Выбери любимый жанр

Санклиты. Кара Господа (СИ) - Амеличева Елена - Страница 21


Изменить размер шрифта:

21

Глава 4. Хорватский синдром

Саяна

Вовсю чирикают птахи. Радуются солнышку и теплу, наверное. Счастливые, мне вот глаза открывать не хочется, хотя и проснулась давно. Я тоже птичка — чиканутый жаворонок, с восходом встаю. У моего организма все просто: светло — значит, пора вставать. Летом вообще ужас, хоть и не ложись. Спасают жалюзи, запрограммированные на нужное время. А зимой, наоборот, сколько бы будильник не надрывался, если на улице темно, отрыв головы от подушки приравнивается к подвигу. Хорошо, что я не отрубаюсь автоматически вечером, как стемнеет. И на том спасибо.

Вот и сейчас тело нагло плюет на разницу во времени, игнорирует все, что пришлось пережить в последнее время, требует встать и… И что? Пережить очередной день сурка? Душ, спорт, снова душ, завтрак, очередное изучение комнаты, скука, дожить до обеда, подремать, дождаться полдника, послоняться по комнате, позаниматься какой-нибудь ерундой — любой, лишь бы увлечь зарастающий паутиной мозг, помедитировать, позаниматься спортом, плюнуть на душ, обрадоваться ужину, удержаться от истерики и нестерпимого желания колотить в дверь и требовать освобождения, лечь спать, ворочаться до темноты, жалеть себя, уснуть в слезах.

А утром повторить.

Может, мне палочки на стене рисовать? Так хоть счет дням не потеряю. И позлорадствую, испортив дорогущие обои. Вчера, кстати, зависла над кровавым следом на стене, который оставил Горан, на несколько часов. Он стал темно-коричневым. Рассматривала, терла, нюхала. Чуть не попробовала на вкус. Остановилась, когда между кончиком высунутого языка и пятном оставалось не более сантиметра. Долго сомневалась, что еще вменяема.

Все мои синяки и царапины почти зажили. Даже руки больше не нуждались в мазях и бинтах. О скале напоминали только белесые шрамы, бороздящие ладонь, как пенные следы лодок на Босфоре. От нечего делать я изучила каждый их миллиметр так, что если разбудить ночью, нарисую, не открывая глаз. Я вглядывалась в эти тонкие полоски, словно можно было в них разглядеть что-то важное, чуть ли не новую судьбу. Кто знает, может, и в самом деле, изменив линии, получаешь новую жизнь.

Вот такой ерундой страдал мой мозг от безделья. Мне с ностальгией вспоминались первые дни в этой тюрьме, когда бал правила боль, бесцеремонно владевшая и телом, и разумом. Ни на что иное не оставалось сил. Я скучала по капельницам, уносящим в мир грез. Спать, спать, спать. Ни о чем не думать. Блаженное забытье. Теперь же от мыслей защиты не имелось. И они, как свора озверевших бешеных собак, безжалостно, с остервенением трепали душу.

Жив ли Глеб? Где он? Что с ним сделали? Гуля. Нерожденный малыш. Почему-то каждый раз я представляю темноглазого карапуза на руках у счастливого Глеба. А рядом хлопочет по хозяйству моя все успевающая невестка.

Все, хватит. Этому не суждено случиться. Хватит лить слезы в подушку. Лучше надеяться, что брат жив, и мы встретимся. Опять же, рано или поздно. Мы все переживем, со всем справимся. Мы сильные.

От моего сочувствия к Горану не осталось и следа. Чем оно было вызвано? Болеутоляющим в больших дозах? Стокгольмским синдромом? Его притягательностью, загадочностью, суровой красотой? Или тем, что он спас мне жизнь? Да какая разница? Этот человек несет ответственность за мое заключение. Что бы мужчина ни говорил, я пленница, а он — тюремщик.

Словно чувствуя мое настроение, хорват не появлялся с тех пор, как костяная «заноза» была извлечена из его груди. Залечивает рану, вероятно. Иногда мне приходила в голову мысль вытворить что-нибудь эдакое, чтобы слуги сообщили хозяину, что заключенная сбрендила. Может, тогда мужчина явился бы. Хотя бы из любопытства.

Но дальше ничего не придумывалось, коварный план рушился. Вряд ли я смогу напасть на него, взять в заложники и выйти таким образом из тюрьмы. От одной мысли смешно. Долбануть гада крышкой от бачка унитаза? Я ее даже не подниму. Да и несмотря ни на что, я не убийца.

