Индигирка (СИ) - "Anthony Saimski" - Страница 20

Вояка-здоровяк сидел на своем месте, изредка швыркая носом. Похоже последствия знакомства с горчицей начали оставлять его в покое. Олег задумчиво на него посмотрел, пытаясь найти объяснение столь странному факту, как татуировка "Нового яблока" на его плече. Словно почувствовав его взгляд, парень повернул на него голову.

- Еще раз посоветуешь что-нибудь попробовать - голову тебе отверну, - мрачно произнес он.

- Хорошо, - спокойно кивнул Соколов и нажал на курок своего калаша, спустив взведенную пружину.

- Все на борту? - подал голос Владимир, заглядывая в отсек.

- Все, - отмахнулся от него Глеб.

- Все, - ответил Олег, опустив предохранитель и примкнув на место магазин.

Ухо, быстро оглядев всех четверых, согласно кивнул, и бронетранспортер тронулся с места.

Олег с Глебом дотащили последний ящик до бронетранспортера и рывком закинули его внутрь. Там ящик спокойно подхватил вояка и поставил поверх нескольких десятков ему подобных.

- Последний... - устало выдохнул Глеб и сел на порожек открытого десантного отсека.

Соколов согласно кивнул и снял шапочку, потирая вспотевшую под ней голову. Порыв холодного ветра тут же набросился на него, заставив быстро потрепать волосы грязной рукой и снова надеть шапку.

Военный посмотрел на двух замотавшихся парней и, хмыкнув, стал закреплять ряды ящиков транспортными ремнями. В отличие от них, он нисколько не устал. Его "Вепрь" так же выполнял функцию экзоскелета, значительно облегчая задачу по переноске тяжестей. При желании он мог один перетаскать все эти ящики с протеиновой смесью, гречневой крупой и свиной тушенкой.

Но не стал, сказав, что их с Мариной задача, обеспечивать безопасность и приглядывать за ними, а они, в свою очередь, пусть творят что хотят.

Олег снял из-за спины автомат и прислонил его к открытой створке заднего люка. Потом расстегнул разгрузочный жилет, скинул свой маленький рюкзачок и, положив их рядом на землю, стал поправлять сбившуюся от частых движений и наклонов за ящиками, одежду.

Он очень не любил это чувство, когда надо было заниматься активной работой, будучи тепло одетым. Тело быстро нагревалось, потело, а когда работа прекращалась, начинало остывать. Осенний ветер тут же забирался в рукава, за ворот свитера, имерзко холодил вспотевшую спину.

Закончив поправлять одежду, Соколов еще раз осмотрел опустевшую восьмерку. Несмотря на то, что ее закрыли относительно недавно, облетающая листва уже успела покрыть ровным слоем все прокатанные дороги и сбиться в большие кучи около стен бараков.

Застройка территории была по такому же модульному принципу, как и у них, за небольшими исключениями. В силу того, что у восьмерки не было горного массива, служащего ему одной стеной периметра, и расположена она была в низине, со всех сторон ее окружал поднимающийся желто-коричневый лес, создавая мрачную давящую обстановку.

Олег невольно поморщился и посмотрел на небо. Сплошная пелена серых облаков становилась все темней, окрашиваясь почти в свинцовый цвет, что предвещало либо мерзкий осенний дождь, либо еще хуже - первый снег.

- Темнеть скоро начнет, - проследив его взгляд, тяжело выдохнул Глеб.

- Да, - согласно кивнул Соколов. - Где-то полчаса еще есть у нас.

- Погоди еще три минуты, - ответил Самойлов. - Передохнем и до модуля связи прогуляемся.

- С этого начинать надо было, - вставил свое замечание здоровяк, продолжающий застегивать ремни. - А то бросились на продовольственный склад... Самые голодные что ли?

Самойлов повернулся, явно намереваясь что-нибудь ответить, но потом устало махнул рукой и вернулся в исходное положение, продолжив смотреть на ворох осенних листьев у себя под ногами.

