Великий и Ужасный 6 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 28

О, сука, как же я ненавижу уруков. Реально, мерзкое племя. Самое худшее из всех!

Когда мы шли на работу, я подыскал подходящую аналогию для ситуации с уруками-шахтерами. Ядерный реактор, вот что. Или какие-нибудь огнеопасные легковоспламеняющиеся жидкости. Они необходимы, их используют, но — соблюдая некие правила. Температура, давление и все такое. Турки за долгое время своего владычества в Малой Азии, Леванте, Северной Африке и не такое долгое — на Балканах, научились выжимать из покоренных народов максимум, балансируя на грани того, чтобы не передавить, не угробить, не вызвать бунт. Тут им стоило отдать должное… Эффективные менеджеры — самый страшный хтонической монстр!

Вот сейчас, испытывая острейшее чувство дежавю и шагая с совковой лопатой на плече по скудно освещенному подземелью, я не мог не отдать должное османской администрации: они сумели создать для невольников-уруков некие минимально-приемлемые условия проживания и работы. С одной стороны — наличие ошейников гарантировало им отсутствие прямого неповиновения и бунта, потому как изначально был отдан приказ добывать руду и не чинить препятствий охране. Буквально за месяц они нашли способы сосуществования, после нескольких «итальянских забастовок» янычары поняли, что зарегламентировать все и вся в случае с уруками не получится, себе дороже выйдет. Может, с гномами бы получилось, но гномы не очень хорошо переносят Хтонь, да и ближайшие владения подгорных кланов находятся примерно в Альпах. Туда ещё доберись! А сурьма нужна здесь и сейчас, война идет, промышленности нужно сырье!

Тут было недалеко: ближайшая рудная жила располагалась в десяти минутах ходу, в каком-то то ли штреке, то ли штольне — я нихрена не смыслил ни в геологии, ни в металлургии. Немножко шарил в спелеологии, ну, это получилось спонтанно, да и знания добывались эмпирически… Короче, в каком-то ответвлении местных подземелий какие-то сорта здешних каменюк содержали в себе сурьму и прочую хрень типа мышьяка, золота и ртути. Руды так и назывались: золото-сурьмяные и ртутно-сурьмяные. Очень вредные для здоровья. Но для уруков — терпимо.

Взрослые мощные дяди и тёти с большими тяжёлыми кайлами долбились в стену, отколупывая куски помельче, а мы — молодёжь и остальные, кому кайло не доверяли, грузили все это дело в тачки вручную и с помощью лопат, катили тачки к вагонеткам — и отправляли куда-то там, на обогатительный завод, наверное, или как оно там называется. И я вспоминал Бурдугуз и кочегарку. Точно так же я выполнял тупую работу, с которой справился бы банальный экскаватор, точно так же я строил злокозненные планы и выжидал.

Только тогда у меня был один Таго Гваунн Амилле, он же Зебр, он же Промилле в качестве соратника по безобразиям, а теперь — их число росло каждый Божий день. Хотя понять день тут или ночь не представлялось возможным. Мы ведь не покидали подземелий! Тем не менее — молодёжь я сманил на свою сторону быстро. Травил байки про Орду, рассказывал о наших свершениях, рассказывал и показывал, как работают татау, тыкая пальцем в расписное предплечье.

Первой, кто произнёс сакральную фразу и протянул мне руку для татау, стала Райла — та самая молодая орчанка.

— Моя жизнь принадлежит Орде! И будет принадлежать, пока мы будем убивать османов и упырей… — я не знаю, как могла повлиять на мощность и долговременность татау эта оговорка, но — поскольку война явно не грозила закончиться завтра — меня это вполне устраивало.

Так что на серой коже клыкастой девушки, на спине (чтобы янычары не заметили разницы) появились Ловец Снов, олимпийские кольца, ниточка сердечного пульса для реанимации, крестик скорой помощи и атомарная модель негатора магии. Уберсолдат, йолки! Огромное впечатление на молодую поросль урук-хая произвёл тот факт, что Райла точно так же с легкостью, как и я, сняла ошейник — а потом надела его обратно! Ловец Снов работал! Эта татау стала шикарным противоядием! Древний ментальный рабский артефакт мог идти в жопу!

