Секретари. Региональные сети в СССР от Сталина до Брежнева - Хлевнюк Олег Витальевич - Страница 4

К числу политических исключений относилось прежде всего лишение членства в партии. В первые два десятилетия советской власти происходили значительные партийные чистки, часто связанные с масштабными арестами. Наиболее значительные исключения наблюдались в 1933–1935 годах, когда партийные билеты потеряли соответственно 10,2, 7,8 и 12,7 % коммунистов, числившихся на начало года[38]. В 1939 году массовые чистки были формально прекращены[39]. Тем не менее исключение отдельных членов партии продолжалось, хотя теперь оно происходило на индивидуальной основе. Конец массовых чисток и резкий рост численности коммунистов – с 2,3 млн в 1939 году до 5,76 млн в 1945 году и 14 млн в 1970‐м – привел к тому, что после 1939 года из партии никогда не исключалось более 3 % ее членов в течение одного календарного года[40].

Динамика исключений из партии, как и массовых репрессий, значительных в 1930‐х годах и сокращавшихся в последующие, может служить индикатором появления условий для формирования региональных сетей. Большие чистки предвоенного периода привели к уничтожению целого поколения партийно-государственных функционеров[41]. Второе поколение сталинских секретарей, получивших свои должности в результате чисток, начинало карьеры в ситуации дефицита доверия и слабости институтов, служащих опорой в карьерном росте[42]. Для того чтобы понять стратегию региональных партийных функционеров, полезно обратиться к работам, посвященным сотрудничеству в других ситуациях слабого доверия. Одно из решений состояло в том, чтобы допускать в свое ближнее окружение лиц, явно скомпрометированных в каком-либо отношении[43]. Это можно было делать при помощи внеочередного продвижения по должности, обеспечивая лояльность таких награжденных не по заслугам работников, или путем манипулирования компроматом, «темными пятнами» в их биографии[44]. Важной основой построения региональных сетей могла служить круговая порука, складывавшаяся в результате совместного нарушения правил и законов для достижения определенных целей[45]. Это предполагало неформальное исключение из сетей тех функционеров, которые не пользовались необходимым доверием, несмотря на то что продолжали занимать должности в аппарате. Соответствующие случаи также будут рассмотрены в книге.

Содержательно наша книга пересекается с корпусом работ, посвященных советской политической истории и охватывающих несколько направлений исследований. Еще в 1958 году появилась известная книга Мерла Фэйнсода, основанная на материалах Смоленского архива[46]. Она показала сложность и определенную автономность социально-политических процессов на уровне региона в довоенные годы. В дальнейшем эти наблюдения были радикализированы. Ряд исследователей в разной мере развивали идеи о независимости и политическом влияния местных секретарей, о роли патрон-клиентских сетей[47]. До крайних пределов эти утверждения были доведены в работах, представлявших массовые операции НКВД СССР 1937–1938 годов как дело рук региональных руководителей, возобладавших над Сталиным, который так и не смог реализовать свое намерение демократизировать страну и покончить со злоупотреблениями чиновников[48].

Ради краткости укажем только на один из тезисов, отличающих нашу книгу от этих публикаций. Исходной точкой указанных построений о слабом диктаторе и сильных секретарях, как правило, являются высказывания Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, осуждающие подбор кадров «с точки зрения личного знакомства, личной преданности, приятельских отношений», что порождало «независимость от местных организаций… и некоторую независимость от ЦК»[49]. В этом упреке усматривают признак неприязни Сталина к региональным политическим сетям и свидетельство силы этих сетей, которая реально беспокоила вождя. Мы же полагаем, что заявления Сталина о непотизме и семейственности были формальными дополнительными обвинениями против старой партийной гвардии, уничтожение которой началось накануне февральско-мартовского пленума и с новой силой продолжилось после него по иным политическим причинам[50].

Наш подход к этой проблеме основывается не только на собственных исследованиях, но также и на значительной историографической традиции. После открытия архивов появилось большое количество работ, демонстрирующих централизованный характер массовых операций НКВД и чисток партийно-государственного аппарата, в том числе в регионах, а также политическое бессилие секретарей, неспособных защитить от уничтожения ни себя, ни свое окружение[51]. Что касается неформальных сетей и связей, то, как показано в литературе, Сталин относился к ним вполне терпимо и осознавал неизбежность их появления. После каждой волны политических чисток, как до, так и после войны, происходило восстановление руководящих сетей на традиционных для советской системы патрон-клиентских принципах[52].

В целом, не прельстившись сенсационными (а поэтому всегда выигрышными) построениями о «слабой диктатуре» и всесильных секретарях-олигархах, историки, следуя источникам, занимались изучением реальных феноменов региональной политики и развития. Условно эту литературу можно разделить на несколько тесно взаимосвязанных и постоянно пересекающихся направлений. Одно из них составляют работы о механизмах взаимодействия центра и регионов, о динамике номенклатурной и региональной политики, о формировании корпуса региональных кадров и ротациях в их рядах[53]. Активно продолжается детализация этих процессов посредством обращения к практикам административно-политической повседневности в отдельных областях и республиках, к деятельности их руководителей и т. д.[54] Изучаются характеристики советской номенклатуры и ее регионального корпуса как социальной группы: состав, образ жизни, материальные привилегии (формальные и присваиваемые), злоупотребления и т. д.[55] На основании материалов прокуратуры и партийного контроля исследуется феномен судебного иммунитета членов партии в целом и руководителей в особенности[56]. Давнюю традицию имеют исследования регионального управления экономикой, взаимодействия периферии с центром по экономическим вопросам, роли секретарей как координаторов междуведомственного взаимодействия на подчиненных им территориях[57].

Чтобы четче обозначить отличие нашей книги от этих важных исследований, рассмотрим один конкретный пример: подходы Джерри Хафа в его пионерской книге «Советские префекты».

При чтении этой книги спустя более чем полвека после ее издания (1969) невозможно не поражаться амбициозности исследования, а также глубине и тонкости проникновения в смыслы текстов, публиковавшихся в центральной и провинциальной советской печати[58]. Хотя формально работа Хафа посвящена роли местных партийных органов в управлении промышленностью, автор в действительности ставит перед собой более широкие задачи, включая объяснение природы политической власти и источников политических изменений в СССР. Хаф полагает, что действия первых секретарей обкомов определялись необходимостью выполнения плана[59]. При этом он раскрывает не только структуру этих стимулов, но и причины изменений в составе самих кадров. Он показывает, как потребность в кадрах, обладавших технической и административной квалификацией и владевших навыками взаимодействия и согласований, вела к росту среднего уровня образования секретарей обкомов.