Вперед в прошлое 5 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 57

Алиса закрыла лицо ладонями и затопала. Отвлеклась, уже хорошо. Я развил тему:

— Чую, теперь будет нас гнобить.

— А что ты там написала? — заинтересовалась Алиса, и Гаечка с готовностью продекламировала эпиграмму.

— Вера Ивановна была такая классная, — вздохнул Минаев. — А это — мегера.

— Миерда, — брякнул я всплывшее из памяти взрослого и объяснил: — С испанского — дерьмо.

— А-ха-ха! — покатился со смеху Минаев.

— Интересно, можно Верочку вернуть или нет? — задумчиво проговорил Илья. — Если весь класс перестанет ходить к Джусихе, что будет?

— И родителей подговорим написать заявление, — кивнула Гаечка. — Ну, чтобы нам вернули Верочку.

— По идее, должны пойти навстречу, — предположил я. — Но пока вряд ли что-то получится, ведь в классе нас не любят.

— Ты сказал — «пока»? — прищурилась Гаечка. — Думаешь, они нас когда-нибудь примут? А если да, будут слушаться?

— Ну смотри. Наши недруги — Барик, Райко, Баранова, три человека. — Я загнул пальцы. — Остальным пофиг. Они будут дружить с теми, с кем выгодно.

— Подпевалы еще. Семеняк, Попова, Памфилов. Лихолетова еще бесится из-за карикатуры, а где Раечка, там и Подберезная.

— Лихолетова перебесится, — сказал Илья и задумался, взгляд его стал томным.

В той реальности мы оба любили Инну Подберезную, но никто в этом не признавался. А потом она укатила с новым русским, и мы страдали, стараясь не показать этого друг другу. Теперь мне фиолетово на Инну — ну да, высокая, стройная, полосы каштановые волной… Красивая, ничего не скажешь. Но пустая ведь! И как ни старайся наполнить эту пустоту собой — не получится.

Рамиль уселся рядом с Алисой, дрожащей рукой налил ей еще колы. Она взяла, качнула ногами, не обращая на него внимания. Ох, Рамиль, угомонись!

— Как сегодня торговля? — спросил я.

Наши оживились. У Димонов — две шестьсот, и половины жвачек уже нет, к следующим выходным нужен новый блок. У Гаечки аж пять тысяч! Ей — половина, остальное — на товар. У Алисы аж глаза загорелись, так ей денег захотелось, и она согласилась выйти завтра вместо Гаечки. Натка еще не вернулась, после работы поехала в театр. Свой доход я озвучивать не стал.

Открыл тетрадь, записал доходы-расходы, внес в заявки три блока жвачек: «ниндзя-черепах», «терминатора», «лав из». Туда же — заколки, колготки. Собрал деньги на закупку, потер виски.

— Так, народ. Вам не кажется, что мы расслабились?..

Не успел я закончить, как в помещение ввалились Борис и Каюк.

— Без нас не начинайте! — крикнул брат. — Правда, я на даче уже размялся.

— Все в сборе? — продолжил я. — Готовы? Строимся!

Больше всех неистовствовала Алиса. Доводила себя до изнеможения. Отжималась до дрожи в руках, пока не падала лицом в мат. Колотила лапу так яростно, что в стороны разлетались капли пота, как показывают по телеку во время поединков. Правильно. Выгоняй негатив! Сбрось его, чтобы он не тянулся следом.

После отработки ударов она просто упала, раскинув руки, и впервые за долгое время улыбнулась.

— Я решила простить маму, — заговорила она. — Мне стыдно, что я такое про нее говорила. Она меня любит, оказывается. Просто ну вот такая она у меня… общительная.

— Вот и славно, — сказал я, зевнув.

На ум пришла мать Каюка. Если мое внушение подействовало, и она бросила пить, то сегодня второй день завязки. Завтра точно к ней придет белочка. Где жили Караевы, я знал. Осталось пойти и проверить, и желательно сделать это засветло. Иначе я спать не смогу, а завтра будет некогда — снова поездка по точкам.

И еще интересно, что расскажет Каналья, согласятся ли афганцы помочь Кабановым?

— Все, мне пора, — я отхлебнул колы, промокнул рот салфеткой.

Хотелось поскорее оседлать мопед и поехать смотреть, как там алкоголичка, и чтобы Борис не прицепился — не получится ему объяснить, почему мне так интересна судьба опустившейся женщины. Но меня перехватил Илья. Вдвоем мы вытащили мопед, и друг сказал, отводя взгляд:

— Я… мне… Ты же знаешь будущее, да? — последнее он прошептал и обернулся на дверь подъезда — никто ли не слышал?