Меня бы разорвали на десяток маленьких Резчиков, если могли бы, и заставили бы делать миллион татау в день, но это было нереально. Мы должны были скрываться от янычар — это раз, и мои силы были всё-таки не безграничны — это два. А ещё — ажиотажный спрос на татау возник в основном у молодого поколения урук-хая, старшие пока что относились ко мне со скепсисом… Большая часть из них. Поэтому я принял решение работать постепенно, не подавая виду, что все большему числу уруков становиться насрать на приказы одабаши. Дюжина комплектов татау за смену — это было вполне мне по силам…

А энергия — её можно было пополнять в схватках с кобольдами. А не то, что вы там подумали. Не трахал я Райлу, хотя она и делала недвусмысленные намеки. Я вообще-то почти женатый чело… Урук! И вообще — черт его знает, не высунется ли из-за угла Кузя в самый ответственный момент, чтобы заорать свое «Я заснял!» диким голосом? Оно мне надо? Оно мне не надо!

Кобольды — это была отдельная песня. Местные хтонические твари, очень зловредные и очень специфические. Ну, и съедобные. Жареные на вкус — как красная рыба. На вид… На вид как ящеры, прямоходящие, с потрясающей способностью к маскировке. Они сворачивались клубком, как броненосцы или панголины, и становились неотличимы от окружающей горной породы.

И вот тюкнет кто-нибудь кайлом по каменюке, а она:

— Ащ-щ-щ-щ-щ! — и, клацая зубами и размахивая длинными, как финские ножи, когтями, набрасывается на горе-шахтера!

Кобольды — они крепкие. Коренастые, сильные, примерно метра полтора от кончика хвоста до макушки. Хвост с роговым набалдашником, в глазах плещется тьма, голос — как труба Иерихонская, вопят капитально! Внезапность атаки, быстрый напор, рев, вопли и уродливый внешний вид — все это заставляет потенциальных жертв обсираться от страха и вести себя неадекватно, бегать и орать, и становиться лёгкой добычей.

Но для урука превращение куска горной породы в кобольда означает нечто вполне определенное. Правильно! Тридцать-сорок килограмм хтонического, диетического, легкоусвояемого мяса, богатого на протеины, микроэлементы и пищевые волокна, ну, и кости, и ливер, так полезные молодому или не очень молодому, но, тем не менее, растущему и активно регенерирующему урукскому организму!

Матерые орки каждую встречу с кобольдом отмечали радостным воем и набрасывались на чудище скопом, и лупили его кайлами с большим воодушевлением. Молодые, вооружённые лопатами, встречали вражину в штыки… Или в совки? В зависимости от модели шанцевого инструмента. А я…

А я вманал тачкой поперёк рожи первому же кобольду, которого встретил. Так получилось, оно само!

Меня в недобрый час окликнул одабаши, который за каким-то хреном припёрся в штольню проводить аудит или создавать начальственный вид — я понятия не имею. Но он, видимо, в чем-то меня подозревал и попытался, похоже, отдать приказ именно мне… И у него бы наверняка получилось меня спалить, потому что я ни бельмеса не разумел на их турецкой тарабарщине и, соответственно, не смог бы выполнить ценных указаний, поскольку ошейник на меня не действовал. Но кобольд спас меня!

Он-то, этот сраный кобольд, думал, что сейчас лихо воспользуется моим замешательством… Да хрен там! Тачка была пустая, он кинулся — а я, удерживая транспортно-грузовой инвентарь за две ручки, размахнулся и вманал монстру поперёк хлебальника… Ну, как. Поперёк всего кобольда.

— ДАНГ!!! — звук был гулкий, капитальный!

Кобольда унесло в сторону… В сторону одабаши! Этого янычарского офицера сбило кобольдом на пол штольни, проволочило по камням и впечатало в стену. Монстр после моего удара был жив, зол, ушиблен тачкой и голоден. И он принялся вымещать свою злобу и утолять свой голод при помощи одабаши, который орал, как резаный.

Янычары из охраны открыли огонь, ещё несколько камней мигом оказались кобольдами, которые попытались воспользоваться ситуацией и сожрать парочку людишек. В дело пошла магия… Искрили разряды, полыхало пламя, тряслись стены пещер — пустоцветы даром что не считались полноценным магами, но в рамках узкой специализации могли наворотить дел! Воцарилась дикая суета и неразбериха. Неловкий момент с отсутствием должной реакции от одного урука на прямой приказ того, кто защелкнул ошейник, забылась.