Остается одно — сбежать. И у меня уже есть мысли на этот счет!

Я открыла глаза и широко улыбнулась. Грамотная мотивация творит чудеса!

Утро прошло по накатанной. Завтрак принесла повариха — весьма объемная неразговорчивая женщина. Как и вчера, стоило мне мило улыбнуться и попросить побольше сладостей, на столе сразу же появилось десятка два маленьких серебряных блюд с разнообразной снедью. Понятия не имею, как две трети из них называются. Намного важнее другое — количество в них сахара.

Всего пара штучек с каждого подноса, чтобы не вызывать подозрений. А вот и шкатулка цвета красного дерева с геометрическим узором. Где уже жмутся друг к другу сочащиеся медом колобки и несколько штучек чего-то похожего на конфеты.

Надеюсь, слуги не начнут опасаться, что у пленницы господина Горана начнется диабет или попросту слипнется в одном месте.

— Саяна, что ты там делаешь, дочка?

Я вздрогнула, быстро положила мини-эклеры в шкатулку, щелкнула замочком и обернулась. Ключик незаметно скользнул в карман шелкового халата. Нюргюль прожигала меня подозрительным взглядом.

— Разглядываю эту красоту. — Я протянула ей шкатулку. — Наверное, работа мастера.

— Вероятно. — Женщина без интереса повертела ее в руках.

Мне удалось беззаботно улыбнуться. Проверяй, сколько хочешь. Она надежно заперта.

— Саяна, — медсестра потеряла интерес к занятной вещичке. — Сегодня нам придется попрощаться, дочка. Ты выздоровела, мои услуги больше не нужны.

— Спасибо вам за помощь.

Уверена, что не буду скучать по женщине, которая прекрасно понимала, что я пленница в этом доме, но не сделала ни одной попытки помочь.

— На здоровье, дочка. Но перед уходом я помогу тебе переселиться в другую комнату. Господин Горан велел. Пойдем, дочка.

— А вещи собрать?

— Какие?

Хороший вопрос.

— Можно с собой шкатулку забрать?

— Бери, дочка, и пойдем.

Я прижала «заначку» к груди, и мы вышли из комнаты. Надо смотреть во все глаза, пригодится. Длинный коридор вывел в холл в бело-фиолетовых тонах, со стеной в виде огромного витража с библейскими мотивами — Иисус с распростертыми объятиями и что-то в том же духе. Вниз улиткой вилась белоснежная лестница. Вытянув шею, мне удалось увидеть входную дверь. Она так близко! Ноги сами несут в ее сторону! Черт! Но — не сейчас.

Мы перешли в другое крыло, как я поняла, и вновь долго шли по коридору. Наконец Нюргюль остановилась у черной двери с кодовым замком, приложила к нему карточку, раздался уже знакомый ненавистный писк.

— Здравствуй, камера номер два. — Пробормотала я, заходя внутрь.

— Господин Горан лично занимался обстановкой. — Укоризненно сказала Нюргюль. — Сам все подбирал, старался.

Она издевается? Мне, по ее мнению, благодарной нужно быть? За что? За продуманный дизайн тюрьмы? Может, у женщины такие эротические фантазии? Кто знает, вдруг она втайне мечтает быть похищенной роковым хорватом, который заточит ее в башне из слоновой кости, избавив от всех насущных проблем? Пусть. А мне вот милее свобода!

Надо осмотреться. Новая комната, конечно, выглядит намного лучше, надо признать. Классический дизайн в золотистых тонах, целую стену занимает книжный шкаф с литературой на любой вкус — от Платона до Шиловой. Книги магнитом притянули к себе. Я пробежалась взглядом по корешкам, читая названия. Многие из них в моем списке для прочтения, надо же.

А как много вокруг зелени — пальма, несколько фикусов в плетеных кадках, еще какие-то растения, даже названий не знаю! Кровать еще больше, чем предыдущая. Горану доложили, в каких количествах пленница поедает сласти на завтрак, обед и ужин, да еще добавки просит, и он решил подстраховаться заранее?

Улыбаясь, я подошла к овальному столику, на котором стояла пузатая белая ваза с крупными васильками. Мои любимые. Правда, мне больше по душе живые растения.

Интересно, книги, цветы и цвета тоже выбирал мой тюремщик? Значит, навел справки. Социальные сети прошерстил. Но это ему не поможет, пусть не надеется.

21
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело