. Хватит тебе пережёвывать беды в одиночку. Мы теперь вдвоём. Для начала ты хотя бы выговоришься».

— Почему ты отверг её? Она ведь не жениться предлагала. Упускать такую конфетку… — договорить Дариэль не успел, острый взгляд Славяна едва не пришпилил его к стене как бабочку.

— Дипломат фигов, — ухмыльнулся человек. — Психотерапевт ушехлопистый.

— Сволочь остроухую забыл, — подсказал наиболее употребительное ругательство Дариэль. — Некомплект получился.

— Ешь давай, и пойдём.

— И всё-таки, Славян, почему?

— Потому что от священного огня не прикуривают. Люди, во всяком случае.

— И тебе она совсем не нравится? Такая красивая?

— Очень нравится, но Элайвен заслуживает большего, чем простая симпатия пополам с похотью. Она хорошая девушка, и я не хочу портить ей жизнь. У хелефайн, к счастью, влюблённость хоть и сильная, но не долгая. Скоро всё пройдёт. — Славян немного помолчал и повторил: — От священного огня не прикуривают.