Разрешите влюбиться. Теория поцелуя - Сокол Лена - Страница 23

Вот только остановиться, прекратить никак не получалось. Обратной дороги уже не было. Гниль обиды точила меня изнутри, отравляла, полностью контролируя все мысли и поступки. Она хотела, чтобы я точно так же отравил всё и всех, кто был со мной рядом.

– Слушай, ты там зверя не находил?

– Чего?

Мысленно включил обратный отсчет, чтобы взорваться, наорав на него. Десять, девять, восемь…

– Ну, зверя. – Пашка рассмеялся, что-то шепча кому-то, затем его голос снова стал слышен: – Да, короче, Настя говорит, что у нее в ящике с собой ёж был, а сейчас нет. Пропал.

– Ёж? – Желание взорваться мигом пропало.

– Ага.

Провел ладонью по лицу.

– В смысле, ёж?

– Да колючий такой.

– Если ты решил пошутить надо мной…

– Ох… На, поговори с ней сам.

Я поднялся, сел на смятую постель и уставился в потолок. В трубке зашуршало, затем послышался ее голосок:

– У меня там еж был! Настоящий! Дверца открылась, и он выбрался. Бегает, наверное, сейчас где-то там у тебя. Привет.

Мне послышалось, или она была действительно напугана?

– Привет, Ёжа. – Выдохнул, оборвав ее всхлипывания. – Постой, не части, объясни толком.

– У меня был ёж! – Сбивчиво. – Ёж!

– Ёж. – Едва не рассмеялся. – Ага.

– Настоящий, живой! По имени Сережа!

– У Ежовой был ёж. – Лег на подушку и сложил руки за голову. – Ёж по имени Серж.

– Да я не шучу-у! – Почти простонала.

– И ты принесла его с собой на вечеринку?

– Да! – Радостно.

– Хм. – Улыбнулся, представляя ее маленькое личико напротив своего. – В другой раз я бы удивился, но что-то мне подсказывает, что ты говоришь правду. Значит, ёж.

– Ага.

– Ну, ничего необычного. Карманный ёж. Это даже удобнее собачки.

– Мне не до смеха, Гай!

Вытянул ноги, закинул одну на другую.

– А мне сегодня показалось, что ты знаешь мое настоящее имя.

– Пожалуйста, – с мольбой в голосе попросила она, – поищи его прямо сейчас! Там у тебя целая толпа народа. Представь, что кто-нибудь наступит на него! Он же умрет!

– Значит, ты серьезно?

– Абсолютно.

Я прочистил горло.

– Так. А он не опасен? Бешенство, все дела.

Шмыгнула носом.

– Да он африканский, ручной, декоративный! Ка-а-рликовый!

– Хорошо. Я поищу. – Согласился. – Только скажи: «пожалуйста, Рома».

– Господи! – Нервно.

– Нет, это слишком пафосно. Просто Ромы будет достаточно.

– Пожалуйста, Ро-ма! Поищи моего ежа, умоляю! – задыхаясь. – Прямо сейчас поищи…

– Ты самая звезданутая ботаничка из тех, кого я знаю.

– Алло, это Паша. – Сказал парень, очевидно, забрав телефон у Насти. – Но я ей передам.

– Паш. – Я облизнул губы.

– Да?

– Скажи ей, чтобы оставила свой номер, я перезвоню, если найду ее зверя. – Не выдержал и рассмеялся.

– Позвонишь мне.

– Нет. – Прикусил щеку. – Так не пойдет, Суриков. Пусть Ежова оставит мне свой номер.

Снова шуршание. Кажется, он передавал ей мои слова.

– Ладно. Хорошо. Вышлю сообщением.

– И передай ей, что я уже скучаю. – Расплылся в довольной улыбке.

– Вот от этого избавь меня. – Проворчал Паша. – И постарайся отнестись серьезно, Гай. Девчонка реально на нервах.

– Без проблем.

Скинул звонок.

Ёж. С ума сойти.

Вставать не хотелось. Разгоряченные мышцы приятно ныли, сердце все еще быстро отстукивало тревожный ритм.

Эта девчонка оказывала на меня странное действие. Мне впервые было интересно забраться кому-то не под юбку, а в голову. Узнать, о чем она думает, когда смотрит на меня своими полными печали глазами. И ведь не было в ней ничего особенного. Но вместе с тем, все почему-то казалось необыкновенным и в чертах ее лица, и в волшебном голосе, лишающем воли, и в каждом неловком движении, и даже в запахе волос.

