Пурпурная сеть - Мола Кармен - Страница 29

— Идиот! — всполошилась Элена. — А если у них установлен в туалете микрофон?

Мысль была здравая, но донести ее до Сарате инспектор не могла. Оставалось только надеяться, что он не повторит оплошности и что подручные Кортабарриа не установили прослушку по всему дому.

Когда Сарате вернулся в зал под надзором охранника, к нему снова подошел хозяин.

— Говорят, вы в выигрыше.

— Пустяки, семь тысяч евро.

— Кто-то за месяц столько не зарабатывает, — засмеялся баск.

— Вы правы… А сами вы не играете?

— Не сейчас, мне нужно следить за происходящим. Не хотите выпить? Хулио, наш бармен, делает лучший в Испании джин-тоник, не хуже, чем в баре «Диккенс» в Доностии[14].

— Не откажусь.

Оба направились к барной стойке — настал ключевой момент: именно сейчас Сарате предстояло завоевать доверие хозяина и вытянуть из него максимум информации.

— Хулио, приготовь дону Анхелю джин-тоник. А мне сделай полпорции, я не хочу пьянеть. Если вы хотите сразу продолжить игру, напиток вам принесут за стол, — предложил Кортабарриа гостю.

— Нет, я предпочитаю отдохнуть. — Сарате не хотел упускать шанс. — Мне нравится испанская мода на джин-тоник.

— В качестве аперитива он подходит лучше всего. Ну, расскажите, чем вы занимаетесь?

— У меня турагентство.

— Похоже, дела у вас идут неплохо… А я, по правде говоря, думал, что теперь все покупают авиабилеты через интернет.

— Я занимаюсь экскурсиями для пожилых — золотое дно, дружище!

— Приятно слышать, что хоть у кого-то дела идут хорошо.

— Вам тоже грех жаловаться. Нас тут человек двенадцать, и тридцать тысяч евро с каждого, если не ошибаюсь, дают в сумме триста шестьдесят тысяч. И это за одну ночь! Боюсь, что даже на экскурсиях для старичков столько не заработаешь.

— У меня много расходов: официанты, охрана, крупье, шампанское лучших сортов…

— Ой, только не надо плакаться! К тому же у вас наверняка есть другие источники дохода. Карты вещь хорошая, но далеко не единственная в мире азартных игр.

Андони Аристеги пристально посмотрел на Сарате, и тот испугался, что слишком рано обнаружил свой интерес. Но Аристеги тотчас улыбнулся снова.

— Единственное, на что я не играю, — это матчи «Реал Сосьедад», они для меня святое. Все остальное идет в ход. Поиграйте еще немного, ведь для этого мы здесь и собрались. У нас еще будет время потолковать.

— Хорошо, Сарате, пока все хорошо, — прошептала Элена. — Думаю, сегодня ночью мы узнаем даже больше, чем рассчитывали.

Игра продолжалась еще несколько часов, прерываясь беседами с Кортабарриа. У всех в фургоне появилось ощущение, что Сарате нравится хозяину: тот держался все непринужденнее, они перешли на «ты» и успели обсудить свои несостоявшиеся карьеры футболистов, бизнес, спортивные пари…

— Но если тебе так нравится играть, почему я никогда не видел тебя ни на одной игре в Мадриде?

Элена встрепенулась: сейчас они узнают, сработает ли выдуманная Сарате отговорка.

— Из-за жены, я дал ей слово, что никогда не буду играть.

— А что теперь?

— Эта стерва снюхалась с тренером по спиннингу, представляешь? Я от нее ушел и скоро с ней разведусь. Она совершила большую ошибку: я позаботился о том, чтобы ей не досталось ни гроша. Теперь все клятвы можно забыть. Буду играть, сколько захочу! Для этого я и зарабатываю деньги, набивая автобусы старичьем. К тому же и карта идет неплохо: знаешь, сколько я сегодня срубил?

— Примерно двадцать пять тысяч, мне известно, сколько выиграл и проиграл каждый в этом зале.

— Я-то думал, что спущу тысяч сто пятьдесят, еще сто пятьдесят на следующей неделе и так пока не устану, а в результате, похоже, заберу больше, чем внес…

— Это прекрасно, что ты так четко все спланировал. Помню, ты говорил, что любишь играть во все, не только в карты?

