Любовь по обмену. Разрешите влюбиться - Сокол Лена - Страница 4

Мама Зоуи о чем-то переговаривается с мужем, указывает на мои вещи, картинно хватается за сердце. А я ложусь на постель и тупо закрываю глаза. В этой стране, видимо, никто не знает о понятии «личного пространства». Может, хоть так догадаются.

Вскоре фоновые звуки стихают – кажется, они ушли.

А я все лежу и пытаюсь понять, что такого могла найти здесь Челси. Почему изучала этот странный, немелодичный язык, вечерами изводя всех своим р-р-рычанием на русский манер. Зачем обложилась учебниками истории, разговорниками, все гуглила что-то, пытаясь узнать все больше и больше. Почему рвалась сюда и почему так радовалась, когда ей звонила эта угловатая невзрачная девчонка с почти прозрачными, как океан, голубыми глазами.

Черт. Океан. Как же мне не хватает тихого шелеста волн, соленого воздуха и горячего золотистого солнца, обжигающего кожу.

– Эй, – чья-то рука мягко ложится на мое плечо. – Эй.

Меня мягко укачивает, засасывая в сон. Но эти прикосновения к моей коже становятся все настойчивее и жестче. Наконец, вылетевший из уха наушник заставляет открыть глаза.

– Что? – Хватаю непрошеную гостью за запястье, прищуриваюсь, смотрю злобно.

И Зоуи, склонившаяся надо мной, снова забавно вспыхивает. Ее зрачки расширяются, по лицу разливается густой румянец.

– Тебя жду внизу. – Вырывает руку. – Ужин… в честь твоего приезда.

Девчонка не дает ответить. Роняет наушник мне на грудь, выпрямляется и, судорожно вздохнув, убегает из комнаты.

Ее уже нет, но я продолжаю чувствовать исходивший от нее аромат – корица, ваниль, свежая выпечка. Почти физически ощущаю, как кончики ее волос все еще касаются моей шеи. Закрываю глаза, усмехаюсь, и вдруг чувствую, как в джинсах поднимается самое настоящее восстание.

Неплохая реакция. Даже немного необычная. Давненько со мной такого не бывало. Вроде, девчонка как девчонка, ничего особенного, а у меня от одного запаха ее волос по стойке смирно. Сажусь на кровати, сдергиваю наушник и прикусываю щеку изнутри. Возбуждение настолько сильное, что срочно хочется под ледяной душ.

Еще раз оглядываю комнату. Какое же все унылое. Они-то ясно, зачем к нам все ломятся. Но Челси… девушка из приличной семьи с хорошим достатком, получающая образование в престижном университете. Что? Что ее могло здесь заинтересовать?

Беру с тумбочки фотографию в рамке. На ней смеющиеся и обнимающиеся Зоуи с каким-то темноволосым парнем. Они очень похожи. Видимо, это ее брат.

Рассматриваю саму девушку. Легкое белое платье, подчеркивающее точеную талию, светлые волосы, рассыпанные по плечам, слегка вздернутый носик и все тот же яркий румянец. Она улыбается во все тридцать два ровненьких белых зуба, кажется счастливой и довольной. Аккуратная такая, маленькая, как фарфоровая куколка.

Провожу по фотографии пальцем. Эмоции на ней такие живые, что, кажется, вот-вот оживет и сама картинка. Мы с Челси так не обнимались уже, наверное, лет сто. Наши отношения дали трещину сразу после окончания школы. А если быть точнее в тот момент, «когда ты стал таким идиотом, Джастин».

Улыбаюсь, вспоминая наши с ней перепалки. И мне в первый раз становится по-настоящему стыдно. Каким бы диким мне здесь все вокруг не казалось – это была ее мечта. Побывать в России, посмотреть на местный быт, людей. Никогда не видел, чтобы она желала чего-то так страстно. Называла свое будущее путешествие «настоящим приключением». А я ее этого лишил. Придурок.

Встаю и хожу из угла в угол, пытаясь унять свою мужскую природу. Стараюсь думать только о том, как выбраться из этой ловушки. Едва ураган в моих штанах успокаивается, первая же мысль о Зоуи и ее милом испуганном личике, мягких округлостях, обтянутых водолазкой, и ладной упругой попке вновь возвращает его в боеготовность.

