Пурпурная сеть - Мола Кармен - Страница 38

— Добро пожаловать, — сказал он на литературном испанском, с легким эстремадурским или андалусийским акцентом. — Свои ставки вы уже сделали. Некоторые из присутствующих бывали здесь не раз, другие — новички. Надеюсь, мы оправдаем ваши ожидания и скоро увидим вас здесь снова. Как обычно, приносим извинения за неудобства во время путешествия: сами знаете, все это делается ради вашей безопасности. Начинаем бой двух самых беспощадных рестлеров «Пурпурной Сети». В зеленых шортах — Хонай из Санта-Круса, Тенерифе. В красных шортах — Каин из Мадрида. Бой, как всегда, закончится смертью одного из противников.

До Элены дошло не сразу. Каин, убийца библейского Авеля. Неужели Лукас выбрал такой псевдоним сознательно, с мыслью об отце? Знать это наверняка она не могла, но с содроганием почувствовала, что не ошибается. Похоже, после стольких лет разлуки она наконец увидит сына.

Ческа и Сарате оставили мотоцикл там, где утром стояла машина Элены. Еще не стемнело, но представить, как неприятно здесь поздним вечером, когда лужи не видны и обогнуть их невозможно, было легко. Уличное освещение отсутствовало, а редкие костры обозначали места, где можно было купить наркотики.

— Я думала, нас сюда не пропустят, — сказала Ческа, снимая шлем.

— Если бы сюда не пропускали, то кому бы продавали наркоту? Нас скорее отсюда не выпустят.

— Не скажу, что ты меня успокоил.

В такие трущобы они еще не забирались. Передвигаться по лабиринту закоулков было нелегко.

— Далеко еще?

Они знали, кого искать, — Пину, женщину, имя которой назвал Ярум, но не знали где. Спрашивать о ней на улицах было явно небезопасно.

— Пока просто пройдемся, осмотримся.

Мимо все время проезжали машины, некоторые останавливались и высаживали пассажиров. Это были нарковозы — автомобили, доставлявшие наркоманов из Мадрида, вроде того, что утром столкнулся с грузовиком. Примерно через полчаса водители возвращались за пассажирами и подбирали их в условленном месте. А те, купив дозу или две героина, выкуривали их на месте или оставляли одну про запас и отправлялись в город. Остаток дня они посвящали поиску денег, чтобы вскоре приехать сюда снова. Были здесь и хорошие автомобили с пассажирами, похожими на офисных сотрудников, из тех, кто, сидя на дозе, еще мог вести нормальную жизнь. Некоторым это удавалось долгие годы.

Другие, окончательно опустившиеся, селились в лачугах и брезентовых палатках. За ежедневную дозу они работали на дилеров: доставляли и сбывали товар, заманивали клиентов и обкрадывали товарищей по несчастью, пока те, находясь под кайфом, не могли себя защитить, поддерживали костры. В основном это были мужчины, но попадались и женщины. Ческа смотрела по сторонам: тут могла оказаться и Пина.

— Вам купить? — заметив ее пристальный взгляд, спросила женщина у костра.

— Попозже, мы пока погуляем, поглядим, что да как.

— Сюда приезжают покупать, глядеть езжайте в свой сраный район, где есть витрины, — огрызнулась наркоманка.

Сарате и Ческа двинулись дальше — иногда на них косились, но пропускали, не приставая.

— Я сейчас подумал, что Пина — это, наверное, та, в желтых штанах. Она вышла из одного из домишек, и я спросил, не видела ли она хозяйку оставленной машины, — вспомнил Сарате. — В ответ она послала меня в задницу.

— Мне кажется, у местных это принято: чуть что посылать в задницу, — кивнула Ческа. — Подойдем к этим домам?

Когда они приблизились к лачугам, один из сидевших у костра мужчин встал им навстречу.

— Опять ты здесь?

Это был Константин, румынский эмигрант, который перегонял мотоцикл Сарате на стоянку Гавии.

— Ты говорил, что я могу тебя найти, если ты мне понадобишься.

— Я тогда не знал, что тобой интересуются очень опасные люди.

— Мной?

— Человеком, который увез колымагу. Они хотели знать, кто ты такой.

— Ты сказал им, где мы оставили машину?

— Я никогда не говорю ничего лишнего.

— Я ищу женщину по имени Пина.

Константин присвистнул.

— Эта Пина — гнусная баба. Лучше бы тебе ее не находить.

— Иной раз выбирать не приходится.

— А что мне с этого будет?

— А что ты хочешь?

— Дай подумать. Погодите, попозже все порешаем.