Соколов поднял с земли разгрузку, но не спешил ее надевать. Порыв холодного ветра ударил его в разгоряченное лицо, остужая кожу и мысли.

Олег понимал, что у него какое-то нездоровое состояние. Непрерывные разговоры с самим собой, которые он иногда уже не мог контролировать, куча беспорядочных мыслей, бросающихся из крайности в крайность, и вынужденная установка держать все в себе... Никому не доверять... Ни с кем не делиться... Все это плохо сказывалось на его способности трезво мыслить.

Просто несколько раз до его слуха долетали тихие разговоры некоторых "предприимчивых" товарищей о том, что по возвращении домой, можно будет ограбить особо разговорчивых... То есть тех людей, которые по своей человеческой необходимости общаться с кем-то, выложили уже все планы и всю информацию о себе: где живут или будут жить, в какой банк переведут средства, если вообще переведут. Что купят, сколько будут хранить наличными и, самое главное, где...

Причем, ладно бы, просто ограбить, но, судя по выражению лиц отдельных сотрудников имеющих судимости, они готовы были не только грабить, но и пытать, если выбранная ими жертва не захочет по-хорошему отдать свои честно заработанные деньги. И Соколов нисколько не сомневался в том, что они это сделают.

К его счастью, он понял это почти сразу по прибытии на Индигирку. Поэтому все хранил в себе. Никто не видел его фото Олеси, никто не знал, чем он увлекается, о чем он думает, и чего ему хочется. А самое главное, никто не знал, что привело его сюда.

Конечно, было понятно, что привела его нереальная сумма обещанная контрактом. Но деньги для каждого человека здесь вряд ли являлись самоцелью. Скорее всего, это был способ исполнения своих желаний.

Именно по этой причине Олег не заводил себе друзей и не заходил в общении ни с кем дальше рабочих моментов и каких-то общих понятий. Как только кто-то пытался узнать откуда он родом, где живет и прочее, Соколов быстро менял тему, или просто уходил. Со временем на него перестали обращать внимание, и он остался сам по себе. С одной стороны, это было к лучшему, но с другой - это вылилось в непрерывный диалог мыслей внутри самого себя.

И самое страшное было то, что уже даже физическая работа не отвлекала от этого мысленного гудения, которое вошло в привычку. Пока они с Глебом вытаскивали ящики из здания продовольственного склада, к которому подогнали БТР, в его голове шла непрекращающаяся борьба догадок о том, почему с этими военными что-то не так. Выработанная привычка обращать внимание на мелкие нестыковки в окружающей действительности не давала ему покоя. В конце концов, он так устал от внутреннего разговора с самим с собой, что был вынужден признать, что становится параноиком.

Потом его мысли так же резко переключились на то, насколько на самом деле четок и значим его план? Его цель? Когда он принял решение полететь на добычу Вилония, он знал, что это очень большой риск. Но это риск, который позволит ему вернуть расположение Олеси к себе, когда он вернется очень богатым человеком. Причем в его мозгу даже не возникала мысль о том, что это может не сработать. Он уже даже толком и не помнил тот момент или все те причины, которые помогли в его голове укорениться мысли, что единственной причиной, по которой девушка его бросила, была беднота.

Конечно, он не жил под мостом и не ел объедки. Были сотни людей с уровнем жизни в тысячи раз хуже. Но просто любви, заботы и фанатичной преданности с его стороны такой девушке как Олеся было явно не достаточно... Во всяком случае, он сам себя в этом убедил, и теперь нисколько в этом не сомневался.

Но чем дольше он находился на Индигирке, среди людей, которые добывают этот энергоемкий элемент, которые живут по своим законам маленького общества, изолированного от мира в диком и враждебном лесу, которому не видно конца и края, куда не смотри. Чем дольше он видел, как стирается грань между тем, что считалось "нравственным" или "безнравственным", что можно было делать, а что нельзя, тем больше он задумывался над тем, имеет ли вообще смысл его цель? Действительно ли она так важна на фоне происходящих каждый день событий и смертей... И риска самому погибнуть по сути дела ни за что...