Когда же я, наконец, спускаюсь вниз, дом встречает меня тишиной и ароматом горячей пищи. Все трое – Зоуи, ее мама и папа, сидят на кухне за столом, заставленным блюдами с разнообразной едой. И все трое, как по команде, при виде меня натягивают на лицо улыбки.

Вру. Не трое – Зоуи бросает взгляд на часы и устало закатывает глаза. Ее явно напрягает мое присутствие.

Ну, что ж. Придется немножко потерпеть, крошка.

– Что тут у нас? – Спрашиваю громко и сажусь на свободный стул.

Потираю ладони.

– Руки помыл? – Ехидно спрашивает девчонка и кивает в сторону раковины.

Ее губ касается легкая довольная ухмылочка.

Джастин не переоделся. И его бицепсы все так же плавно перекатываются под рукавами футболки, пока он моет руки. А, может, и переоделся. Кто его знает? Мама сказала, что парень додумался приехать в холодную Россию без теплой одежды, зато зачем-то притащил с собой скейтборд. Где он собирается здесь на нем кататься? На первой же выбоине упадет и сломает свой надменный, высоко задранный от наглости нос.

Одинаковые футболки, одинаковые пары джинсов – ну, это, вообще-то, многое объясняет. Я недоумевала, отчего Челси в каждом видео-чате предстает передо мной в одной и той же одежде. Вроде, не из бедной семьи. Но, оказывается, все гораздо прозаичнее: американцы просто берут понравившиеся вещи оптом.

Вообще, им в этом смысле больше повезло, чем нам. Особенно южанам. Пока мы закупаемся одеждой весенней, летней, зимней, обувью на каждый сезон и на любые капризы погоды, они имеют возможность тратить эти же деньги на что-то более полезное. Еще и на отдых остается. Интересно, а как этот умник запоет, когда у нас похолодает? Или когда выпадет первый снег?

Хотя… он же собирается быстрее свалить. Вот и пусть валит. Скатертью дорожка!

– Джастин, – мама опять подскакивает. Ей не терпится увидеть его реакцию, когда он попробует угощения, над которыми она колдовала все утро. – Рашн фуд. Я старалась.

Мне ее, правда, жаль. Разве этот хлыщ способен оценить ее труды?

– Садись, сынок. – Улыбается папа. После разговора с руководством университета он так и сияет. А уже мне ли не знать, с каким бы удовольствием он свернул в бараний рог это любителя подымить. Степе частенько попадало солдатским ремнем в детстве и даже в юности. – Угощайся.

Кстати, странно… Челси вроде говорила мне, что в Америке редко можно встретить курильщиков. Это занятие считается пагубным, и «только идиоты добровольно портят свое здоровье». М-да. А еще она упоминала, что ее брат – спортсмен. Какой же он спортсмен, если дымит, как паровоз?

– Челси сама выбрала блюда для своего первого русского ужина. – Сообщаю я, когда Джастин, сев за стол, начинает сканировать недоверчивым взглядом содержимое тарелок и салатниц. Он испуганно сглатывает и даже слегка морщится, увидев «сельдь под шубой». – Жаль, что она так и не попробует. Для нас, русских, собираться за столом всей семьей – хорошая традиция. Мы празднуем, общаемся и делимся новостями. Это называется «за-сто-лье».

Папа довольно кивает и выжидающе оглядывает гостя. Всем своим видом он говорит «только попробуй, не попробуй».

Мама снова подскакивает:

– Начнем с горячих блюд? – Наливает из пузатой кастрюльки половником в глубокую тарелку борща с зеленью и кладет сверху щедрую ложку сметаны. Ставит перед Джастином. – БорЩ. – Улыбается она.

На лице мамы застывает почти детский восторг. На лице парня – настоящий ужас. Папа подвигает к нему ложку и тарелку с хлебом.

– Bortsch… – Лепечет американец.

Я даже вижу, как перед его глазами проносится вся его жизнь. Пара секунд сомнений, и три пары глаз, уставившихся на него, делают выбор неизбежным. Видимо, парень все-таки знаком с хорошими манерами, потому что, не смея отказаться, он берет ложку и зачерпывает немного супа.

– Горячий, жидкий салат… из свеклы? – Спрашивает Джастин, косясь в мою сторону.

Но все ждут, когда он попробует.

– Суп, – ехидно улыбаюсь я.

– Ты с хлебом, с хлебом, – подсказывает ему отец и подает здоровенный кусок.

Джастин в это время совершает подвиг – берет в рот ложку борща и с трудом проглатывает.