— Во все, даже в «Угадайку». Ну ладно, я пошел к столу, а то до закрытия остался всего час.

Все были довольны: Сарате закинул удочку. Баск захотел прибрать к рукам деньги, которые новичок готов был проигрывать каждую неделю, и вскоре предложит ему новые развлечения. Однако время приближалось к четырем утра, в фургонах было душно, все устали.

В общей сложности Элена и ее сотрудники просидели в машинах девять часов — на два часа больше, чем Сарате провел в игорном доме. Наконец крупье стали один за другим объявлять, что столы закрываются. Тут-то Кортабарриа и обратился к своему новому знакомому.

— Если ты не против, задержись на секунду, потолкуем, — послышалось в динамиках фургонов. — Мы наверняка найдем что-нибудь, что развлечет тебя больше, чем покер.

Все снова насторожились.

— Неужели решил пригласить его на какое-нибудь мероприятие «Пурпурной Сети»? — предположила Ческа.

— Или расколол его, — отозвалась Элена. — Что-то мне неспокойно.

Мимо фургона уже шли игроки и прислуга. Полицейские фотографировали автомобильные номера, чтобы впоследствии идентифицировать владельцев машин. Вдруг раздался голос Сарате:

— Ушли абсолютно все. Не думаю, что мне стоит оставаться с этим типом наедине.

Элене очень хотелось сказать ему: «Уходи!» — но такой возможности у нее не было. Пришлось положиться на здравомыслие Сарате.

— Спецназу на всякий случай приготовиться, — велела она.

Сарате забеспокоился, увидев, как охранники выходят из дома с полными чемоданами фишек и денег. В течение ночи многие из тех, кто проиграл всю переведенную на счет сумму, доставали наличные и меняли их на фишки. Сарате слышал, что некоторые игроки обращались к хозяину за кредитом, и его поразили чудовищные, ростовщические проценты. Он с безмерной жалостью подумал об Ордуньо, страдавшем игроманией.

Сам он в конце ночи обменял фишки на сто шестьдесят тысяч евро, отбив тридцать тысяч организационного сбора да еще заполучив десять тысяч сверху. Сто пятьдесят тысяч должны были вернуться на тот же счет, с которого были перечислены, и на руки он получил только долговую расписку, в которой говорилось, что деньги поступят на счет завтра.

— Не сомневайся. Уверяю тебя, здесь все строится на доверии, — заявил Кортабарриа. — Правда, в суд с такой бумагой не обратишься, но деньги точно получишь. Стоит потерять доверие игроков, и все полетит к черту.

Оставшиеся десять тысяч ему выдали на руки купюрами по пятьдесят евро, перехваченными обычной резинкой.

— Можешь пересчитать.

— Это ни к чему, — ответил Сарате, убирая пачку во внутренний карман пиджака.

К ним подошел кто-то из обслуги, скорее всего начальник охраны.

— Желаете, чтобы кто-то остался?

— Нет, Хосе Луис. Можете идти. Анхель Сарате мой приятель.

Они взяли себе еще по джину-тонику, съели несколько бутербродов и сели на диван.

— Как прошла ночь?

— Прекрасно, я заработал почти столько же, сколько ты заколачиваешь, отвозя старичков посмотреть на Бургосский собор.

— Не верю, — засмеялся Сарате. — Громкие слова.

— Нужно это отметить.

Андони подошел к барной стойке и достал из-под нее небольшой поднос с аккуратными дорожками кокаина.

— Ты любитель?

— Один из немногих пороков, которыми я не страдаю.

— Обещание жене? — засмеялся баск.

— Нет, память о спортивной карьере.

Они продолжали разговор, пока Андони втягивал в себя одну дорожку за другой. Из личного дела Сарате знал, что у Кортабарриа больное сердце, из-за чего ему пришлось оставить футбол, что он, скорее всего, перенес несколько операций. Он заплыл жиром, с трудом дышал — и тем не менее продолжал объедаться, выпивать и нюхать кокаин. Видимо, до сих пор его спасала врожденная выносливость.

— Ты сказал, что можешь пригласить меня на другие игры. Там что, ставки крупнее?

— Нет, я имел в виду не карты.

— А что?

— Разное: бега, запрещенные бои…

— Это интересно. Что еще?