Я улыбнулся, вспомнив, что назвал ее красивой. Не для того, чтобы навешать лапши на уши, а впервые вполне искренне. Потому что именно так и считал. Просто не сдержался и брякнул. Идиот. Наверное, не слишком правдоподобно это прозвучало, потому что она вся разом превратилась в недоверие. Напряглась, отшатнулась, закрылась. А налетом скепсиса в ее взгляде можно было сжечь меня дотла. Клянусь.

И первый раз в жизни я пожалел, что девушка не приняла всерьез моих слов. А ведь она была достойна этого комплимента. А заодно и всех тех слов, которые рождались у меня в голове при взгляде на нее, а затем таяли, так и не сказанные, на онемевшем языке. Просто я не мог их произнести вслух. Никак не мог. И злился на себя. Ведь все эти несказанные слова были бы настоящими, как и она сама.

Красивая…

Да, чертовски красивая. Под своей шелухой из старомодной одежды и пугающей неуклюжести.

Потому что красивый – это не соответствие каким-то внешним стандартам. Это такое же сложно определяемое понятие, как внутреннее свечение, энергия, магнетизм. Такое же редкое, обезоруживающее явление, как и искренняя улыбка. Каждый видит красоту в чем-то своем, познает ее интуитивно, без строгих логических определений. И вообще, наверное, во всем, что касается чувств и ощущений, не бывает и не должно быть никакой логики.

– Сережа, значит. – Не переставая внутренне содрогаться от смеха, я сел на кровати. – Больше похоже на бред. – Огляделся, осмотрел пол, но кроме разбросанных носков ничего не заметил. – Серхио, выходи! – Почесал затылок. – Нет, она точно надо мной прикалывается.

Встал и упер руки в бока. Мои вещи по ночам размножаются, это точно. Иначе, как можно объяснить тот факт, что еще вчера все было в порядке, а сегодня вот – полный кавардак?

– Серега, выходи, а то хуже будет! – Взял со стула футболку, надел.

Принялся поднимать вещи и складывать по местам. Привел комнату в порядок, но не заметил ни следа присутствия в ней какого-либо зверя. Поспешил в гостиную и тут же наткнулся на маму.

– Пришел извиниться? – Она закинула в рот какую-то таблетку и запила водой.

Стакан в ее руке дрожал и громко стучал о зубы.

– Я уже попросил прощения, мам. – Подошел к ней сзади, обнял, прижал к себе. – Все не так плохо, как ты себе представляешь. Мы просто посидели с ребятами, послушали музыку. Тихо, спокойно. Сейчас вот пойду и соберу мусор во дворе.

Она не двигалась. Шумно вдыхала и выдыхала, ожидая, когда ее отпущу.

– Отлично. – Хрипло произнесла, наконец. – Если увидишь там моего сына, скажи, пусть возвращается скорее. Мне его не хватает.

Поцеловал ее в щеку и отпустил:

– Это я, мам. Не узнаешь?

Развернулась и скользнула по мне разочарованным взглядом:

– Ну, уж нет. Это не мой мальчик. – Шмыгнула носом, отставляя стакан на стол. – Я отказываюсь принимать тебя такого. Не понимаю, что происходит. Может, расскажешь уже, наконец?

Пожал плечами:

– Да все отлично. Не понимаю, о чем ты.

Мама покачала головой.

– Ступай уже. Убери во дворе. Хоть что-то полезное сделаешь.

И отвернулась.

Так, будто бы я вообще никогда ничего не делал. Будто диванным тюленем каким-то был или лениво ползал по дому слизнем, оставляя за собой липкие следы. «Полезное сделаешь», блин.

– Ма? – Позвал, осмотрев всю гостиную и так не найдя зверя.

– Что?

– Если найдешь в доме ежика, то это мой.

– Ежика? – ее лицо вытянулось.

– Да. В смысле, живого. С иголками.

Мама приложила руку к сердцу:

– Ежика…

– Ага.

– Какого ежика? Из леса?

– Боже… – Выдохнул. – Мам. Домашнего, ручного, серого ежика. По имени Сережа.

В секунду преодолев расстояние в несколько метров, матушка ухватила меня за локти и, встав на цыпочки, внимательно взглянула в глаза.

– Что ты употреблял?

– Мам, прекрати… – Мне стало очень смешно.

– Я так и знала. Что-то тут нечисто. Нервный стал, злой, настроение меняется сто раз на дню. – Прищурилась. – И с учебой хуже стало. Зато появились новые друзья какие-то. Попал в плохую компанию? – Вздрогнула. – Ох… Вот и зрачки у тебя расширенные. Курил что-то? Или… о, боже…