Румын вернулся к костру. Ческа и Сарате не знали, то ли отойти на несколько шагов, то ли попытаться скрыться, то ли оставаться на месте. К ним подошел другой мужчина.

— Вон там, сзади, метрах в двухстах, стоит халабуда с вывеской «Закусочная». Там и подождите, Константин сам к вам придет.

В домике с надписью «Закусочная», намалеванной черной краской, было оконце, через которое обслуживали посетителей. Снаружи стояли пластиковые столы и стулья, украденные из уличных кафе Мадрида, с рекламой кока-колы, пива «Махоу» и «Сан-Мигель», апероля. Несколько нариков жевали бутерброды, но особого наплыва посетителей не наблюдалось.

— Ты доверяешь этому румыну? — с тревогой спросила Ческа.

— В таком месте я бы и родной матери не доверял. Пойду возьму пива.

Сарате вернулся с двумя кружками холодного «Махоу». К ним подошел какой-то сомнительный тип.

— Если нужен хороший кокс, я знаю, где достать.

— Мы уже решили, у кого будем брать. Спасибо.

— Там наверняка не такой хороший, как у меня.

— Не сомневаюсь. Но в другой раз.

Человек отошел. Ческа украдкой посмотрела ему вслед.

— Не понимаю, как власти это терпят. Приехать бы сюда с бульдозером и сровнять все с землей.

— Этим уже занимаются.

— Я имею в виду все, не только отдельные дома.

— И чего мы добьемся? Что наркотики будут продавать не здесь, а на Гран-Виа? Это как гнойник, его не всегда нужно вскрывать; иногда защитные силы организма справляются сами.

— Та еще медицина, — усмехнулась Ческа и отхлебнула пива.

В течение получаса оба молча наблюдали за посетителями закусочной. Большинство жевало бутерброды, но некоторые усаживались за стол с тарелкой чего-то довольно аппетитного на вид, вроде картофеля по-риохски. Наконец к ним подошел мальчишка лет десяти-одиннадцати.

— Константин велел вам возвращаться.

Румын ждал их в нескольких метрах от закусочной.

— Пину вы здесь уже не найдете. Поищите ее в притоне на улице Паломерас, в Пуэнте-де-Вальекас.

— Там много притонов.

— В том, который принадлежит нигерийцам; хозяина зовут Адиса. Пина не употребляет, но у нее дела с этим Адисой.

— Ты не сказал, сколько я тебе должен.

— Должок за тобой пусть останется, когда-нибудь я его взыщу.

Константин ушел, а они продолжили поиски Пины.

— В Пуэнте-де-Вальекас распределили одного моего сокурсника, — вспомнила Ческа.

— Позвони ему, он может нам пригодиться.

Элене казалось, что ей снится кошмарный сон. Прожектор освещал восьмигранную клетку. Как только она поняла, что увидит сына, инспектор перестала воспринимать разглагольствования Димаса. Его голос превратился в невнятный гул. На арену вышел жилистый парень в зеленых шортах; по словам провожатого, на него она и сделала ставку. Элена старательно разглядывала обстановку: это место напоминало помещение, в которых фермеры испытывают быков на пригодность к корриде. Но тут на арену вышел он, и все остальное исчезло.

Лукас, ее сын.

На нем были красные шорты, он дефилировал по периметру сцены, подняв руки над головой, как победитель. Наверное, зрители ему аплодировали. Элена этого не знала, не слышала. Она пыталась разглядеть в нем черты маленького мальчика, которого потеряла на Пласа-Майор. Где ее сын? Ей так хотелось верить, что он здесь, под кожей этого мускулистого парня, невысокого, но крепко сбитого. Он смеялся и корчил рожи зрителям, скрывавшимся в темноте. Он чувствовал себя героем. На его теле и лице виднелись шрамы, но их было не так много. На левом ухе не хватало мочки. Он остановился напротив ее ложи. Он и до этого несколько раз останавливался, но сейчас у Элены захолонуло сердце: неужели он ее увидел? Неужели узнал? Существует ли невидимая нить, соединяющая сына и мать? Может ли он знать о ее присутствии? Не переставая улыбаться, Лукас пристально всматривался в ее ложу. На долю секунды она увидела, как его лицо озарили живость и азарт, в точности как много лет назад, когда он раскладывал марки, купленные на площади отцом, или когда пил в кондитерской шоколад, или когда просыпался после дневного сна и видел, что на краю его кровати сидит она, его мама, и смотрит на него любящим взглядом. У человека на арене были те же глаза, но в то же время совсем другие. Словно мертвые.