Я знал Илью с ясельного возраста, сейчас он вел себя странно, типа «нам надо серьезно поговорить на очень неудобную тему», потому плечи невольно напряглись. Друг сделал вдох, как перед глубоким нырком, но выдохнул.

— Мне… надо кое о чем тебя спросить.

— Не томи, давай, спрашивай!

— Ты же знаешь, что будет с каждым из нас… — все ходил Илья вокруг да около.

— Теперь — нет, — честно ответил я. — Будущее меняется, когда меняемся мы.

Мой ответ вогнал Илью в ступор. Он хотел узнать будущее. Чье?

— Значит, это все может не случиться? Все плохое с нами?

— С тобой ничего плохого и не было, — успокоил его я. — То есть не будет. Красавица и умница жена, дочь…

— Как ее звали? — спросил он с надеждой.

— Жену? Света, — ответил я.

Илья потух, поджал губы, и на лице проступило знакомое упрямство. Хотелось сказать, что мы всем классом тоже любили Инну, но что-то мешало. Тема была… запретной, сакральной, что ли. Тем, о чем нельзя говорить, как о фее на подоконнике. Как о монстре под кроватью.

— А что будет с… Желтковой?

— Выведет вшей, станет краситься и мыться, выйдет замуж, родит сына. Бросит мужа и укатит в Турцию.

— Ого! — сверкнул глазами он и начал подбираться к информации об Инне. — А Лихолетова?

— Станет хозяйкой цветочного магазина. Родит сына.

— А… Баранова?

— Выйдет замуж, родит троих детей. Не станет великим начальником, как мечтает. Ну ты же знаешь, что теперь это все может не случиться. Каюк должен был умереть, а Вичка — жить. Возможно, Ян должен был погибнуть. Наташка… это вообще ужас. В общем, Наташка должна была сторчаться. Алиса — сгинуть бесследно. В том будущем я никогда не познакомился с дедом и не наладил отношения с бабушкой. У меня никогда не было мопеда. Понимаешь? Все изменилось, я не знаю, что будет дальше. Никто не знает.

— Ты говорил, будет война, и мы все умрем…

— Не факт. Дата войны отодвигается…

— Откуда ты знаешь? — спросил Илья с надеждой.

— Просто знаю, — пожал плечами я. — Карась, прикинь, женится на женщине постарше и откроет кузнечный цех.

— Да ну! Я думал — сопьется.

— Вот так.

Чувствовалось, что поначалу он хотел спросить про Инну, а теперь понял, что не она его судьба, и потух. Но все-таки не удержался:

— А… Подберезная?

— Тебе правду, или промолчать?

— Неужели на дорогу пойдет⁈ — возмущенно воскликнул он.

— Просто в содержанки, — честно ответил я. — И уедет, бросит одиннадцатый класс. Но сперва немного повстречается с Ростовчуком, бросит его, выяснив, что отец его не особо балует.

Видя, как он расстроился, я напомнил:

— Это там. Здесь Ростовчука посадят, и все может быть по-другому. Карты тебе в руки! Не дай ей совершить глупость.

Илья сперва позеленел, а потом сменил цвет на красный. Расправил плечи, вскинул подбородок, как рыцарь, готовый биться с драконом.

— Инна многим в нашем классе нравится, — еще стимулировал его я, — так что дерзай. Мало того, если бы все развивалось по прежнему сценарию, она и мне нравилась бы.

— А так?

— А так я изменился, и уже нет. Ясно, что она красивая, но… Но красивая. Все, я побежал.

— Спаси… — Рев мотора заглушил окончание фразы.

Мне предстояло нанести визит матери Каюка, ведь я за нее в ответе, если внушение сработало.

Сгущались сумерки, но до темноты было далеко. Я проехал наш дом, заметил свет в нашем окне. Каюк жил ближе к конечной, под горой. Их дом выделялся среди ухоженных, но бедненьких соседских. У реки дворцов еще не понастроили — люди пока понимали, что селиться возле горных рек опасно.

Забор покосился и местами лег. Дом перечеркнула трещина, словно его пытались переломить надвое, еще немного — и он развалится. Выбитое окно забили фанерой, в огороде вырос бурьян по пояс. Я остановился, силясь заглянуть в целое окно. Свет не горел — то ли никого не было дома, то ли отрубили свет за неуплату. И что делать? Позвать хозяев, убедиться, что все в порядке? Минута позора — и совесть спокойна.